Золотой Конвой. Дилогия
Шрифт:
– Вот это секретность, - громко процедил Гущин.
– Интересно. Через полчаса найдется в Нижнеудинске хоть один зевака, который не будет знать, что мы везем?
– Неудачный пассаж.
– кивнул Гарткевич.
– Неудачный?
– Фыркнул Гущин.
– Сдержанный вы человек, Гарткевич!
– Да, дело осложнилось, - покачал головой Краузе.
– Тихо, господа!
– Приказал Гиммер.
– Не стоит ли поговорить с начальством, Клементий Максимыч?
– Оборотился к Гиммеру Медлявский. Секретность нарушена. Имеет смысл изменить условия конвоя.
– Ждите здесь, - скрипнул зубами Гиммер. Он тронул своего конька, и поехал, огибая конвой.
На
– Жаловаться...
– с неправильным ударением доносило голос чеха, порывами ветра, - Генерал Жанен... Не разумно нарушать...
– Жанен не имеет...
– прерывал его резкий голос полковника.
– Напротив, подчиняется Верховному... И должен... Вам стоило бы подумать... Сами довели нас... Если не пропустите, будем посылать еще...
Тем временем, злосчастный ящик собрали, и утащили обратно в вагон. На его место вынесли новый, целый, и приторочили к седлу.
– Последний!
– Крикнул прапорщик.
Команда тем временем наблюдала, как Гиммер подъехал к спорящим офицерам, слез с седла, откозырял, и что-то говорил полковнику. Вместе с ним они отошли от чеха, которого не пускало дальше оцепление. Минуты полторы они стояли, затем Гиммер откозырял, и снова взлетел на коня.
– Изменений не будет, - подъехав с ходу сказал он - выступаем.
– Умоемся мы на этом деле, - покрутив ус, предрёк Азанчеев.
– А ну, веселей, господа!
– Овчинников!
– Гиммер обратился к приданному унтеру.
– Ваши люди, случаем, не золотоискатели?
– Они солдаты, - Ответил Овчинников.
– Нас не зря отобрали.
– Скоро увидим, - Гиммер дернул плечом, словно ему внезапно стало зябко.
***
Старый тракт тянулся в прорези подступавшей к нему со всех сторон тайги. Краузе, Азанчеев и Жемчухин ехали молча, без разговоров, - их назначили в головной дозор. Лошади шли ровным шагом, хрустко продавливая снег. Иногда, звякал металл упряжи или ременного карабина, хрустели задубевшие на морозе ремни. Иных звуков не было. Это давило на разум. Летом в тайге не бывает тишины. А зимняя тайга была царством белого безмолвия. Абсолютной тишины. Любой, даже самый малый шум, был слышен неестественно отчетливо, а потом, гас, растворялся, умирал. И шум, и сами люди казались абсолютно чужими здесь.
Дорога впереди забирала вправо, лишая дальнего вида. Может быть Жемчужина смутило это. Может быть, он услышал впереди чужой, едва уловимый звук, -подхорунжий слышал лучше всякой кошки. А возможно, - это было то, что Жемчужин важно называл кОзацкой чуйкой, сильно налегая на 'о'. Времени выяснить не было. Потому что Жемчужин вдруг напрягся, и остановив лошадь, предупреждающе поднял руку вверх. Азанчеев и Жемчужин тоже остановились.
– Что?
– одними губами выдохнул Краузе.
Ответить Жемчужин не успел, - спереди ударили выстрелы.
Это был не стройный залп. Грянуло одиночным, - и покачнулся в седле Жемчужин. А секундой позже кто-то спереди, из леса крикнул 'огонь!' и затрещало, гулко разрывая морозный воздух. Именно в эту секунду, Краузе, успел ловко спрыгнуть с падающей лошади, и скакнув гигантскими шагами ввалился на обочину в снег. А Жемчужин и Азанчеев, - кавалеристы от бога, - бросили лошадей к деревьям.
