Золотой выкуп

Тухтабаев Худайберды Тухтабаевич

— Что стряслось, Хайитбай? — встревожился он.

— Коня у меня украли, — всхлипнул мальчишка. — Вчера вечером зашел в чайхану перекусить, а выхожу — коня нет.

— Украли, — так, значит, украли, не переживай. Я тебе подарю скакуна. Еще лучше.

— Но с конем у меня украли и хурджин!

Намаз улыбнулся, махнул рукой:

— Уж чего-чего, а хурджинов в Ургуте предостаточно. Я дам тебе денег, купишь новый.

— В хурджине был мой револьвер. И еще… Намаз-ака, в нем было письмо для вас…

— Письмо?

— Дядя Петр для вас передавал.

— Фу ты, черт! Ты его не читал?

— Я его наизусть выучил, будто предчувствовал, что украдут.

Намаз отвел мальчишку за толстую орешину. Здесь Хайитбай, вытирая ладонями слезы, продолжавшие выбегать

из глаз, прочитал по памяти письмо.

— «Дорогой Н. Домулла [47] согласен с тобой встретиться. Вернее, он даже больше желает встречи с тобой, чем ты — с ним. Жди его в пятницу перед вечерней молитвой у галантерейной лавки братьев Шамсуддиновых. Он сам подойдет к тебе. Твой друг».

47

Домулла — учитель, наставник.

— Еще одно беспокоит меня, Намаз-ака, — опять всхлипнул Хайитбай после минутного молчания.

— Ну, что еще? — спросил Намаз, заметно теряя терпение. Не мальчишка — сундук, полный сюрпризов.

— Мне показалось, что из самого Самарканда за мной по пятам следовал какой-то всадник. Я остановлюсь, и он останавливается; еду дальше — и он трогается. Невдалеке от чайханы отстал. Потому я и сел спокойненько поужинать…

— Эх, ты-ы!.. — Намаз хотел крепко выругаться, но сдержался. Что с малого возьмешь? Если по-честному — только в пояс ему поклониться: все время в дороге, с коня не слезает, сложные поручения выполняет, а ведь ребенок еще, совсем ребенок! Съежился, ждет своей участи, готов понести наказание, коль уж такую оплошность допустил. Но разве у Намаза поднимется на него рука?

— И ты из Ургута пришел пешком?

— Всю ночь шел, ни капельки не спал…

По всему, за Хайитом явно кто-то следил. И если в руки соглядатая попала записка Заглады, считай, в условленном месте устроят засаду. Михаила Морозова могут схватить. Надо опередить полицейских, иначе случится непоправимое!

— Шахамин-ака, накормите гонца как следует, — попросил Намаз, возвращаясь к отдыхающим товарищам. — Эсергеп, седлай моего коня. Назарматвей, ты тоже собирайся, поедешь со мной. Эшбури-ака, отсыпьте мне мешочек золотых монет. Кабул-ака, вы тоже с нами. Дядюшка Абдукадырхаджа, вы остаетесь здесь за меня. Немедленно менять стоянку. Перебирайтесь скрытно в пещеры Чилмахрама. Все ясно?

— Ясно, Намазбай.

— Ждите меня там.

— Хорошо.

— Пожелайте нам доброго пути.

Абдукадырхаджа-ака прочитал короткую молитву, провел ладонями по лицу.

— Аминь! — повторили за ним остальные джигиты и дружно вскочили на ноги, чтобы проводить Намаза в неожиданный поход. Лишних вопросов никто не задавал.

ГЛАВА ВТОРАЯ. ГОСПОДИН ГЕСКЕТ ГНЕВАЕТСЯ

Карательный отряд полковника Сусанина, отправившийся в глубь края с заданием обнаружить и уничтожить «бандитов», лишь в одной из многочисленных стычек с намазовцами потерял одиннадцать человек.

«Черт-те что происходит! — метался по широкому, просторному кабинету Гескет. — Не успеваешь усмирить беспорядки в городе, глядишь, кишлаки взрываются порохом; только утихомиришь кишлаки — опять город взбаламучен… Нет, пришла пора, видно, оголять шашку и рубить, рубить всех без пощады. Иначе, верно, будет поздно».

Бесшумно растворились тяжелые резные двери, и на пороге возник молоденький офицер.

— Разрешите, ваше превосходительство…

— Говорите.

— Приглашенные на совещание все в сборе.

— Представители Каттакурганского уезда прибыли?

— Так точно, ваше превосходительство.

— Толмачи на месте?

