Звездное вещество

Черненко Евгений Иванович

– Здесь есть система для напуска инертных газов. Твою разрядную трубку следует припаять вот к этой вакуумной магистрали. Но сначала на место надо установить электромагнит. Кстати, он у тебя есть? Нет? Ну так поклонись на кафедре СВЧ приборов, может быть, что-нибудь подберут из уважения к Кухаревскому. Высоковольтный выпрямитель тоже добывай сам. Фотоаппарат у меня есть, и превосходный, вон там стоит... – Котов указал на старинный ящик с большим объективом, закрытым черной крышкой, при снятии которой вылетает птичка. Далее Котов вскинул худые руки на уровень очков и патетически произнес:– И заклинаю тебя, неофит! Видишь, в систему здесь впаян ртутный манометр Маклеода? Электронные вакууметры достать пока не удалось. А давление в трубке, как я понимаю, тебе нужно измерять точно? Так вот, с маклеодом – предельная осторожность! Как с девушкой, и даже деликатнее. Понял?

Довольно быстро я раздобыл и электромагнит, и высоковольт­ный выпрямитель. Около часа носил чемоданчиком конденсаторы из кладовки на кафедре электротехники. Несколько вечеров потом паял конденсаторную батарею, монтируя ее в корпусе списанного игни­тронного выпрямителя. Дней через десять моих напряженных трудов был призван, наконец, стеклодув. Он разместил разрядную трубку в зазоре электромагнита и припаял ее патрубок

на магистраль вакуум­ного поста. Я осознал, что нахожусь на пороге свершения... Кот отдал мне без остатка один из своих вечеров. Он научил меня работать с ва­куумом, мыть систему водородом и напускать в разрядную трубку ар­гон или гелий, хранившиеся в волейбольных камерах с пережатой пу­повиной. Мы запустили высоковольтный выпрямитель и попытались зарядить батарею. Искры шли в самых неожиданных местах. При­шлось проложить по три слоя оргстекла там, где одинарные слои были пробиты. Наконец удалось батарею зарядить. Разряд через трубку дал в междуэлектродном промежутке синюю яркую искру, вызвав у меня первое недоверие. Непохоже было, что такую непокорную и яростную искру удастся свернуть в кольцо... Но ведь еще не включен магнит! Ещё не выведены на режим ни ток, ни магнитное поле! Рано отчаи­ваться... Это происходило вечером в субботу. Кот посмотрел на часы, потом на меня, будто сверяя одно с другим, и махнул рукой:

– Ладно! Давай разок попробуем сегодня. А то ведь ты изве­дешься в воскресенье.

Мы отладили все режимы и, закрепив на штативе фотоаппарат, нацелили его на разрядную трубку. Кот поставил вместо матового стекла кассету с фотопластинкой. Потом погасил свет и снял крышку с объектива.

Давай! – скомандовал он, и я нажал кнопку. В темноте вспышка была особенно яркой. Ослепленный, я не мог бы точно сказать, увидел ли за стеклом трубки в разрядном промежутке заветное колечко. На сетчатке глаз отпечаталось яркое пятно, и только. Кот, не зажигая све­та, вынул кассету и прошел к верстаку, где горел красный фонарь. Оба мы склонились над ванночкой с проявителем... Фотокамера загляды­вает в разрядный промежуток сбоку, в случае удачи на пластинке должна была проявиться буква "о"... Но на пластинке медленно про­ступал какой-то черный извивающихся червяк. Вспомнились слова Кухаревского: "Формула выведена при большом числе упрощений". Ну и ну! А радио уже передавало бой курантов на Спасской башне. Кот зажег свет, быстро обесточил оборудование и, натягивая замше­вую свою кепку, сказал:

Да что это ты так весь посинел, Александр? Первый блин про­сто обязан быть комом. Может быть, тебе еще сотню таких комьев увидеть придется, прежде чем настоящие кругленькие пойдут... Ты лучше пораскинь мозгой, где ты мог начудить в своих расчетах.

