Золото гуннов
Шрифт:
Случилось же следующее. Крестьянин и бывший солдат Федот Пустобрюхов, вволю покормивший вшей в окопах империалистической, не раз легкораненый, но все же хранимый Богом, по возвращении в родной Каменец надумал заняться строительством. За годы его отсутствия домишко покосился, баз, то есть двор, без мужских рук повыбился — всему требовался хозяйский пригляд и сноровистые руки. А тут свобода — делай что хочешь. Живи — радуйся. Стройся да хозяйством обзаводись, если не дурак, конечно, и не лодырь.
Федот от рождения дураком не был, спиртное употреблял в меру, большей частью по престольным праздникам. Да и в лодырях никогда не значился. А война, хоть и не мать родна, но тоже кой чему научила. Вот Федот и решил, пока силенки в теле есть, пока у новых властей неразбериха, хозяйство свое поправить.
Перво-наперво надумал двор камнем выложить — при маршах по Польше видел подобное у тамошних крестьян да мещан. А чем он хуже? Да ничем. На плечах, чай, не кочан капусты и не тыква зеленая, а головушка буйная, правда, коротко стриженая! Но ничего, кудри отрастут… Так почему же он должен в сапогах грязь на собственном подворье месить, когда можно даже и в ненастье в штиблетах пройтись. К тому же дно речонки Каменки, что через всю деревню весело журчит, усыпано камнями. Потому и Каменка, а ручей, что в нее впадает — Каменец. Да и по берегам камней — бери, не хочу! Так почему же ими, ничейными, не воспользоваться?
«Воспользуемся, — с чувством достоинства и уважения к собственной персоне, решил бывший рядовой защитник Отечества. — Разве я мужик не тот? Еще какой тот — Федот! Даже поп сказывал, что имя мое не простое, а божественное. То ли божий дар, то ли подарок бога… Вон оно как».
Ни поп, ни сам Федот в переводе имени с греческого не ошибались. Оно действительно означало «дарованный богом». А вот насколько соответствовала истине, то только Богу и известно…
И вот во вторник, ибо в воскресенье работать грех, а понедельник, как известно, день тяжелый и тоже непригодный для работ, майским солнечным днем, воспользовавшись перерывом в полевых работах, подзапряг Федот кобылку Сивку в дроги с малой бестаркой, да и направился к Каменке. Надо же мечту воплощать в явь.
Место для сбора камней выбрал у подошвы мыска, недалеко от устья оврага Долгого. По дну покатого овражка в Каменку ни валко, ни шатко, а то и с ленцой, проистекал ручей Каменец. По весне, напитавшись талых вод, ручей был еще ничего — не везде перепрыгнуть можно, а вот в летний зной — так почти высыхал. Становился воробью по колено, а раку так и вообще… на полклешни. Впрочем, суть не в ручье, а в месте, которое выбрал Федот для сбора камней. Именно тут и было наибольшее количество невесть когда, за какие годы и века нанесенных речкой и ручьем со всех окрестностей камней и камушков.
«Ну, приступим, благословясь», — скомандовал сам себе Федот. И, взнуздав Сивку, чтобы не могла далеко уйти, стал собирать камни в прихваченную плетушку да носить их к бестарке. Принесет и с грохотом, пугая мух и оводов, вывалит в деревянное чрево, более привыкшее к злакам разным да овощам с фруктами.
Грохота камней пугалась и Сивка, кося лиловым глазом, тревожно подрагивая ушами и нервно перебирая копытами передних ног. Может и понимала, что хозяин зла ей не желает и худого не сделает, но боязливого, а то и недовольного всхрапыванья сдержать не могла. Когда же грохот был особенно силен, то и нетерпеливо постукивала копытом: «Довольно, мол. Хватит шума да грюка. Тишину куда как приятнее».
Только Федоту было не кобыльих переживаний — знай, себе трудится да трудится. Если что и сделает мимоходом, то смахнет досадливо пот рукавом с раскрасневшегося лица да глубоко вздохнув, воздуха побольше в грудь наберет. Воздух-то свежий, от речки — влажный, от весны — терпкий. И бодрит, и силами родной природы питает…
Скажи кто-либо Федоту, что обустройство подворья надо начинать не со сбора камней и выкладки ими двора, а со строительства новой избы, то Федот быстро бы нашел укорот такому пустозвону. «Это, мол, лишь начало. Дай срок — вырастет и теремок, будет вам и белка, будет и свисток… И вообще: чья бы корова мычала, а чья бы и помолчала».
Дело подходило уже к середине заполнения камнями бестарки, когда случилась беда. Сивка, скучливо поглядывавшая по сторонам да лениво перебиравшая на месте копытами, вдруг, ни с того ни с сего, обеими передними ногами провалилась в разверзшуюся под ней земную твердь. По самую грудь. Провалилась и перепугалась, жалобно заржав и застучав беспомощно копытами задних ног.
Перепугался до холодного пота на челе и Федот, на глазах которого все и произошло. Хоть и бывший солдат, но испуга не лишен. Впрочем, не за себя, а за животину. Лошадка в крестьянском хозяйстве — наипервейший помощник, поилец и кормилец.
Бросив плетушку с набранными камнями, поспешил малиноволикий Федот к Сивке. Первым делом стал успокаивать, ласково поглаживая шершавой ладонью-лопатой лошадиную голову и шепча в дрожащий лопух ушной раковины ласковые слова. Успокоив малость, стал выпрягать, предоставив животному простор действия. Но так как копыта передних ног под собой опоры не имели, и лошадка самостоятельно не могла выбраться из провала, то Федоту пришлось сначала расширить место обрушения, чтобы ненароком не поранить ноги Сивки. Затем, то матерясь, то призывая на помощь всех святителей и скотского покровителя Власия, исхитриться подлезть под лошадиное чрево. Не захочешь гибели лучшего друга и кормилицы — не такое сделаешь! Федот, конечно, не хотел. И, покряхтывая от натуги, встав сначала на четвереньки, потом на корточки, на собственном горбу вынул лошадку из провала.
«Фу, — вытирая пот рукавом солдатской гимнастерки и двоша чревом, подобно перепуганной Сивки, молвил Федот, — кажется, пронесло. Не оставил Господь своими заботами, уберег кормилицу».
Пока выпряженная Сивка в сторонке, переживая случившееся, мелко подрагивала кожей шеи и лопаток и оглядывала себя удивленными шарами лилово-коричневых глаз, Федот, отдышавшись и отойдя от испуга, приступил к обследованию провала. Но как ни становился на карачки, как ни пытался, изогнувшись в три погибели, заглянуть в глубь, ничего, кроме черной пустоты, начинавшейся сразу же за кромкой обрушившейся земли, разглядеть не мог. «Козни дьявола», — решил Федот. — Только и я не прост, хоть и не пошел особо в рост».
Оглядевшись, подобрал камень и стал им простукивать землю вокруг, чтобы выявить размеры пустоты — надо было спасать не только лошадку, но и телегу с камнями. Все-таки солдат бывалый, а солдат, как известно, из топора кашу сварит, а шилом не только побриться сможет, но и сапоги стачать. Только земля — это вам не железо и даже не дерево: определить на слух пустоту не удавалось.
«Леший тя возьми, — мысленно выругался Федот, — придется воз на себе выволакивать. Только сперва надо маленько разгрузить, а то не сдюжить».