Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
Нина сорвалась из дивана с восторженным визгом:
— Юля! Я не могу! Ты — чудесная, Юлька!
12
Варя Лукашевич торопливо поужинала, помогла тетке помыть посуду, подмела пол и, то и дело посматривая на часы, начала переодеваться. Она надела свое лучшее платье, принарядилась перед зеркалом, аккуратно причесалась.
У тетки на столике лежала красивая брошь — зеленая бабка с золотыми глазами. Вари очень хотелось приколоть эту брошь себе на грудь, но попросить у тетки не осмелилась и только украдкой вздохнула.
Запыхавшись,
От этой мысли Варе стало холодно. Почему так медленно катится троллейбус? Он же ползет как черепаха!
Как еще далеко! Четыре остановки осталось. А Жорж стоит на мосту, вглядывается в пешеходов, ищет ее глазами. Осталось проехать еще две остановки. Почему кондуктор так долго не отправляет машину? В конце концов тронулись-таки! Теперь — на следующей остановке выходить. А может, выскочить и побежать? Нет, троллейбусом таки быстрее!
С замирающим сердцем Варя остановилась на мосту, стала искать глазами Жоржа. Это — левая сторона. Тут, возле парапета, он должен ее ждать. Где же он? Неужели не дождался, ушел? Что если позвать его, позвать во всю силу, так чтобы заглушить грохот трамваев и сигналы машин?
Она встрепенулась, как птичка, когда Жорж неожиданно вынырнул из толпы и обнял ее за плечи.
— Фасонишь, Варварочка?
— Как это? Не понимаю.
— Чтобы кавалер тебя ждал?
— Извини, Жорж. Я и так сбежала с собрания. У нас было классное собрание.
Жорж скорчил гримасу:
— Собрание, класс… Не вижу практических перспектив. Ты в ресторане первого класса бывала? Нет? Так и знал. Сегодня, Варварочка, кино откладываем. Пойдем в «Ялту»!
Они заняли отдельную кабинку ближе к эстраде, где расположился струнный оркестр. Жорж заказал ужин и бутылку вина.
От вина и музыки, от черных, с бликом глаз Жоржа у Вари тихо кружилась голова, пылали щеки. Она видела только эти глаза и еще его красные губы, ощущала его ладонь, которая сжимала ее безвольные пальцы. Видела еще широкую пальмовую листву, и ей казалось, будто она в неизвестной южной стране, где нет ворчливой тетки, где только они вдвоем со своим дорогим, хорошим Жоржем.
А Жорж наклонился совсем близко, вот он обнял за талию, и говорит… Что он говорит?
Варя напрягает внимание, чтобы вдуматься в слова Жоржа.
— Мы, Варварочка, должны выехать отсюда. Куда? В богатый приморский город, где всегда полно курортников. Ты будешь принцессочкой и не будешь знать, куда девать деньги. Родственники пишут, что мне можно устроиться директором ателье. Директором! Ты должна дать ответ: да или нет? Если да, бросай школу, бросай тетку — адью! Долго не думай — друг я тебе или не друг?
Варе стало страшно от этих слов — почему, она и сама не знает. Может, потому, что надо бросать школу, а как тогда будет — неизвестно.
Она вспоминает тетку, ее попреки куском хлеба. Тетка тоже говорит: «Бросай школу и иди на базар, будешь иметь заработок. Не всем быть учеными».
Как
— Варварочка, ты не сомневайся, — страстно шепчет Жорж. — Люблю ли я тебя? Люблю горячо. Профессия у меня — лучшей не надо, живая копейка. О чем же разговор? Может, ты не любишь? Тогда — прощай, разойдемся, как в море корабли. А любишь — подумай, кто милее сердцу, с кем лучше: с дружком верным полететь или остаться? Только, чтобы головы не морочить. Извиняй, ждать не буду. Эх, Варварочка, какая житуха будет у нас с тобой! Незабудочка ты моя, Варварочка, сиротка на белом свете! Видела ли ты хотя раз белый пароход?
Все ближе и ближе лицо Жоржа. Красные губы, а над ними маленькие усики, будто нарисованные. А глаза — как два вишни, намазанные маслом. Оркестр гремит и гремит, шумит синее море, белый пароход отчаливает от пристани, виднеются белые платочки, Жорж подливает в бокал вина…
Юли Жуковой сказали, что ее зовет Юрий Юрьевич. Он ждал ее в кабинете директора.
Это было после уроков. Юля постучала и вошла. Она сразу поняла — произошло что-то чрезвычайное. Юрий Юрьевич мерил комнату большими шагами из угла в угол, здесь же сидела и Татьяна Максимовна, директор школы. Она сняла большие роговые очки и, тихонько постукивая ими о стол, следила за учителем.
Когда Юля вошла, Татьяна Максимовна сказала:
— Вот и Жукова, — и надела очки.
— Садитесь, Жукова, — пригласил Юрий Юрьевич, подошел к окну, какой-то миг легонько барабанил пальцами об оконное стекло и вдруг повернулся к Юле.
— Ну, совесть школы — комсомол, — сказал негромко, — Татьяна Максимовна и я хотим поговорить с вами. Дело в том, Жукова, что с одной из ваших одноклассниц может произойти несчастье.
Директор школы встала из-за стола и подошла к Юрию Юрьевичу. Седая и дородная, с коротко стрижеными волосами, с черным галстуком, Татьяна Максимовна была очень похожа на мужчину.
— Вы говорите — «может произойти». Возможно, что уже произошло.
Юлю пронзила неожиданная острая догадка: Варя Лукашевич!
— Скажу просто, — вел дальше классный руководитель, — нужна помощь комсомольского комитета и всего классного коллектива. Речь идет о Лукашевич.
Он выразительно глянул на ученицу, а ее охватили и большая тревога, и горячий стыд. Она до сих пор ничего не узнала о Варе!
Так вот чему Юрий Юрьевич начал: «Совесть школы — комсомол!» Это он обращался к ней лично, к секретарю комитета комсомола. Ей показалось, что это было сказано с глубокой иронией. Ведь правда: какая она «совесть», если прозевала беду у своей одноклассницы!
— Что случилось, Юрий Юрьевич? — почти выкрикнула Юля.
— Вы так не волнуйтесь, Жукова, — положил ей руку на плечо учитель. — Мне кажется, что все еще можно исправить. Для того и позвал вас. Лукашевич влюбилась в какого-то фотографа, и тот подбивает ее немедленно бросить школу, вступить с ним в брак и уехать отсюда. Бессмысленный поступок! Через каких-то полгода она получит аттестат зрелости. Бросить сейчас школу — преступление!
— Откуда… откуда вы знаете об этом? — сдавленным голосом спросила Юля.