Умом я прекрасно понимал правоту Кота. Я шагал к общежитию. Теперь не было луны, или она была за облаками. Но я чувствовал, что со мною произошло что-то похожее на недавний выход в театр. Ана­логия злила меня. "Что уж такого тут похожего?" – спрашивал я себя. И вдруг понял, что теперь, как и в тот вечер, из души ушло очарова­ние...Все воскресенье я отдал курсовой работе по электротехнике, рас­считывая токи в замысловатой электрической цепи. Не бог весть, что за трудности, однако же от мрачных мыслей эта рутинная работенка уводила. К вечеру я покончил с этим занятием, и принялся раздумы­вать над вчерашней неудачей. Как мне не хотелось рассказывать об этом Кухаревскому! Я должен был во всем разобраться самостоятель­но...Был уже конец октября. Порой налетали дожди, и тогда вороха жухлой листвы под ногами слипались на тротуарах в пласты. На лек­циях я садился теперь так, чтобы не видеть золотистые светлые косы, по-школьному связанные на затылке большим шелковым бантом. Труднее было избегать встреч на семинарских занятиях. Как ни остере­гайся, но вдруг встречаешься со взглядом серо-зеленых, будто бы солнцем до дна просвеченных глаз. И снова – голова кругом, и без­звучный вскрик отчаяния, потому что счастье твое на свете без этих глаз невозможно... А Юлька всего лишь попросила у тебя на минутку справочник и спокойно ждет, пока до тебя дойдет элементарный смысл се слов. Естественно, что моя сердечная тайна уже давно не была тако­вой для группы, и я порой ловил на лицах других однокурсниц без­молвные пересмешки в свой адрес. Группа была осведомлена и о моей раннеспелой и кипучей научно-исследовательской деятельности. Здесь насмешек не чувствовалось, но интерес к исходу матча "Величко про­тив молнии" носил характер выжидательного любопытства. Никто еще не знал о моей первой неудаче. Ах, как же мне нужен был успех!..И вот однажды на скучной лекции по политэкономии пришла спасительная, как мне показалось, догадка. Я придумал "завихритель". хитроумную систему электродов, которая должна была заставить того зловредного червяка с фотопластинки скушать-таки собственный хвост и превратиться в кольцо. Благо я с младых ногтей умею слесар­ничать, а в лаборатории Котова был отличный верстак с набором ин­струментов. Трех дней не прошло, как у меня уже было готова новая разрядная трубка, и стеклодув поставил ее на место прежней в зазоре магнита. Снова я старательно откачивал и промывал водородом ваку­умную систему. Осталось только заполнить трубку инертным газом, выйти на режим и сделать снимок. Нетерпеливо ждал я темноты за ок­нами лаборатории, но Кот не мог остаться в тот вечер. Он сказал:

– Потерпи, Саша, завтра я тебе охотно проассистирую. А нынче зажми себя в кулак... Вот что, проложи еще пару листов оргстекла в третьем этаже конденсатора. До завтра, ребятки!

Кроме меня, в лаборатории остался еще третьекурсник Игорь, во­зившийся с тлеющим разрядом. Он снимал какие-то давным-давно из­вестные в науке зависимости. Его "научно-исследовательская" работа сводилась к постановке новой "лабораторки" для студентов, и делал он ее с корыстной целью – это приравнивалось к выполнению курсово­го проекта, то есть избавляло от повинности сдавать листов шесть чер­тежей. В начале девятого Игорь выключил свой стенд и сообщил мне:

– Саша, я в кино ухожу. Ты уже видел "Летят журавли"? Мировая картина! Второй раз иду. Что это за диковину ты изобрел? Ты у нас башковитый парень, а?.. Ну так ты выключи здесь все рубильники, как положено. Привет и до свиданьица!

Вот же невезуха! А в трубке у меня уже аргон. Работать в одиноч­ку нельзя – это грубейшее нарушение правил безопасной работы с электротоком!.. Может быть, все же сделать одно-единственную вспышку? Никто и не узнает никогда... И я навел фотоаппарат и заря­дил конденсаторную батарею. Потом пошел к выключателю у вход­ной двери и выключил свет. Осторожно, чтобы не задеть треногу фо­тоаппарата, вернулся

