Золото Волка
Шрифт:
– Ты упрямый ублюдок, я отдаю тебе должное. Ты передумаешь? Единственным ответом, который дал его друг, было резкое покачивание головой, воинственно сжатые челюсти заставили первого копьеносца вздохнуть лишь частично с притворным отчаянием.
– Я знаю, ты дал свое слово, а надежность римлянина - это последнее, что он может позволить себе потерять. Только ты больше не римский патриций, не так ли, Марк? Ты центурион в заднице вспомогательной когорты империи, и для этих людей твое слово не стоит и пара от твоей мочи. Так что прекрати это безумие, и мы спустим труп со стены на веревке. Они могут заключить перемирие, чтобы прийти и забрать своего мертвого короля. Ты никогда больше не увидишь этого человека, Галатаса, так что никто ничего не узнает. Что ты скажешь; может быть, мы все решим дожить до завтрашнего рассвета? Марк остановился и повернулся к нему лицом.
– А если бы ты дал слово мужчине, что сделаешь что-нибудь? Что тогда, Юлий? Что, если бы твоей единственной наградой, скорее всего, было холодное железо, но ты посмотрели бы товарищу-воину в глаза и дал торжественную клятву? Как бы ты смог терпеть свою собственную компанию всю оставшуюся жизнь, если бы отказались от этого обещания? Первое копье ошеломленно покачал головой.
– Марк, никто не будет думать о тебе хуже за то, что ты не покончил с собой от рук этой своры воющих варварских отбросов. Подумай о своей жене и ребенке. Римлянин кивнул, поворачиваясь обратно к стене и возобновляя свой размеренный шаг.
– Так и есть. Я избавляю их от унижения наблюдать, как я справляюсь с горечью и самобичеванием, которые станут моей судьбой, если я откажусь от своего инстинкта в этом вопросе. А теперь давайте покончим с этим, и больше никаких попыток отговорить меня следовать по пути, который диктует моя честь. Поняв, что он побежден, первое копье замолчал на оставшуюся часть пути к стене, следуя за своим другом вверх по ступеням крепостного вала туда, где на боевом помосте ожидало тело короля в плотных одеждах. Трибун Скавр стоял рядом с ним, глядя на вражеский лагерь, и когда он увидел Марка, то указал пальцем на лучников, терпеливо ожидавших за пределами досягаемости луков фракийца в предрассветных сумерках.
– Не успеешь сделать и пятидесяти шагов, центурион, как окажешься в пределах досягаемости их стрел. Вы не сможете убежать без того, чтобы они не осыпали вас стрелами, прежде чем вы сможете преодолеть половину расстояния таким образом. Я предлагаю вам отказаться от этой безумной идеи, пока я не обнаружил, что мне не хватает еще одного опытного офицера. Марк пожал плечами.
– Я не буду баллотироваться, Трибун. Что бы ни ждало меня в этом лагере, это лучше, чем умереть на виду у нашей стены со стрелой в спине. Вы можете отдать мне прямой приказ не выходить туда, но если вы это сделаете, то пожертвуете двумя вещами. Скавр тихо усмехнулся.
— Я могу угадать одно из них - ваше чувство чести, да? Марк серьезно кивнул.
– А другой?
– Шанс на то, что нам все же удастся заключить мир с этими людьми путем переговоров. Скавр приподнял бровь.
– Более вероятно, что у нас ничего подобного не получится, но я понимаю ход твоих мыслей, и если тебя не переубедить, то... Марк покачал головой, и трибун повернулся к Юлию, беспомощно пожав плечами. ‘ Очень хорошо. Тогда давайте продолжим, хорошо? Марк в гробовом молчании наблюдал, как мертвого правителя сарматов спустили с края стены на голую землю внизу. Как только труп благополучно оказался на земле, он повернулся к Юлию с мрачной улыбкой.
