Золото Волка
Шрифт:
– Трибун, несмотря на то, что вы сотворили чудеса, учитывая то время, которое у вас было, нашу оборону нельзя считать совершенной даже при самом большом воображении. В случае продолжения военных действий с этим народом, лучшее, на что мы можем надеяться, - это то, что они уедут, чтобы присоединиться к силам дальше на север, и останутся проблемой для империи. Принимая во внимание, что если мы вернем его им целым и невредимым, потребовав, чтобы они поклялись уйти с миром в обмен на его освобождение, и, возможно, даже потребуем взамен заложников, тогда, возможно, мы сможем отослать его с его армией, связанной его словом не воевать против Рима. Одним ударом вы спасли бы эту долину от захвата и вывели бы значительную часть сил противника с поля боя. Беллетор смерил германца тяжелым взглядом.
– И вы уверены, что эти люди отреагируют на такой подход?
Гервульф пожал плечами, взъерошив свои коротко остриженные светлые волосы большой рукой.
– Никакой я не трибун. Сарматы всегда были склонны щепетильно относиться к своей чести, но есть исключение, которое является подтверждением любого правила. И тот, кто перелезет через стену, чтобы вести переговоры с соплеменниками, явно должен подвергаться некоторому риску. Беллетор вздрогнул от неожиданности.
– Через стену? Вы предлагаете, чтобы мы послали человека поговорить с ними? Выражение лица Гервульфа оставалось нейтральным, хотя на слух Марку тон его ответа показался, пожалуй, чуть более напряженным, чем раньше. Конечно, трибун. Мы должны начать переговоры с тем, кто правит племенем в его отсутствие, чтобы показать им, что мы удерживаем их короля и делаем все возможное, чтобы вернуть ему хорошее здоровье. Такой вопрос мужчины должны обсуждать лицом к лицу, а не кричать с наших позиций, и, кроме того, тот, кто возглавляет этот отряд в отсутствие короля, никогда не осмелится приблизиться на расстояние выстрела из лука. Один человек должен будет спуститься в их лагерь, если мы хотим заключить договор. Я бы сделал это сам, если бы не был уверен, что моя когорта без меня погрузится в хаос. Он с мрачным выражением лица оглядел собравшихся офицеров. Не питайте иллюзий, тот, кто вступает с ними в открытые дискуссии, подвергает себя значительному риску. Беллетор оглядел своих офицеров. Ваши соображения, джентльмены? Должны ли мы попытаться заключить мир с этими дикарями, и если да, то кого нам следует послать для обсуждения условий с ними? После некоторых дальнейших дебатов, когда и Скавр, и трибун фракийской когорты согласились с Гервульфом в том, что возможность завершения военных действий с сарматами была слишком велика, чтобы ее игнорировать, Беллетор неохотно согласился с этой идеей. В то время как перемена его мнения стала чем-то вроде облегчения для людей, которые хорошо его знали, условие, которым это сопровождалось, сузило глаза Скавра с новой силой гнева.Очень хорошо, если вы все уверены, что это правильный подход к этим животным, тогда я с радостью разделяю ваше мнение. Но я не стану рисковать, чтобы кого-нибудь из моих старших офицеров схватили и зарезали перед нашей стеной. Трибун Скавр, ты можешь вместо этого послать одного из своих центурионов поговорить с соплеменниками. Таким образом, если они решат удовлетворить свое желание отомстить человеку, которого мы пошлем на переговоры с ними, мы ограничим наши потери. Ну вот, решение принято. Вина? Когда совещание завершилось, Марк сразу же вызвался добровольно перебраться через стену и сопротивлялся попыткам Скавра убедить его, что другой человек мог бы подойти лучше.
