Знаменитость
Шрифт:
– Вы хотите сказать на поезде? – с легкой надменностью поправила ее Бэлочка. Дама явно стеснялась бигуди, рассыпанных по всей ее голове, и порывалась скорее укрыться у себя в комнате.
Прошла уже неделя после инцидента с несостоявшейся операцией. Алеша успел вполне поправиться. Нормально говорить он начал на третий день. И его сразу пожалели, полюбили все соседи, и принялись лечить домашними средствами. Часа не проходило, чтобы в нашу комнату не стучалась какая-нибудь сердобольная старушка с бутыльком целебного отвара, или какой-нибудь малыш, которого мамочка послала с тарелкой домашней икры из «синеньких». Подозрительные снадобья, которыми его пичкали добросердечные обитатели коммунальной квартиры, Алеша принимал с благодарностью, а после незаметно спускал в унитаз. Тем не менее, он шел на поправку с завидной скоростью. Может быть потому, что медовая настойка Розы Марковны на спирту – единственное местное лекарство, которое Алеша признавал – оказала чудодейственное влияние на его организм.
И с тех пор как к нему вернулся голос, общительный Алеша успел перезнакомиться уже практически со всеми жильцами квартиры. Особым успехом в его исполнении пользовались еврейские анекдоты, и анекдоты про Брежнева. Вечерами он обязательно ходил в гости – забредал в очередную комнату посмотреть телевизор, и оттуда допоздна раздавались взрывы смеха. Мы как то быстро забыли про конспирацию.
У меня хватало иных поводов для беспокойства. Я ведь рассчитывал, что все наши дела в Одессе займут не больше трех-четырех дней. И хотя несколько раз за неделю мне удалось выбраться на море – удовольствия это не приносило. Мне давно пора было находиться в Ленинграде – отрабатывать свои долги. Или хотя бы объяснять кредиторам, что я работаю над их отдачей и уговаривать, чтобы еще немного подождали. Вдобавок, я изводился беспокойством – обнаружили ли родители пропажу денег с семейного счета? А позвонить домой, чтобы узнать наверняка у меня не хватало духу. Ведь даже если родители еще ничего не обнаружили – они уже столько времени не знали – куда я исчез. И наверняка, сходили с ума.
Поэтому я выбрал компромиссный вариант. И позвонил в Ленинград Витьке Зяблику. Чтобы попросить друга сходить к моим, успокоить, что я живой и здоровый. И уж когда вернусь – расскажу все сам. А вернусь уже скоро.
Но в жизни Зяблика, оказывается, начались такие бурные события, что Витька взахлеб тараторил, не давая мне вставить слово. Но когда мне удалось все-таки, вернуть разговор к своей просьбе, Витька запросто сообщил, что оказывается, мой папа был у них вчера. И сам попросил кое-что мне передать. Так что мне оставалось только слушать.
Оказалось, пока я мотался по Москве и Одессе отец прошел по всем своим одноклассникам, родственникам и знакомым, и отыскал для меня хорошую работу. Но для этого предстояло надолго уехать на Север. Там осваивалось крупное нефтяное месторождение. И требовались специалисты самых разных специальностей. В том числе и инженеры-электрики, а именно так было написано у меня в институтском дипломе. (Работа по специальности – то, о чем втайне мечтали мои родители и чего добивались от меня после окончания института.)
Это был спасительный вариант. Потому что платить на Севере обещали чуть ли не тысячу в месяц. И если разумно распорядиться заработанными деньгами – за сезон-два вполне можно было рассчитаться с долгами, огромный размер которых при любых иных раскладах не уменьшался. А так перспектива рассчитаться становилась реальной. Конечно, я понимал, что папа стремился убить двух зайцев – еще одной его целью было убрать меня на какое-то время из Ленинграда, подальше от неприятностей, которые в подпольном шоу-бизнесе преследовали меня с фатальной неотвратимостью.
И уже повесив трубку, я понял и то, что осталось между строк. Что отец, не сказал Витьке. Он все обнаружил. И, скорее всего, не стал ничего рассказывать матери. Взяв весь груз шокирующего открытия на себя. И зная меня, видимо, лучше, чем я сам, он сделал первый шаг, вычислив, что я скорее позвоню Витьку, не решаясь позвонить домой. И зовет меня домой, понимая, что стыд может не дать мне вернуться.
И такое благородство отца только сильнее придавило меня к земле. Ведь я сделал все, чтобы заслужить его презрение. Не оправдал его надежд. Наверное, теперь уже больше никогда не сможет меня любить, после такого?
Но, что бы отец обо мне теперь не думал, вариант он нашел способный решить мои хотя бы самые срочные проблемы. Было только одно «но» – соглашаться требовалось очень быстро, а Алеша лежал больной и не трудоспособный. А может быть, мне самому еще требовалось время, чтобы собраться с духом, прежде чем вернуться в Ленинград?
Была и еще причина поскорее уехать – не доставляло удовольствия день за днем жить за счет Льва Рудика. Не смотря, на все благодарности, высказанные мне Львом Евгеньевичем за спасение Алешиного голоса, где-то в глубине души он был зол на меня за посрамление его выдающегося племянника. И его любимое обращение «зайчики мои» становилось чуть менее теплым и натуральным, когда он обращался ко мне.
Поэтому я так ждал начала работы. И этот момент наконец-то настал.
Рудика не было в Одессе предыдущие дни. Он предупредил нас, что должен съездить в Тихорецк за каким-то удивительным виртуозом электрогитары. Потому что, якобы в Одессе полно отличных скрипачей и клавишников, но вот на электрогитаре по-настоящему умеет играть только тот его знакомый. По телефону Рудик радостным голосом сообщил, что ему все удалось, и даже пообещал камбалу, какого-то невероятного, деликатесного копчения, которого сейчас не встретишь даже в Одессе! А уж если Рудик сказал такое – это что-то да значило.
– Ну, зайчики мои? Заскучали тут? – не смущаясь одышки, огромный Лев Евгеньевич ввалился в нашу комнату даже не через полчаса, а через двадцать минут. Чувствовалось, что и ему не терпится начать работу.
Но еще сильнее ему хотелось немедленно похвастаться тем шедевром, холодного копчения, который попался по пути из Тихорецка. И Рудик шлепнул на стол увесистый газетный сверток, источавший сногсшибательный аромат копченой рыбы. Нетерпеливый Алеша скорее развернул газету. И нашим глазам предстала действительно гигантская камбала, с нежнейшей золотой кожицей.
– А? Слюнки потекли? Нет-нет-нет! – Рассмеялся Рудик, останавливая Алешу, уже пожиравшего рыбу глазами. – Кушать этот шедевр мы начнем только вечером, когда работа будет закончена и наш будущий музыкальный шедевр в виде катушки магнитофонной ленты можно будет тоже пощупать руками. Так все задумано! – предупредил наш продюсер.
– Молодые люди! – появилась в комнате озабоченная Роза Марковна. – Я имею желание вас предупредить… Вы должны соблюдать осторожность… Какие-то ужасные гастролеры! Настоящие бандиты!