Золотой воскресник
Шрифт:
– Пошли отсюда, здесь, наверно, бляди собираются.
– А мы-то кто с тобой? – удивилась Дина.
В кафе она приехала прямо с выступления на “Серебряном дожде”. В конце передачи ее попросили осуществить социальную рекламу.
– Как? Я? Не совсем понимаю. А что я должна? – она спросила.
– Вы должны сказать, чтобы водители не пили за рулем. Вы, Дина Рубина, их лично просите…
– Ну, включайте.
– Готовы?
– Готова. Здравствуйте, друзья! – произнесла она своим неподражаемым голосом. – Я, Дина Рубина, никогда не пью за рулем!
Все
В прямой эфир ей дозвонилась девушка.
– Ваши книги, – сказала она Дине, – для меня не просто книги…
– А что? – спросила Дина.
– …Часть тела.
– Зря Дина в финале “Белой голубки Кордовы” застрелила своего героя, – неодобрительно сказал Лёня. – И так на его долю выпало немало неприятностей. И сама из-за этого свалилась с гипертоническим кризом…
Тишков:
– И вот большевики уехали из Крыма, всех расстреляли, все разграбили и отступили.
– Мой дедушка, – я говорю, – не мог этого ничего сделать.
– Да? А откуда у вас такие старинные венские стулья?
Поэт Хамид Исмайлов в Москве в 90-е годы отправился на свой вечер поэзии. А перед этим сварил фирменный узбекский плов, целый казан, и нес его, горячий, в рюкзаке, в карманах которого аккуратно лежали ложки и салфетки. Около “Метрополя” его остановил милиционер. Попросил предъявить документы и показать, что он несет.
Хамид подумал – все, сейчас у него отберут плов. Но милиционер взял из рюкзака ложку и сказал:
– Я должен попробовать, что там у вас такое.
Он сытно поел, вытащил из того же рюкзака салфетку, вытер губы и отпустил Хамида на все четыре стороны.
Хамид решил начать новую жизнь в Париже. Знакомый предложил участвовать в русском вечере на тему: “Бунин и Хамид Исмайлов”. План такой: обзорно обрисовать жизнь и творчество Бунина, а остальное Хамид возьмет на себя. Первый доклад поручили русскому актеру-эмигранту, ему дали переводчика, и, хотя предоставили десять минут, он говорил и говорил: тут кошка, тут собака, каким Ваня Бунин был в младенчестве, кто в люльке его качал, словом, к финалу всего вечера дошел до того момента, когда Ивану Алексеевичу исполнилось десять лет. Ему стали махать, делать знаки, он встрепенулся и сказал:
– Так Бунин прожил семьдесят пять лет. А потом он умер.
Товаровед Аня из книжного магазина клуба “Проект О.Г.И” взяла мои книжки на продажу. Спустя некоторое время я позвонила – узнать, как идут дела.
– Сейчас нет денег, – сказала она. – Позвоните в субботу утром. Ночью с пятницы на субботу очень хорошо раскупаются книги.
– Это что – по дороге из ресторана?
– Почему? – она отвечает. – Именно приходят в книжный магазин часов в пять утра – купить книгу…
Даур Зантария был гениальным прообразом, недаром Андрей Битов, гостивший у него в Абхазии, вывел Даура ярким и красноречивым персонажем своего романа. Великий Грэм Грин, мимолетно повстречав Даура в Сухуме, так был им впечатлен, что уже в следующем романе Грэма Грина
– Пошлю в Абхазию ксерокопию! – деловито сказал он. – А то они думают, я в Москве груши околачиваю. А я тут служу прообразом в поте лица!
– А еще про меня будет? – спрашивал Даур.
И, чтоб не иссякал родник моего воображения, самостоятельно разрабатывал свою восходящую линию:
– Например, твой Коля Гублия воевал против армии Шеварднадзе и выпускал “Боевой листок сепаратиста”. Однажды, когда он написал прямо: “Долой Шеварднадзе!”, он упал и сломал себе ногу. Потом случилась похожая ситуация. Он снова крикнул: “Долой Шеварднадзе!” И, как это ни странно, опять упал и опять сломал ту же самую ногу, причем в том же месте! С тех пор всякий раз, как только он произносил имя этого государственного деятеля, он падал и ломал ногу. Далее в “Боевом листке сепаратиста” Коля опубликовал обличительное стихотворение, в котором несколько раз вместо имени Шеварднадзе употребил местоимение “кое-кто”. За этот эзопов язык свои же абхазские сепаратисты, все как один горячие головы, бросили Коле в лицо, что он трус. Не стерпев оскорбления и презрительного отношения товарищей по оружию и будучи не в силах разумно объяснить, что с ним происходит, Коля оставил сепаратизм и уехал в Гваделупу, приняв там статус беженца. Погиб Коля, спасая гваделупскую деревню от нашествия ос. И местные жители с особым благоговением съели его мясо.
– Мое земное предназначение я уже выполнил, – говорил Даур. – Я запечатлен в тексте “Гений безответной любви”, поэтому спокойно могу завершать тут свои земные дела.
– Что я вижу? – удивлялась Лия Орлова. – Откуда в твоем романе эти любовные телефонные разговоры Даура? Ведь он все это мне говорил – на полном серьезе!
– Главное не слова, – успокаивал ее Лёня. – А то, что он в них вкладывал!
Владислав Отрошенко:
– Когда я с тобой разговариваю, Марина, я себе кажусь таким умным!
На радио один шумовик, очень добросовестный, узнав, что я в передачах вне всякой меры употребляю божественное звучание жизни, предложил мне “из-под полы” звук молчания у гроба.
– Ни у кого больше нет, – сообщил он доверительно. – Если понадобится – обращайтесь.
– Спасибо, – говорю. – Но в этом случае я могла бы использовать “партию молчания на колоколах”.
– Не то! – ответил он, щелкнув пальцами.
“Маруся! – пишет мне Дина. – Завтра мы уезжаем на Мертвое море, дивная путевочка на пять дней в роскошном отеле, за одно название которого можно душу отдать: «Нирвана». В цену включено все: пятиразовое питание, горячительные напитки, бар до потери человеческого облика, бассейн, сауна… Вчера разговаривала с организатором этой поездки Фимой из города Кривой Рог. Здесь он Хаим. Интонацию, к сожалению, я передать тебе не могу:
– Я вам добуду бумагу на сероводород!