Золотая медаль (пер. Л.Б.Овсянникова)
Шрифт:
Как-то на урок зашел инспектор из Наркомпроса. Это была солидная седая женщина. Вдруг из-под парты к ней быстро выползла черная гадюка. Женщина не знала, что это был только уж, и из испуга вскрикнула…
Ужа выпустил Антоша, ученик того класса, в котором руководителем был Юрий Юрьевич…
Терпение у учителя лопнуло. На педагогическом совете он добился, что Стукача исключили из школы.
Прошло десять или пятнадцать лет. И как-то в вагоне трамвая к учителю обратился молодой человек:
— Юрий Юрьевич, вы узнаете меня? Вспомните ужа в классе.
Это был Антон Стукач, теперь уже молодой ученый-зоолог…
Юрий Юрьевич со стыдом и болью вспоминает эту историю. Хорошо, что отец переехал куда-то и отдал Антошу в другую школу. А что если бы он махнул на сына рукой: «Ничего из тебя не выйдет!»
«Вспомните ужа в классе»…
Антоша мог бы прибавить: «И как вы меня выгнали из школы».
Не сказал этого, наверно потому, чтобы не сделать неприятное своему бывшему учителю.
Такую ошибку нелегко себе простить. А Юрий Юрьевич знал, что это была даже не ошибка. Нет, просто надоели выходки Антоши, и исключить из школы такого «трудного» ученика было легче, чем перевоспитать.
Этот случай стал уроком Юрию Юрьевичу на всю жизнь.
Учитель сидит и думает. Двадцать лет он в партии. Партия научила его осторожно и умно воспитывать каждого ученика, растить по-родительски, с чутким сердцем. Если бы они все пришли сейчас — те, кого он воспитал, выучил, — не поместились бы и в десяти таких комнатах. Встреча с ними могла бы состояться только в большом зале…
Они собрались бы со всей советской земли, с юга и с севера, с запада и востока — капитаны кораблей, ученые, инженеры, педагоги — такие, как и сам Юрий Юрьевич, — летчики, радисты, геологи, врачи, селекционеры… Все они честно, самоотверженно работают на своих постах. Но все ли они имеют черты характера, присущие новым людям?
Сидит Юрий Юрьевич в своем любимом кресле и думает:
«Нет, наверное, далеко не все. Ясные глаза и сердце еще омрачаются у кого-то из них жадностью, у других — завистью к успехам друга, у третьих — косностью. А еще кто-то стал бюрократом, а тот, смотри, — негодяем в быту»…
А всех же их знал Юрий Юрьевич еще учениками, они учились у него, он был их классным руководителем.
«Как же это случилось у тебя? — спрашивает себя учитель. — Как же ты, педагог и коммунист, мог не заметить в своих учениках тех пятен, которые искажают прекрасное лицо человека нашего времени? Ведь ты лепил их характеры, ты скульптор детских душ. И ты хорошо знаешь, что именно в детском возрасте легче всего привить лучшие, благороднейшие черты. Что ты можешь сказать на это? „Не у любого, мол, школьника можно заметить эти пятна. Они, знаете, возникают только с течением времени“. Неправда! Ты должен был их заметить! И вывод такой, что ты, Юрий Юрьевич, наверное, не работал до сих пор так, как требует от тебя партия. Не будь слишком скромным, ты — способный педагог. Но отдал ли ты все свои способности тому делу, которое тебе, как коммунисту, поручили партия и государство?»
Нелегко простелить светлую дорожку перед каждым своим воспитанником. А надо, чтобы она развернулась и легла под ноги, как чистый холст.
Когда три года назад Юрий Юрьевич впервые пришел в седьмой класс, он думал: «Молодое вино бродит, часто разрывает меха. Но с годами оно становится мудрее, усмиряется. Сейчас мне будет очень тяжело, надо иметь много терпения, осторожности и любви, чтобы вылепить характер молодого человека. Но придет время — теперешние ученики седьмого класса станут десятиклассниками, перед каждым из них реально встанет последний выпускной экзамен. Вот тогда я с чувством гордости смогу спокойно глянуть на дело своих рук».
И вот бывшие ученики седьмого класса стали десятиклассниками. У каждого из них формируется характер, у каждого есть черты, вдумчиво привитые учителем, школой. И не может, не может Юрий Юрьевич спокойно смотреть на дело рук своих. Как требовательный художник, который с мучением всматривается в очертания своего скульптурного произведения, находя в нем все новые и новые несовершенные детали, так с глубокой тревогой думает классный руководитель о своих воспитанниках.
Все ли он сделал для того, чтобы их дорога, в самом деле, была светлой, преисполненной страстным творчеством, ясными мыслями, горячей борьбой молодого, нарождающегося с плесенью старого, отживающего?
За вечерним окном суматошным роем кружат большие снежинки, попадают в лучистое сияние фонаря, вьются в буйном танце. Учителю видно, как над сквером, в бледно-зеленом небе, едва окрашенном розовой позолотой от затухающего заката, пролетают стаи черных грачей. Все они летят в одном направлении, стая за стаей, галка за галкой, осуществляя свой тайный вечерний облет.
Юрий Юрьевич беспокоится о Лукашевич. Он не знал ее раньше, она пришла в десятый класс среди учебного года, и судьба ученицы глубоко беспокоит учителя. Варя вступила в свое восемнадцатое лето. В таком возрасте легко сделать тяжелую ошибку. Что же он за педагог, за воспитатель, если разрешит девушке так серьезно ошибиться? Что же это за школьный коллектив, что это за школьные товарищи, если они не возьмут свою подругу осторожно за руку и не отведут от беды?
Хотя Жукова ничего не говорила Юрию Юрьевичу, но он знает, что сегодня она обязательно увидится с Лукашевич. Да, сегодня воскресенье, Жукова, определенно, уже была у Лукашевич дома. От этой мысли стало спокойнее на сердце. Учитель поднялся и включил свет. Он верил в Юлю, в ее отзывчивость, тактичность, в ее общительность. В классе, на уроке, учитель всегда наблюдал, как воспринимает его рассказ Жукова. Украдкой он думал: «Живой барометр настроения всего класса».
В двух больших аквариумах, обеспокоенные неожиданным светом, зашевелились сказочные экзотические рыбки и начали тыкаться в стекло. Аквариум — это была, как говорил Юрий Юрьевич, его «слабость». Между темными водорослями, среди миниатюрных гротов юркали стайки зелено-бронзовых меченосцев, важно плыл огненный вуалехвост, суетились нежные пецилии. В другом аквариуме жила пара колюшек, за которыми Юрий Юрьевич наблюдал с особым любопытством.
Учитель начал кормить эту цветистую рыбью мелкоту, осторожно высыпая, в аквариум сухую дафнию из маленького пакетика.
В прихожей прозвучал звонок. Наверно, это вернулась сестра с работы, Юрий Юрьевич отворил дверь. Перед ним стояла Юля Жукова.
В первую минуту учителю показалось, что случилась какая-то беда. «Лукашевич!» — молнией мелькнула мысль. Но, вглядевшись в лицо Юли, он сразу же успокоился.
— Мне очень стыдно, — промолвила Юля, — извините, Юрий Юрьевич, что беспокою вас даже в день вашего отдыха.