Знак зодиака
Шрифт:
Он потерянно стоял в прекрасном опустевшем саду. Золотистые листья, кружась, медленно падали на землю. Солнце зашло за храм, в последний раз блеснув рыжим ореолом вокруг купола, и мир погрузился в зыбкие белесые сумерки.
Лэунд сложил плащ Келео, который остался на земле, когда она исчезла, положил его под яблоню и, немного подумав, сорвал голубой мак и опустил сверху. Он хотел сделать что-нибудь еще, но не знал, что именно.
В этот миг темнеющее небо осветила яркая белая вспышка – Сэвезмунт, конечно, это Сэвезмунт! Они условились, что он подаст сигнал, когда вернется. Лэунд выругался: до чего же вовремя! Мысли юноши, как ни странно, оставались невероятно четкими и ясными – болевой шок, так он это для себя определил. Плохо будет потом, когда он осознает.
Это даже хорошо, что сейчас у него нет на это времени.
А пока… Лэунд в последний раз оглядел сад. Ленты живой реки незаметно щекотали кожу, ветер трепал его волосы, цветы в тусклом вечернем свете казались удивительной сиреневой иллюзией. Это был какой-то странный, застывший мир, очень близкий к миру Иному.
Лэунд запомнил все до последней детали: это было очень важно. Вспышка осветила небо еще раз – забава и фарс. Юноша взглянул наверх, посмотрел, как она угасает, развернулся спиной к храму и исчез из сада, скрывшись в колючем кустарнике. Сухие листья путались в его волосах.
Песнь памяти: часть первая
Есть песни, которые поют в любое время, тогда, когда просто хочется петь или тогда, когда нужно заставить кого-то улыбнуться. Есть песни, которые поют, потому что не могут изгнать их из своей головы. Есть песни, которые поют от скуки или от радости. Есть песни, которые уходят в небытие, потому что их забывают. Исчезают песни пастухов, когда перестают пасти скот, исчезают песни пахарей, когда перестают пахать, исчезают песни богам, когда боги уходят, позабытые. Есть такие песни, в которых заключены души народов и такие, в которых заключены души людей. Песни, в которых звучат души миров, наверное, тоже есть, но эта музыка слишком всеобъемлющая, чтобы так просто ее услышать; рождаясь и умирая в одном мире, люди привыкают к ней, звенящей непрерывно, и им требуется время, чтобы разобрать ее.
Но, помимо всего прочего, в любом мире есть такие песни, от которых волосы встают дыбом. Не потому, что они так плохи или так хороши, а потому, что они значат что-то такое, от чего трепещет и бьется душа. Их звук, их слова, хотя бы однажды породив этот трепет, вечно будут возвращаться призраками воспоминаний, холодными, как нервная дрожь.
Нервная дрожь пробежала по коже Нэинри. Подступали холодные сумерки, когда путники взошли на высокий, поросший цепким кустарником холм, чтобы увидеть внизу долину с небольшим озерцом и горсткой деревянных домов по его берегам. С низины ветер нес слабый запах дыма. К деревне меж таких же холмов вела залитая дождями дорога, по какой невозможно проехать, а по ее обочинам беспорядочно паслись бурые, измазавшиеся в глине коровы. Поблизости виднелись еще два безликих, убранных уже поля.
– Теперь недалеко, – ободряюще сказал Физерд. – Похоже, деревня и впрямь земляная, мы совсем не так дома строим.
Нэи пожала плечами. Осколок Тьмы смотрел на юношу флегматично. Аскель, которому совсем не хотелось углубляться в особенности местной архитектуры, нервно топтался на месте, хрустя сухими ветками и цепляя репьи. Физерд, осознавший, что его предисловия никого не заинтересовали, двинулся вперед, продираясь через кустарник, и остальные последовали за ним. По мере продвижения Нэи чувствовала, как на ее руках остаются жгучие красноватые полосы царапин. Они все торопились покинуть лес, с его хохотом странных существ и безликими призраками, прячущимися среди деревьев. С его легкими Тенями, которые всегда ждут неподалеку, от которых не спасает ни защитный круг, ни свет костра – что как не свет рождает тени?