– При всем уважении, трибун, кого еще вы можете послать с чистой совестью? И Отон, и Клодий могли бы затеять драку в храме весталок, ни у Милона, ни у Целия нет нужных слов, и если вы пошлете Тита, он просто проведет все это время, свысока глядя на сарматов и ясно давая им понять, какие они подонки, даже не сказав ни слова. Это должен быть я. Скавр на мгновение бросил на него оценивающий взгляд, прежде чем ответить. А Дубн? Я заметил, что вы не упоминали о нем? У Дубна нет жены и маленького ребенка, которых можно было бы оставить одних в этом мире, в то время как у тебя, центурион, есть обязанности, о которых нужно беспокоиться. Марк покачал головой, приложив руку к лицу. Но Дубн не римлянин, трибун. У него кожа и глаза неправильного цвета. Чтобы это сработало, эти люди должны верить, что они ведут переговоры с человеком, наделенным властью принимать решения. И это значит, что это должен быть я. Скавр стоял рядом с Беллетором в небольшой группе офицеров в дюжине шагов от того места, где Юлий готовил Марка к спуску с вершины стены, его лицо было каменным, когда он слушал, как Беллетор рассуждает на ту или иную тему, время от времени бросая взгляды на своих центурионов. Трибун Сигилис извинился и прошел небольшое расстояние, чтобы присоединиться к тунгрийским офицерам, протянув руку Марку.Ты храбрый человек, центурион, и я тебя уважаю. Я буду молиться Марсу, чтобы ты вернулся к нам целым и невредимым. Марк улыбнулся ему в ответ, кривая гримаса искривила его губы.
– Вчера, кажется, это сработало трибун. Сигилис рассмеялся, мягко покачав головой. Там, наверху, на склоне холма? По правде говоря, у меня так и не нашлось времени помолиться. Я был слишком занят, выясняя, каково это - применять острое железо к своему ближнему. Он искоса взглянул на Юлия.
– Могу я поговорить с центурионом, Первым копьеносцем? Юлий приподнял бровь, медленно кивая. Конечно, господин. Он спустился вниз по стене, и двое мужчин улыбнулись при виде солдат на его пути, застывших под его пристальным взглядом. В любую секунду он увидит что-то, что не соответствует его ожиданиям, и тогда в воздухе поднимется шум. Почти по сигналу Юлий набросился на солдата, который невольно навлек на себя его гнев, обрушив на обидчика быструю и злобную тираду оскорблений, и двое мужчин обменялись взглядами, полными сочувствия. Сигилис наклонился вперед и тихо заговорил.
– Нам все еще нужно поговорить, центурион. Я думал подождать, пока вы не решите, что пришло подходящее время, но поскольку вы, похоже, полны решимости подвергнуть себя опасности, вам важно знать, что, возможно, у вас еще остались в живых какие-то кровные родственники. Я не знаю, кто или где, но следователь моего отца сказал нам, что он подозревал, что некоторые другие члены вашей семьи, возможно, также избежали уничтожения своего рода, хотя он и не смог ничего доказать. Марк кивнул, его лицо застыло в каменной неподвижности. Это не та надежда, которую я могу позволить себе поощрять, учитывая вероятность разочарования, если я когда-нибудь снова окажусь в Риме, но я благодарю вас за заботу. Сигилис настойчиво покачал головой.
– Еще кое-что. Когда они спустят тебя со стены, просто помни, что все еще предстоит отомстить за всех тех, кто несправедливо погиб рядом с твоим отцом. Обязательно заберись обратно на этот парапет, центурион, поскольку ты, вероятно, единственный оставшийся в живых человек во всем мире, способный осуществить эту месть.
Он кивнул Марку и повернулся к своим коллегам. Юлий вернулся, чтобы присоединиться к своему другу, и подал знак выбранному им человеку, который тут же отдал приказ спустить с парапета веревочную лестницу. Повернувшись к своему другу, он взял Марка за руку и обнял его за плечи. Удачи. Возвращайся живым. Римлянин перенес свой вес на приподнятый дерновый парапет, осторожно спускаясь по лестнице, пока не почувствовал твердую почву под ногами, затем посмотрел вверх, жестом приказав Юлию поднять лестницу. Повернувшись лицом к сарматам, он увидел, что его присутствие на земле перед стеной уже замечено. Полдюжины человек отбежали на безопасное расстояние от укреплений, как раз за пределы максимальной досягаемости фракийских лучников, и теперь стояли со стрелами на тетивах своих луков, в то время как еще один с криками бежал к раскинувшейся массе палаток, которые выросли прошлым вечером, когда варвары захватили понимал, что быстрой победы не будет. Сделав глубокий вдох, он выступил вперед из тени стены, медленно шагая вперед, разведя обе руки в стороны. Когда он приближался к лагерю варваров, из палаток галопом выехала группа всадников и размеренной рысью направилась вверх по склону долины, пока не поравнялась с ожидающими лучниками. Продолжая идти тем же медленным шагом, он подошел к лучникам на расстояние нескольких шагов, достаточно близко, чтобы разглядеть, что костяные наконечники их стрел почернели и обесцветились от того же яда, который убил его лошадь. Один из всадников, ожидавших позади них, окликнул его, его лицо было мрачным под шлемом, который был точно таким же, как тот, что был снят с их пленника прошлой ночью, и который Марк держал в правой руке. Длинное копье было свободно зажато в его правой руке, острие находилось всего в футе от закованной в кольчугу груди Марка. Больше никаких разговоров, Роман. Если вы пришли позлорадствовать, значит, вы выбрали не того человека, над которым можно посмеяться. Прошлой ночью мы видели зарево ваших погребальных костров на северном пике, отражавшееся в облаках, и я вижу, что ты несешь шлем моего отца. Марк медленно наклонился и положил шлем на землю перед собой с должным, по его мнению, уважением к статусу его владельца. Всадник положил обе руки на луку своего седла и наклонился вперед, чтобы получше рассмотреть римлянина.
