Золото Удерея
Шрифт:
– Как вертаться то, второй раз на те же грабли? Перебьют!- продолжая разговор, сказал кто – то, когда подъехавший спрыгнул с коня и подошел.
– Не перебьют. Хотели бы - сразу перебили - сказал Степан Сметанин, коренастый мужик с коротко посаженой головой и мощными руками. Там их десятка полтора было, я по выстрелам сужу. А прицельно, токо в одного угодили. Я так думаю, не в того целили. Ты Иван на меня не серчай, тебя они приговорили за старшого своего, а Семка нарвался под твою пулю. Остальная пальба по верх голов была, для острастки. Это я уж потом понял, когда вернулся.-
– Как вернулся!?-
– Да так, решил посмотреть, кто по нам пальбу
– Кто!?-
– Не ведаю того, не слышал, а целили они в тебя. Точно говорю. Ушли они сразу, сам видел, едем Семена забирать.-
– Ты запомнил их рожи?- уже на коне спросил его Косых.
– А зачем бы я возвращался?- вопросом на вопрос ответил Сметанин, ухмыльнувшись.
Вскоре они подъехали к месту гибели Карева. Ничего не напоминало о том, что еще час назад произошло на этой поляне. Также шумел густой ельник, также журча на перекатах, катил свои воды золотоносный Шаарган. Только тело Семена с пробитой грудью. Пришлось возвращаться в село. Уже у околицы, трое, догнав, ехавшего чуть впереди Косых, отказались более участвовать в набегах.
– Неволить не стану, сболтнете чего о наших делах, закопаю, вы меня знаете, рука не дрогнет - ответил вожак.
– Подоспевший Сметанин спросил – Чо старшой? –
– Эти больше с нами не пойдут. Жила тонка.-
– Семка мне добрым товарищем был, на меня можешь рассчитывать. Утром же в тайгу уйду, один, по - тихому выслежу этих варнаков. Через три дня ждать буду у старых завалов на Шааргане. Спускать им это, ни как не с руки. Обо мне никому – для всех я к себе в деревню подался.-
– Лады Степан, так и будет, Семена схороним и вернемся – ответил Косых.
Никифоров был дома, когда Косых вошел в его просторную горницу. Выслушав рассказ, Никифоров сжал кулаки.
– Значится так, не хотят платить. По хорошему не хотят, силой заставим. За жизнь Семки Карева ответят. Через неделю едем, дорогу перекрыть, что бы ни одна мышь не проскочила!-
– Легко сказать, как перекрыть то? –
– Засаду поставь!-
– Дак неизвестно, когда они пойдут, упустим, тут по другому надо. Пока они на месте, обложить по - тихому и ночью взять. Ехать надоть, через три дня ехать, пока старатель валом на выход не пошел-
– Почему через три дня? –
– Скажу почему, только знать об этом никто не должен. Упредили старателей о нашем набеге, боюсь и сейчас упредить могут-
– Откуда известно?-
– Варначье об том проболталось, а Сметана услыхал.-
– Кто упредил?-
– Об том разговора не было, не знаю. Однако, кроме нас с тобой кто еще знал заранее?-
– Да никто не знал, а с другой стороны все и знали. Не знали куда, а то, что в тайгу собрались, из этого никто тайны и не делал. Твоя женка за неделю знала, не так что ль?-
– Да, надо про все, про это крепко подумать. Кто - то в селе доносит, но кто?-
– Две с половиной тыщи душ, поди дознайся….-
– Скоко веревочке не виться - конец будет, все одно вызнаю гада – Косых грохнул по столу кулаком.
– Ты у меня в доме по столу не стучи – рыкнул на него Никифоров – решили, через три дня выезжаем и чтоб об этом, даже жены не знали. Ты да я! Понял?-
– Понял - поднимаясь из - за стола, ответил Косых.
– Чо родне про Семена - то сказать?-
– А то и скажи, что угодья объезжали, в зимовье пришлые пригрелись. Турнуть их решили, а те стрельбу открыли, вот Сенька и нарвался на пулю.-
–
– Поможем, то дело святое, завтра сам заеду к его старикам, благо неженатый - сирот не оставил -….
Через три дня у старых завалов, ураган, пронесшийся когда то по этим местам, уложил сотни вековых деревьев в плотную стену, перекрывшую, как мост, реку, Сметанин поджидал своих. Бывалый охотник, он выследил ту из старательских ватаг, что организовали засаду у зимовья. Они далеко ушли, без тропы, почти не оставляя следов, но они не были потомственными таежниками, такими как тот, что их искал. Несколько часов, находясь совсем рядом, он внимательно наблюдал, как они работали. А работали они слаженно и азартно. Один таскал из небольшого шурфа песок и ссыпал в кучу. Другой большой лопатой кидал из этой кучи в диковинное сооружение, куда хитроумным способом из сделанной запруды поступала вода. Что - то вроде большой бочки, дырявой как решето, укрепленной на стояках под наклоном, которую как колодезный ворот вращали непрерывно двое и длинный желоб по которому с водой скатывалась песчаная масса, вытекающая из этой бочки. Крупные куски камней и галечник ссыпался из нее на сторону. Не смотря на тучи мошки, они работали по пояс раздетые. Лишь головы и лица были обвязаны платками. Загорелые крепкие тела лоснились от пота, терпкий запах дегтя издалека дал знать охотнику о том, что он на верном пути. Единственное, что удерживало его около них так долго, это - то, что он не был уверен - тех ли он нашел? Лиц видно не было, а работали они молча, объясняясь жестами и взглядами. Только к полудню, когда солнце в зените стало нестерпимо жалить своими лучами обнаженные тела, они остановились и ушли в тень разлапистой ели, у основания которой был устроен из еловых ветвей небольшой балаган. Тут же на костре готовили пищу.
– Порфирий, сходи в землянку, соли принеси, кончилась - услышал Сметанин голос одного из них.
– Щас! Ослобоню брюхо и схожу! Задолбала уже эта каша, говорил надо было стрелить и коня у этих разбойников! –
Сметанин и по голосам уже понял, что это именно те, кто был на той поляне. Он проследил за ушедшим – тот привел его к недалеко расположенному старательскому стану. – Вот здеся, мы вас голубчики и накроем!-
Эта ночь стала последней для старателей, Никифоров не пощадил никого. Ворвавшись ночью в землянку, стреляли вслепую по нарам, спящих. Не ждали их, к горю своему, золотишники. Забрав, из уже знакомого сундучка намытое золото, не дожидаясь утра, возвращались в село. Ехали медленно по ручью. Молчали. Кони спотыкались на валунах, то и дело упирались в стволы поваленных деревьев.
– Стоп, здеся до рассвета переждем – распорядился Никифоров, поворачивая коня на берег.
– Надо было, кого живым приволочь! Выведать, кто на нас клепает!- сказал Косых, когда пламя костра осветило поляну и лица устроившихся на отдых подручных.
– Доставай – ка чарки из мешка, закусим мужики, помянем Семена Карева, этим варначьем убиенного. Мы в долгу не остались, другим наука будет – супротив нас пришлым голову поднимать! – оставив без внимания слова Косых, сказал Никифоров.
Хмурились мужики, принимая чарки из рук Косых. Пили горькую, поминая Семена, а на душе тошно было, то не медведя в берлоге валили. Души человечьи губили. Но водка пронеслась горячим по жилам, залила угрызения и смуту в душе. Загорелись глаза, когда при свете пламени замерцал в струе золотой песок. Ровно половину отмерил Никифоров на дележ, долю Семена Карева из своей половины выделил – то родителям его в споможение!