Золотой воскресник
Шрифт:
– А что это значит, Фима?
– Как?! Вы не знаете сероводород?! Вы садитесь в ванну, и по вам ползают пузырьки, что это одно удовольствие. Я добуду вам бумагу, включая в цену! Я избранным людям всегда даю сероводород!..”
На ярмарке Non/fiction выступала в паре с норвежским писателем и путешественником Эспедалем. Публика поинтересовалась нашим семейным положением.
Я говорю:
– У меня есть муж и сын.
– А у меня есть дочь и муж, – ответил Эспедаль.
Нас обоих спросили: “На
Я сказала:
– Или командировки, или накапливаю…
– А я останавливаюсь в гостинице под чужим именем на три дня, – ответил Эспедаль, – переночую и уезжаю!..
Моя сестра Алла, посмотрев нашу беседу с Андреем Максимовым в передаче “Ночной полет”, сделала мне замечание:
– Что ты как советская школьница – спрашивают твоего мнения, а ты все цитируешь какого-то философа, никому неизвестного, на “ф”!
– Франциска Ассизского…
– Да! – говорит. – А кто его сейчас знает? Сказала бы: “Я считаю” – и вырази эту же мысль…
Жена Резо Габриадзе, ее ласково прозвали Крошка, рассказывала, как Резо искал ведро для изображения мчащегося поезда в спектакле “Сталинградская битва” и нигде не мог найти, пока не увидел подходящее ведро у директора театра. Но у того в нем стояла елка, так что пришлось подождать…
В Дзинтари, в керамичке, где обжигали скульптуры в печах, работала прекрасная латышка Инара. Она обожгла наши глиняные фигурки, и Лёня подарил ей книгу своих карикатур с подписью: “Пламенной Инаре от обожженного Тишкова!”
Скульптор Роберт Посядо из пятидесяти килограммов шамота слепил Венеру Милосскую.
Потом я слышала, как он сообщает кому-то, что Лёня Тишков и Гриша Берштейн тащили ее по вокзалу за ноги и за руки… которых у нее нет.
Туркменский скульптор Туркман предложил мне позировать ему.
– Я хочу слепить ваш бюст, – сказал он.
И поспешно добавил:
– Бюст – это значит голова.
Моя одноклассница рассказывала, как ее родственник Радик навещал режиссера Параджанова в больнице, приносил ему карамельки. А когда Радик уходил, тот пригоршнями эти карамельки загребал из пакета и разбрасывал в коридоре, как сеятель.
Иногда мы с Серёжкой прибегали на Ваганьково, и, пока я возделывала райский сад нашим светоносным предкам, он жевал бутерброды и решал задачки по математике на лавочке. Осень, листья кружатся, тишина!..
– Я первый школьник, – говорил Сергей, – который делает уроки на кладбище…
Лёня Тишков – Нине про директора питерского Первого хосписа Андрея Владимировича Гнездилова:
– Его прозвали Харон.
– А кто это – Харон? – спрашивает Нина.
– Харон – это… – с готовностью начинает объяснять Лёня.
“Кабаре Петрушевской” в Красноярске. Людмила Стефановна вышла на сцену в умопомрачительной
– Вот Петрушевская – она эпатирует публику, только поражает, а не стремится быть красавицей в твоем мелком понимании…
Посреди своего концерта она сказала:
– Все, кто хочет уйти, – уходите.
Половина встали и ушли.
В красноярском зоопарке в клетке сидит большой черный ворон. Табличка гласит, что его охраняет и спонсирует бюро ритуальных услуг.
Во время телевизионной съемки на книжной ярмарке Non/fiction меня попросили порассуждать о том о сем с Диной Рубиной.
– Как я мечтаю, – говорю я ей, – чтобы сняли документальный фильм о приключениях твоей жизни!..
– О приключениях? – в ужасе переспросила Дина, только что выступившая перед сотнями людей и раздавшая тысячу автографов. – Все приключения моей жизни связаны с тобой! Как с тобой свяжешься, так обязательно какие-то приключения!..
Одна женщина услышала Седова по радио, позвонила в редакцию и умоляла дать его телефон.
– Вы не подумайте, что раз я в него влюбилась, то буду его преследовать, – объясняла она. – Я замужем. Но у меня муж такой скучный!..
В развлекательном центре “Атриум” Седов пошел в туалет. Выскакивает изумленный:
– Там все на фотоэлементах! Я только вошел – заиграла музыка, нью-эйдж, расстегнул штаны – ударили барабаны, а когда стал ссать – зажурчали ручьи и запели птицы. Ты пойди, пойди, сама убедишься…
Меня и Серёжу Седова как детских писателей пригласили в школу на педсовет. Нам стали представлять учителей.
– Неважно, мы все равно никого не запомним, – ласково остановил Седов директора школы.
Лёня и Седов собрались в Челябинск – играть спектакль по пьесе Тишкова “Водолазы”. Я Лёню предупреждаю:
– Единственное, что я могу гарантировать, что он не запьет. Во всем остальном с ним нужно адское терпение. Он может закручиниться, остановить спектакль посередине и начать сначала, если ему вдруг покажется, что у него не катит, он может заявить, что искусство – это говно, он даже может сказать, что Бог умер…
Лёня, испуганно:
– Какой Бог?
Нам позвонили в дверь. Лёня открывает – стоят две женщины и спрашивают:
– Вы хотите узнать истину?
– Спасибо, – ответил Лёня, – предположительно я ее уже знаю.
– Не говорить же, – он мне объяснял потом, – я не знаю истину и знать не хочу!..
На “Книжкиной неделе” с Дорофеевым Сашей выступали в Казахстане. Неделю мы ездили по степям, повсюду встречали нас огромные залы детей. Вдруг приезжаем на выступление, а никто и в ус не дует. Что такое? Оказывается, водитель перепутал и вместо совхоза “Заветы Ильича” приехал – в “Путь Ильича”…