– Я Галатас Бораз, сын короля Асандра Бораза и в отсутствие моего отца и моего дяди предводитель этого войска. Изложи свою цель - отдать свою жизнь в мои руки, и сделай это быстро. Сегодня мое терпение на пределе. Марк шагнул вперед, и наконечники стрел проследили за его движением, костяшки пальцев лучников на луках побелели. У людей, выстроившихся вокруг принца, были суровые лица, выражение которых не выдавало ничего, кроме простой враждебности, в то время как воин, сидевший справа от Галатаса, смотрел на него с явным отвращением из-под полей помятого легионерского шлема, явно украденного с места недавнего поражения римлян.
– Я Марк Трибулус Корв, центурион Первой тунгрийской когорты, и мой трибун поручил мне обсудить с вами ваши намерения. Я...
Галатас откинулся в седле, его смех был одновременно резким и отрывистым.
– Мои намерения? Я намерен направить своих всадников вокруг этой стены и уничтожить каждого, кто спрячется за ней, прежде чем я унесу золото, которое меня ждет.
– Он подался вперед в седле и мгновение пристально смотрел на Марка, прежде чем заговорить снова.
– Я обменяюсь с тобой информацией, Роман, поскольку ты встречаешься с моим контосом без каких-либо признаков страха. Лишь несколько человек из людей моего отца вернулись в наш лагерь с рассказом о поражении, и никто из них не знает, что случилось с королем. Скажи мне правду, какова была судьба моего отца и моего дяди?
Марк поморщился. Какое-то время казалось, что ваша атака вынудит нас спуститься с холма, но в решающий момент боя мы получили подкрепление и вышли на поле боя с большой резней. Мы сожгли тысячу тел и взяли в два раза больше пленных, включая твоего отца. К нему относятся с должным уважением, подобающим королю, но он тяжело ранен. Наш врач оказывает ему наилучшую возможную медицинскую помощь, но пока не ясно, будет ли он жить или умрет. Что касается вашего дяди, то у меня нет никаких новостей. Всадник мрачно кивнул, бросив многозначительный взгляд на пожилого мужчину слева от себя. Очень хорошо. Ваш ход. Что бы ты хотел узнать от меня? Марк на мгновение поднял на него взгляд, прежде чем заговорить снова.
– Вы превосходно говорите по-латыни. Мне бы очень хотелось знать, как это происходит. Галатас скривился от неожиданной обыденности вопроса, но ответил достаточно быстро.
– Мой отец обучал всех своих сыновей римской речи и буквам. Он сказал, что мы никогда не сможем по-настоящему понять нашего врага, если не прочитаем его писания, и так оно и оказалось. Что снова делает мою очередь. Что такого важного вас прислали сюда обсудить? Новость о поимке моего отца с таким же успехом можно было прокричать со стены, не подвергая такого человека, как вы, риску быть убитым чересчур усердным лучником или растащенным на части моей домашней охраной. Я должен предупредить тебя, что люди вокруг меня жаждут заполучить тебя в качестве игрушки, чтобы отомстить за зло, причиненное нашему королю. Римлянин поднял глаза на мужчину с суровым лицом справа от Галатаса, встретив убийственный взгляд в его глазах ровным взглядом.