Наконец путники, еще более исцарапанные и взъерошенные, чем прежде, спустились в низину и побрели к озеру, с трудом выдергивая ноги из мокрой красноватой глины. Коровы безразлично поглядывали на них, фыркая и пощипывая редкую жухлую травку, с холмов на озеро спускался прозрачный осенний туман, незримо сближавший Истинный и Иной миры.
Чем ближе они были к деревне, тем заметнее нервничал Физерд, то и дело дергавший лямку от сумки на своем плече, Нэи и Аскелю же близость желанной цели и – возможно – теплого безопасного ночлега наоборот придала сил. Однако у самых ворот в деревню их поджидала неожиданность. На самом деле ворот как таковых не было, только две горстки жердей, расположенных на некотором расстоянии друг от друга, и между ними – свободное пространство, где они должны были находиться. И на этой площадке с воображаемыми воротами лежали три огромных серых камня. Вернее, в сумерках сперва казалось, что это только валуны, но вблизи они оказались гигантскими серыми птицами, устроившимися в ямках на дороге. Они преспокойно пощипывали травку, попутно выковыривая что-то в глине, время от времени кося на путников недобрыми янтарными глазами.
– О, Акрана, – вырвалось у Нэи.
– Вот так куры! – покачал головой Аскель, испуганно отступая назад. – Чем это они их кормят?
– Я знал, что земляные города сторожат чудовища, – севшим голосом проговорил Физерд. – Что это вообще такое?
– Мне кажется, я где-то таких видел, – сообщил Осколок Тьмы. – Но может, и нет.
– И как нам с ними себя вести? – спросила его Нэи.
– Не знаю, – пожал плечами обращенный. – Я сказал, может, нет…
– Говорят, эти чудовища пожирают людей воздушных и огненных знаков зодиака, – дрожащим голосом проговорил Физерд. – Проглатывают целиком, так что никто потом не знает, куда делся съеденный…
В этот миг их накрыла черная тень еще одной птицы. В полете она казалась совсем огромной, больше тех, что лежали на земле. Издав хриплый свист, существо опустилось на землю перед чужаками, однако нападать оно не спешило.
– Пока не похоже, чтоб они кого-то хотели проглотить целиком, – заметил Аскель. – Да и по частям тоже…
В этот миг птица подалась вперед и, разрывая землю огромными лапами, двинулась прямо на Физерда. Нэи отшатнулась в сторону, утягивая за собой брата, Осколок Тьмы нервно дернулся, но замер на месте, не торопясь спасаться бегством. Птица, продолжая преследовать в панике рванувшего в сторону Физерда, ухватила клювом его дорожную сумку и удовлетворенно потянула на себя.
– Эй! – крикнул юноша, цепляясь за лямку – с сумкой ему расставаться не хотелось. – А ну, отдай!
Наконец, птица одержала верх и удовлетворенно принялась толкать клювом добычу, переворачивая ее с боку на бок. Другие птицы поднялись со своих мест и приблизились к первой, заинтересованные расправой над сумкой. Сам Физерд, как представитель воздушной части зодиакального круга, их не очень волновал.
– Может, у тебя там еда? – спросила Нэи, подходя ближе.
– Точно, у тебя оставалось копченое мясо, – сказал Аскель, выворачиваясь из-под руки сестры, обхватывавшей его плечи.
– Еда, – проговорил Физерд, скорбно взирая на птичью возню.
– Ну, зато дорога освободилась, – спокойно пожал плечами Осколок Тьмы. – Мы можем пройти.
– Слушай, я, конечно, понимаю, что тебе без разницы, но я должен ее вернуть, – раздраженно отозвался юноша.
Некоторое время Физерд ходил вокруг птиц кругами, еще некоторое время он пытался протиснуться между пушистыми серыми боками и достать сумку, а потом он нарезал петли, разбрызгивая вокруг себя комья глины и мутную воду, в попытках убежать от двух самых бойких недругов. Аскель хохотал над ним от души, поглаживая бок другой, более спокойной птицы, которая ничуть его не боялась. Нэи поняла, что они совсем ручные. Наконец, юноша выпотрошил всю еду из изрядно потрепанной сумки и, оставив сбежавшихся птиц трапезничать, отошел подальше.