к стенду. С сильно колотящимся сердцем нажал на кнопку. Но вспышки не последовало. Почему?.. И тут дошло до ме­ня, что не слышно характерного шелеста коронного разряда на элек­троде предварительной ионизации в трубке. Все ясно, расконтачился высоковольтный ввод в системе поджига... Потом, когда ничего уже нельзя будет поправить, самолюбие подсунет мне ряд доводов в оп­равдание необдуманных действий в темноте. Один будет такой: "Я ведь зверски устал за тот вечер, и был не в силах плестись еще раз к выключателю, чтобы при свете шевельнуть контакт, защищенный эбо­нитовым грибком. Откуда мне было знать, что этот грибок свалился?"Будто бы острая тонкая шпага вошла в мою правую руку, про­шла через грудь рядом с сердцем и вышла через ладонь левой руки, опирающейся на каркас выпрямителя. Меня швырнуло в сторону, удар моего локтя пришелся по стеклянным трубам вакуумного стенда. Сквозь глухоту, черной ватой окутавшую мозг, я услышал звон стекла, сыплющегося на пол... Наконец добрался до выключателя и зажег свет. "Маклеод!.." – панически подумалось мне. Я страшился оглянуть­ся на разнесенную вдребезги вакуумную систему... Так и есть. Тысячи блестящих шариков ртути раскатились по старому щелястому паркету. Те, что были покрупнее, расплюснутые тяжестью, собрали на себя му­сор и потеряли блеск. Одна большая капля медленно вползала в щель, словно иллюстрируя мысль, что к утру вся эта ртуть уйдет под паркет. Пары ртути – страшный яд, разрушающий сердце. Теперь здесь будут снимать пол и обеззараживать каждый квадратный сантиметр.Пахло горелым машинным маслом. Я выключил захлебываю­щийся форвакуумный насос. Отключил питание и разрядником с изо­лированной ручкой разрядил конденсаторную батарею. Она огрызну­лась злой фиолетовой искрой. Трясущимися руками извлек из выпрямителя кенотрон. Вид катода, иссосанного, как сахар, поразил меня. Подумалось: "Твое счастье, что этот приборчик рассчитан на отдачу всего десяти миллиамперов тока, и он не смог бы тебя убить. Хотя убить тебя мало за то, что ты натворил". Что-то жестокое и злобное скалилось за черными стеклами окон. Я вышел в коридор, пустой и полутемный. Вошел в пустую аудиторию напротив... Что же делать? Как свести к минимуму последствия?.. От взгляда на исписан­ную мелом доску, где функция "У" подвергалась сумасшедшим преоб­разованиям, в голове у меня загудело, как в короткозамкнутом транс­форматоре: "У-у-у!.." Чтобы сдержать приступ тошноты, я распахнул окно. Под перистыми кронами акаций, освещенными снизу, смеясь, проходили девушки. Окружающему миру жилось так же, как раньше, будто ничего ужасного не случилось с Саней Величко. Где-то недалеко голос Вертинского, нарезанный на рентгеновскую пленку с чьими-то костями и болезнями, пел про клонящийся под ветром банан.Что было потом?.. Как водится, "потом был суп с котом". Тем чернее этот юмор, что именно Кот по моей милости пострадал больше всех. Приказом по институту его отстранили от должности. Заведующий кафедрой Ю.В. Кухаревский получил строгий выговор, а студент второго курса Величко Александр был снят со стипендии до конца учебного года. Было комсомольское собрание, вынесшее комсомольцу Величко строгий выговор. На этом же собрании я обещал отработать не меньше недели на ремонте лаборатории. Именно это перевесило при голосовании – исключение из института или строгий выговор... Ту неделю я отработал вместе с людьми в противогазах, специалистами по обеззараживанию из Ростова. Сдирали старый паркет до перекры­тий этажа и вывозили мусор в плотных бумажных мешках.Как-то сразу рассыпалась стеклянная стена между мною и груп­пой. Ребята помогали мне выжить без стипендии. Ходили со мною на станцию разгружать платформы со щебенкой. Иногда удавалось под­работать на рыбзаводе. Сердобольные работницы в готовочном цехе до отвала кормили "студентиков" жареными бычкам. Иной раз и под одеждой удавалось выносить с полдюжины баночек.

Когда лабораторию физических основ электроники восстановили, Кухаревский предложил мне продолжить начатые исследования. Я отказался. Я жил теперь по новой рациональной программе. Детские забавы с электричеством для меня кончились. Кухаревский устроил меня на кафедру СВЧ приборов слесарем на полставки. Это позволило отказаться от разгрузки вагонов и от работы на рыбзаводе. И мне льстило то, что кафедра вела серьезные исследования с Синявинским НИИ, я собирал макеты настоящих электронных приборов... Кухаревский же сказал мне:

– Жаль, Саша, мне кажется, вы проходите мимо сокровища. Что-то за этой кляксой на вашей фотографии есть.

Нашкодил неслабо, отступился от начатого дела и предал своего учителя – т а ков герой нашей правдивой истории?

Не суди слишком строго. Даже и перед Божьим судом глубина раскаяния может перевесить тяжесть греха.

Ты, значит, перед комсомольским собранием так глубоко покаял­ся? Досталось тебе?

Да, "Персональное дело комсомольца Величко " разбирали на фа­культете. В ы ступавшие в два счета доказывали, что я, индивидуалист и эксцентрик, оторвался от колле к тива и, в результате, нанес огромный урон родному институту.

Ну кино! А ведь на самом деле тогда каждый второй кинофильм был о том, как коллектив перевоспитывает такого вот, Сашу Величко, зазнайку. Ты хоть чувствовал к а кая это комедия?

Вовсе нет, все принимал к сердцу. Лет через десять наш комсорг Вася Цимбал рассказал мне, что типовую канву для обсуждения моего персонального дела ему дали в институтском бюро, заурядно типичное было дело... Но во время собрания мне было н е выносимо стыдно за мою претензию на исключительность. Природная моя крестьянская совест­ливость прямо-таки казнила меня...

Ну ладно, комсомол отреагировал, составили протокол, занесли "строгач" в ли ч ную карточку, но заниматься исследованиями тебе лее не запретили. Почему ты отк а зался продолжить эксперимент? Ты ведь мог бы много раньше придти к открытию эт о го своего уип – эффекта?