Краузе барахтаясь в снегу, подобрал упавшую при падении с головы шапку-колчаковку, и прижался к толстому стволу дерева, сдернул с ремня винтовку, сорвал с прицела чехол. Руки, привычные до автоматизма, все делали сами, прапорщик в это время успевал вертеть головой. Его лошадь так и лежала на дороге недвижной массой, пуля прошла наповал. Рядом с ним, с той же стороны дороги, в паре метров ржал конь Азанчеева: поручик уже тоже спешился, и пытался усмирить объятого болью коня, у которого кровь хлестала из задней бабки. На другой стороне дороги - не было времени сговариваться кто-куда - с седла тяжеловато, без привычной молодцеватой легкости, слез в снег Жемчужин, и неловко возился, налаживая в руки карабин.
'Засада, - провернулось в голове Краузе.
– Ждали на дороге. Подъехали б мы ближе, сняли б махом, может и без шума. Как увидели, что мы встали, -пришлось стрелять как на руку легло. Жемчужин спас...'.
– Краузе мельком глянул на пояс, где среди прочего скарба в кобуре висела британская латунная ракетница фирмы 'Уеблей и Скотт'. На случай сигнала основному конвою, она была снаряжена красной ракетой. Но теперь, в сигнале не было проку. Штаб-ротмистр Гиммер и остальные уже конечно услышали пальбу...
Дерево рядом глухо вздрогнуло от удара пули, посыпалась сбитая в снег кора.
– Жемчужин, цел?
– Крикнул Краузе.
– Живой...
– глухо отозвался Жемчужин, проворачивая пуговку предохранителя на карабине.
Азанчеев тем временем вытащил свой револьвер, и уткнув метавшемуся коню в подбородок, выжал спуск. Конь рухнул в снег, взметнув пыльную дымку.
– Прости Бончик...
– выдохнул Азанчеев, и бросился к ближайшему дереву, ругаясь безобразным казарменным матом.
– Краузе выдохнул, и высунулся с винтовкой, стараясь едва отставать от дерева. Дорога была пуста. Лес закрывал вид, - в прицеле и втором, свободном глазе мелькали стволы, сучья, снег. Но вот, наискосок через дорогу, в нескольких десятках метров мелькнул ствол винтовки, и рукав, - а мгновением позже мозг разобрал полускрытую за еловой ветвью фигуру. Краузе аккуратно подвел прицел, и вложил противнику пулю в лоб. В прицеле было прекрасно видно, как пуля снесла тому пол-лица, и тело ничком рухнуло на землю.
– Краузе, - крикнул Азанчеев, - видишь их?
– Да.
– Кто они?
– Черт разберет...
Хлестанул короткий карабин Жемчужина, - кто-то в лесу отчаянно закричал.
– Бойцы!
– Заорал кто-то в лесу хорошо поставленным командирским рыком, -разворачивай фронт перпендикулярно дороге!
– Голос замялся.
– То есть поперек дороге разворачивай! Ну, пошли!
Краузе попытался найти хозяина голоса, - пустое дело, звук метался в лесу, перебиваемый частым треском выстрелов. Деревья трещали принимая пули. Хлопнуло где-то над головой - перебитая тяжелая ветвь рухнула на голову, сбив прицел, сыпанув за шиворот снега. От случайно выжатого спуска пуля ушла в землю, метрах в десяти перед ним. По шее растекся влажный холод. Краузе шепотом выплюнул матерок, и снова заводил своей оптикой.
Задача дозора была, - обнаружить врага. Это они сделали. По уговору, в случае нападения на передовой дозор, Гиммер на этом участке уводил конвой в лес, по правую руку. Действия дозора были на усмотрение. По возможности задержать врага, и дать конвою время. Старший по дозору - Азанчеев. Об отходе он пока молчал. Значит... ищем цели дальше.
В прицел попал еще один, - белый офицерский полушубок, без погон. Мелькнула на рукаве нашивка, - две простых красных полосы. Краузе подвел острие пенька оптики, и выжал спуск, - фигура на секунду застыла, нелепо скрючив руки, и в корчах осела на колени. Краузе отработал затвором стрелянную гильзу.