Золотое на чёрном. Ярослав Осмомысл
Шрифт:
Фрося покивала:
– Дал бы Бог! Пресвятую Богородицу попрошу о сём.
Но потом всё равно долго плакала у себя в одрине. Неожиданно Болшев и вообще Галич, Русская земля, стали ей такими родными, близкими, покидать которые не хватало сил. Как там, за Карпатами, на Дунае, сложится её жизнь? Не жестокий ли этот Иштван? Будет ли свекровь-тёзка милостива к ней? Не запрут ли молодку во дворце, в четырёх стенах, ровно в заточении? Неизвестность терзала робкое сердечко.
Фрося, Фрося! Знала бы она, сколько перемен уготовано ей судьбою в дальнейшем!
Сборы заняли около недели. В первых числах июня свадебный
2
Огорчил Ярослава сын Владимир. Посещая Болшев, Осмомысл имел с ним беседу. Лоб у отрока был усыпан мелкими прыщами, белые головки проступали также на крыльях носа и на подбородке. Видимо, юнец их стеснялся и нещадно давил перед зеркалом, а они от этого разрастались гуще, покрывая кожу красными разводами. Но, конечно, не внешность мальчика послужила причиной недовольства его родителя, а финал разговора, вышедшего резким, недобрым. Говорили с глазу на глаз, в горнице у Якова. В ней отец отметил беспорядок на полках с книгами и чернильницу с обломанным гусиным пером на столе. В клетке прыгал скворец и, при виде князя, громко прокричал: «Ой, какая Птица к нам залетела!» Повелитель Галича усмехнулся:
– Выучка твоя? Тот ответил нехотя:
– Да, сперва учил. А теперь и сам умеет новые слова складывать.
– Чудеса!
– А по мне, так чудес не видно. Звери не глупее людей.
– Помолчал и добавил глухо: - А зато иные люди пострашнее зверей.
Галицкий владыка сел за стол, посмотрел на сына через отшлифованный изумруд:
– Ты кого имеешь в виду?
– Тех, кто мучает и зверей, и близких своих.
– Кто же, например?
Но, дойдя до опасной черты, отпрыск не решился произнести имени отца. Ярослав сказал:
– Не робей, давай! Обещаю, что наказан не будешь. Я карать за мысли не расположен - только за дурные поступки.
Молодой человек продолжал переминаться с ноги на ногу. Осмомысл вновь заговорил:
– Хочешь, помогу? Это я, по-твоему? Убиваю живность во время охоты? Разошёлся с матерью? Вас годами не вижу? Так?
У Владимира с перепугу стало мокро под носом; он достал из-за пояса вышитый платок и утёр потёкшую влагу.
– Ладно, не трясись, - посочувствовал ему Осмомысл.
– И пойми, как взрослый. Я женился на вашей матери по необходимости - нас устраивал союз с Долгоруким. До сих пор испытываю к ней уважение - вместе прожили почитай десять лет, трёх детей родили… И она - моя жена перед Богом… Только сердце неровно бьётся по другой… Сердцу не прикажешь!
Сын не реагировал, лишь стоял понурясь, ковырял носком сапога край ковра на полу. А отец как бы подытожил:
– Правда у каждого своя. У тебя, у матери, у меня. И никак не получается всех объединить.
Юноша взглянул неприветливо:
– Верно ли болтают, будто ты решил завещать галицкий престол этому Олегу Настасьичу, но не мне?
Удивлённый родитель вылупил глаза:
– Господи Иисусе! Вот ведь негодяи!
– Кто? О ком ты?
– О зловредных тварях, распускающих сии сплетни. Можешь быть покоен: ты - наследник единственный, править станешь после меня. Но для этого должен много знать И уметь, а иначе хитроумные бояре обведут тебя вокруг пальца.
Яков завздыхал:
– Верно, обведут. Я зело доверчивый.
– Ничего, повзрослеешь - и поумнеешь.
– Ох, не знаю, не знаю, тятя, - откровенно признался отрок.
– Мне иной раз так страшно: править целым княжеством! Миловать и наказывать! А кругом - зависть да измены. То ли дело - кролики да собачки: любят всей душою, преданы до гроба! Но уйти в монастырь и отдать добровольно власть Настасьичу тоже шибко жалко.
– О монастыре и не думай. Лучше я тебя оженю в скором времени. Ух, какой пужливый! Задрожал, будто бы осиновый лист.
Парень снова вынул платок и опять промокнул увлажнившийся нос. А потом спросил, сильно заикаясь:
– Присмотрел ли кого уже?
– Есть одна княжна на примете.
– Коли не секрет, кто такая?
– Про черниговского князя Святослава Всеволодовича слыхал?
– Про того, что умер нынешней зимою?
– Тьфу, окстись, не накаркай, дурень! Умер Святослав Ольгович, тот, за сына которого, Игоря, я давным-давно вроде бы шутя сватал Ярославну. Это дело прошлое. На его место сел теперь Святослав Всеволодович, много раз воевавший с Долгоруким. Он - один из наследников киевского престола, коли с Ростиславом, князем великим, что-нибудь случится, не дай Бог! Хорошо бы с ним заранее породниться. У него дочка Болеслава на выданье.
Было видно, как Владимир обдумывает сказанное. Наконец он проговорил:
– А не выйдет ли, тятенька, точно бы с тобою?
– Ты про что? Ответь.
– Женишь по нужде, из соображений галицкой выгоды. А любить Болеславу эту я не стану и присохну к какой-нибудь бабе на стороне?
Тут уж выдержка покинула Осмомысла. Он поднялся в гневе:
– Ты опять мне в глаза тычешь моей любовью? Сукин сын, щенок! И не надоело? Как решу, так и будешь делать! Рассуждать с тобой боле не намерен!
Княжич бросился к отцу в ноги, стал хватать его руки для поцелуя:
– Тятенька, прости! Я без умысла, но по глупости брякнул. Просто получается схоже - как тебя женили, так теперь меня… Вот и не сдержался. Не серчай, прошу!
Ярослав, всё ещё кипя, отнял кисть и сказал негромко:
– Полно, полно, не хнычь. Не давай волю чувствам. Я и сам вспылил понапрасну. Но вперёд учти: коль начнёшь бередить мои раны - не спущу, а и прокляну!
– Нет, не надо, я вести себя буду смирно!..
Уходя от сына, галицкий правитель подумал: «Не в меня пошёл. Сам не знает, чего желает. Боязно оставить на такого княжество. Может быть, действительно завещать Настасьичу? Ну, посмотрим, посмотрим, кто из них вырастет достойнее…»
Новые события отвлекли его мысли.
3
Не успел Ярослав проводить дочку в Венгрию, как ему доложили о прибытии двух вельмож, утверждавших, что один из них - брат его двоюродный, грек Андроник Комнин, а второй - двоюродный, но племянник, Ростислав-Чаргобай Иванович. Якобы бежали они из Константинополя, привезя привет от тётки - Добродеи-Ирины и другой двоюродной племянницы - Янки.