– Пришло время пойти и посмотреть, какая судьба мне уготована. Позаботься о моей жене и ребенке, если случится самое худшее. Прежде чем кто-либо из них успел ответить, он ухватился за веревку с узлами и перешагнул через парапет стены, спускаясь вниз, чтобы присоединиться к трупу короля. Поднявшись на ноги, он бросил взгляд на вражеский лагерь и увидел внезапную суматоху: из ворот вышло еще больше воинов, готовых отразить любую атаку. Присев на корточки, он развязал веревку вокруг трупа и взял тело мертвого короля на руки. С трудом поднявшись на ноги, он повернулся и начал долгую, медленную прогулку к лагерю варваров, не оглядываясь на группу офицеров, наблюдавших за его продвижением со стены наверху. Как и прежде, его приближение было встречено группой всадников во главе с сыном мертвого короля, хотя на этот раз, как он заметил, принц обошелся без очевидной угрозы своим длинным копьем. Остановив коня в нескольких шагах от римлянина, он со страхом и печалью уставился на ношу центуриона. Ты привел ко мне моего отца, не так ли, римлянин? Марк кивнул, стоя неподвижно с тяжелым телом короля, прижатым к его груди.Как я и поклялся, Галатас Бораз. Ночью он сдался своим ранам. Принц склонил голову.
– Скажи мне честно, он умер в одиночестве? Марк покачал головой.
– Нет. Когда стало ясно, что его конец близок, мой трибун, воин, доказавший свою храбрость, засвидетельствовал ему свое почтение, как и подобало, и просидел с ним до конца. Король умер с мечом в руках. Галатас вздохнул, глядя на тело в руках Марка.
– За это я вам очень благодарен. Принц сделал знак своим людям, и пара рабов вышла вперед, чтобы освободить римлянина от его ноши. Марк стоял неподвижно, остро ощущая направленные на него железные и костяные наконечники стрел. Через мгновение Галатас снова поднял голову, не стыдясь слез, струившихся по его щекам.
– Вокруг тебя полно мужчин римлянин, у которых будет сильное искушение вонзить в тебя свои костяные головки и посмотреть, как ты умираешь в муках, в качестве мести за смерть моего отца. Ты видел, что наши алые стрелы могут сделать с человеком? Марк твердо ответил на его взгляд. У меня есть. Один из ваших разведчиков умудрился оцарапать себя такой стрелой, когда мы потревожили его укрытие во время нашего марша сюда. Это не было похоже ни на какую смерть для воина. Я дал ему покой, вместо того чтобы стоять и смотреть, как воин умирает столь неподобающим образом.
– Я понимаю. Галатас покачал головой, и Марк почувствовал, как напряжение в воздухе вокруг него слегка спало. ‘ И за это я выражаю вам свое уважение. Он неловко поерзал в седле, искоса поглядывая на телохранителя рядом с собой, человека по имени Амноз, который проявил такую враждебность во время предыдущего визита римлянина. Под разграбленным римским шлемом на лице телохранителя застыли суровые черты, его глаза были устремлены на Марка с нескрываемой, тлеющей ненавистью. Рядом с ним был еще один мужчина с чертами лица их отца, явно на несколько лет старше и плотнее сложенный, и он вспомнил, как Балоди говорил ему, что у Инармаза есть еще один сын. В то время как выражение лица Амноза выражало простое желание убить римлянина, лицо его брата Аларди было в целом более расчетливым. Галатас снова заговорил, и Марк услышал нотку смирения в его голосе.
– Ты, наверное, помнишь, что мой дядя Инармаз поклялся отрубить тебе голову при следующей встрече. Амноз - его сын, и он повторил клятву своего отца. Я подробно обсудил этот вопрос с ними обоими и выразил свое разочарование тем, что они нарушили гостеприимство моего лагеря, но мой дядя заявил, что он будет служить только королю. Поскольку я еще не признан знатью, он отказывается принять мой приказ воздержаться от этого дела. Это тонкая грань, но в отсутствие моего дяди я недостаточно силен, чтобы заставить их повиноваться. Ещё нет. Марк поднял на него глаза и по усталости на его лице понял, что у юного принца и своих проблем хватает. Он кивнул, бросив спокойный взгляд на Амноза.