— Так точно, ваше превосходительство, вот список желающих выступить, не соизволите ли…

— Говорить буду только я сам. Хватит, мололи тут языками… Порвите и выбросьте этот список в мусорный ящик! На словах они все великие тактики и стратеги, на деле же — бегут, высунув языки, от какого-то Намаза, вооруженного вилами. Чего вытаращились, идите!

На совещание, где должны быть разработаны решительные меры по ликвидации намазовских «банд», приглашены представители всех краев Самаркандского уезда: волостные управители, тысячники, казии, шейхи и муллы, известные богатеи, фабриканты-миллионщики. В уездном зале заседаний, где обычно проводятся торжества, даются балы, не всем хватило места, — многие стоят в проходах, тесно прижатые друг к другу.

Гескет вошел в зал, сопровождаемый двумя полковниками и толмачами, и направился к огромному дубовому столу, специально приготовленному для его превосходительства. Немного не дойдя до него, губернатор внезапно остановился и внимательно оглядел присутствующих.

— Переводите, — приказал он толмачу, — от имени Его Императорского величества я желаю им всем хорошего настроения, доброго здоровья, успехов в делах.

Едва толмач перевел слова губернатора, гости мусульманского вероисповедания, облаченные в шелковые чапаны, повязанные громадными белыми чалмами, дружно подняли руки:

— Илоё аминь! — и провели ими по лицу. — Да пусть вечно процветают трон и государство Его Величества Белого Царя. Оллоху акбар!

— Так, господа, начнем, пожалуй, наши очередные упражнения по красноречию? — нетерпеливо начал господин Гескет, не дождавшись установления тишины. — Как мне стало известно, многие из вас изъявили желание выступить сегодня. Интересно было бы знать, о чем вы собираетесь говорить. Хотите всенародно — в который раз! — заявить, что вас ограбили, что Намаз-вор повесил вас вверх ногами на чинаре и влил в рот помои? Или похвастаетесь, как вы окружили бандитов и хотели их уничтожить, и вам непонятно, каким это образом они ускользнули? Надоело. Мне от вас, господа, дела требуются. Какой-то босяк, кишлачный темный парень перевернул вверх дном весь уезд. Ну-ка, скажет кто-нибудь, где и сколько у Намаза законспирированных отрядов? Молчите. Потому что не знаете. Половина оружия, розданного русскому населению края для самозащиты, стала собственностью намазовских грабителей. Об этом тоже, конечно, вам неведомо. Из казарм, с боевых постов исчезают целые ящики боеприпасов, бомб, ну откуда вам это знать, верно я говорю? Что ж тогда вы знаете, господа хорошие? Болтать, предаваться азартным играм, запускать руку друг другу в карман — на это вы мастаки. Только одно и на уме: как хапнуть кусок пожирнее. Хватит, достаточно. С сегодняшнего дня по всему уезду вводится военное положение. Пока не усмирены мятежи, не казнен разбойник Намаз, каждый из вас должен считать себя оголенной саблей его императорского величества. Каждый должен быть вооружен винтовкой и револьвером. Волостным управителям и тысячникам разрешается содержать столько нукеров, сколько это возможно: задача — помочь нам уничтожить бунтовщиков. Исходя из нужд, диктуемых военным положением, приказываю между тремя-четырьмя волостями установить контрольные посты, в которых будут нести бессменную службу русские солдаты и нукеры туземного происхождения. У каждого поста соорудить виселицу, дабы вселять страх в души бунтовщиков. Хочу предупредить управителей и тысячников: на чьей территории Намаз и его сообщники совершат грабежи, подвергнут физическому насилию чиновников, государственных служащих, — тот без проволочек будет освобожден от занимаемой должности. Тот же из вас, кто проявит личное мужество и храбрость, сумеет поймать и доставить властям известного негодяя Намаза, сына Пиримкула, помимо обещанного ранее денежного вознаграждения, получит лично из моих рук самый почетный орден.

На это чрезвычайное совещание, разумеется, пожаловали и дахбедские именитые граждане. Среди них находились также Хамдамбай с Мирзо Кабулом. После того как Мирза Хамид, обвиненный в сочувствии и помощи Намазу, был снят с должности, волостным управителем стал Мирзо Кабул, бывший помощник верховного казия. Не без помощи Хамдамбая вознесся он на новую высокую должность. С того дня и следует за Байбувой, как верная собачонка: тот сядет — и этот садится, тот кашлянет — и у этого вдруг в горле запершит…