Золотой воскресник
Шрифт:
Эдуард Асадов за столом в “Переделкино”:
– Серафимы, херувимы… Кто их там разберет, эту небесную канцелярию. Вот попадем туда – увидим. Если Бог даст, что Бога нет, тогда не увидим ничего.
– Экий вы богохульник, – отзывается его собеседник.
– Я – да, – отвечает Асадов. – У меня свои отношения с Богом. Но больше никому не советую.
Наш дядя Толя всю жизнь собирает марки, меняет, покупает, отслеживает.
– Немецкие марки
Моему папе Льву прописали уколы. Но нам все время некогда забежать к нему.
– А я могу выйти в метро, – предложил Лев. – Договариваемся – какой вагон, передняя или задняя дверь, поезд подъезжает, двери открываются, а я уже стою со спущенными штанами. Лёня быстро делает укол, двери закрываются, я надеваю штаны, а вы едете дальше.
Асар Эппель, узнав о том, что переводчик Миша Липкин ходит на семинар к нему и к нам с Бородицкой, воскликнул:
– Ходить к Маринам и ко мне – это все равно что ходить за продуктами в “Седьмой континент” и бегать в “Пятерочку”!
– Правда, он не оговорил, – заметил Миша, – кого подразумевал под “Пятерочкой”, а кого – под “Седьмым континентом”.
– Смотрю шестидесятую серию “Просто Марии” и никак не могу запомнить, как кого зовут, – жаловалась Люся. – Три только имени – из десяти: Кристалл, Клаудиа и Блейк.
Режиссер Татьяна Скабард снимала фильм про Лёню Тишкова для программы “Острова”. Они ездили на Урал, в маленький затерянный между сопками городок Нижние Серги, где родился и вырос Лёня. Снимали родной деревянный домишко на краю озера, с печной трубой, баб с коромыслами, детишек на салазках.
В конце фильма Скабард спросила:
– Лёнь, ты чувствуешь себя по-настоящему русским человеком?
– Я чувствую себя человеком мира, – ответил Тишков.
– В кои-то веки решила снять фильм о чистокровном русском! – всплеснула руками Скабард. – С таким трудом отыскала его среди несметных полчищ метисов и мулатов, так он оказался человеком мира!..
Люсин приятель Гена Маслов заранее поставил себе памятник на кладбище, где отразил все свои достижения и регалии.
– А теперь, – сказала Люся, – Маслов хочет напечатать альбом – кого он любил и кто любил его.
Я спрашиваю:
– А это будут два разных альбома?
– Наверно, один, – ответила Люся, – он собирается его издать за свой счет.
– Чтобы разослать по библиотекам? – спросил Лёня.
Попросила Серёжу помочь мне завести будильник.
– Это какой образ жизни надо вести, – воскликнул сынок, – чтобы человеку, перевалившему за полтинник, не уметь завести будильник?!
Желая
Она ему:
– Абхазский сепаратист, закрой за мной дверь!
– Иди-иди, – отвечал он, – клерикалка, мракобеска, обскурантистка…
– Когда я упал с инжира, – он говорил, – а как может быть иначе, если такой туберкулезник, как я, залез на инжир, ты знаешь инжир? – к нам вся деревня сбежалась: кто чачу несет, кто помидоры, кто баклажаны, ты знаешь баклажаны? Это такие огурцы, только фиолетовые!..
– Я оброс, – жаловался Даур, – и теперь похож на Бетховена в абхазском исполнении. Что мне делать? Идти в парикмахерскую по сравнению с твоей стрижкой – все равно что отправиться в публичный дом вместо родного дома. Я понимаю, ты очень занята. Это я только и делаю, что ращу себе волосы.
– Ну вот, теперь совсем другое дело. Шагаю по улице – все смотрят на меня, говорят: “Сам так себе, но прическа – пиздец!”
Я – Лёне:
– Дай Лёве свой носок, он тебе заштопает. Его в детстве баба Мария научила отлично штопать.
– На лампочке? – спрашивает Лёня. – Так и вижу – он берет лампочку в руку, и она загорается от его руки. Неярко, но достаточно, чтобы видно было, что штопаешь. Так он штопает, штопает, устает, лампочка гаснет, а он все уже как раз заштопал.
– Надо при любом удобном случае всем предлагать что-нибудь заштопать, – говорит Лев. – Теперь это никому не нужно, а звучит очень мило.
Бархин читал нам главы из своей книги и все беспокоился, не графомания ли это?
– Вот Пушкин… Вот Шварцман… Это художники, – говорил он.
– А мне понравилось, – сказал Лёня. – И где та грань, что отделяет Пушкина от графомана?
– Значит, по-твоему, – сказал Бархин, – Пушкин и графоман какой-нибудь – одно и то же?
– Да, – твердо сказал Лёня.
– А слон и ворона?
– Смотря откуда взглянуть. Если с точки зрения вороны, то слон очень большой. А если из космоса, то ни того, ни другого не видно.
– А как ты посмотришь из космоса? – спросил Бархин.
– Найду способ…
Из письма нашего девяностопятилетнего знакомого Миши Голубничего из Америки:
“…А другой ученый, физик и астрофизик, которому, как и многим, очень не повезло в сталинскую эпоху и которого пожалели его родные, поскольку при Сталине его заключили в тюрьму (но очень повезло, что не расстреляли), – этот ученый ответил тем, кто его пожалел: «Ну что вы, я же сидел во Вселенной…»”