Звездное вещество
Шрифт:
Как же теперь, Юленька, как же теперь?
– Не знаю, Саня. Я рада была бы сказать тебе ту же замечательную глупость, если бы только была уверена, что мое чувство к тебе называется именно так. Поэтому ничего не спрашивай. Без слов поймешь, если такое станется со мною. Скажу только, ты мне стал очень-очень дорог.
Сквозь ее шепот прозвучали чьи-то шаги.
– Ну вот, мы с тобою и помолвлены теперь в прямом смысле этого слова, – сказала Юля, отстраняясь.– Что значит?
– Помолвлены – это ведь от слова, "молва"? Соседка прошла. Завтра весь двор будет знать, что Юлька целовалась у ворот со своим белобрысым однокурсником. Я им давно покоя не даю. Двадцать один год уже – засиделась в девках!
А все же в мире что-то изменилось от моего, хоть бы и глуповатого, признания! "Теперь" уже ничуть не было похоже на "тогда". Все раскололось на еще непонятные, полные противоположностей куски, и новые грани были непривычны и остры. Острее и непонятнее стало мое чувство к ней. Еще чернее
– А помнишь, тогда ночью в колхозе... Правда, я тебе до той прогулки на мотоцикле была безразлична?– Не совсем. Я сразу тебя заметил в первый день учебы в институте...– А вот и хитришь! Скажи еще, что все у тебя началось с первого взгляда и к трем годам своего любовного стажа прибавь четвертый. Ты был такой теленочек на первом курсе, куда тебе! Все жевал свою травку – занимался, занимался...
– А ты от холода дрожала на стогу. Вот! Смешная была и жалкая.
– Ох и злилась же я на тебя тогда. Усталая и сонная, а он вместо того, чтобы разобраться со своим металлоломом, заставляет ночевать на стогу, а там остюки – бр-р-р!.. А на другой день я сразу заметила, что ты стал слишком часто смотреть в мою сторону и был как пришибленный.
...Уже начинало светлеть над нами небо, но не хотелось расставаться. Наконец Юля сказала решительно:
– Иди спать, Саня, я с ног валюсь!
Общежитие было заперто. Я обошел корпус, влез в раскрытое настежь окно первого этажа и через комнату сладко спящих первокурсников попал в коридор. Вспомнил, что не успел получить у кастелянши постель, раскатал голый матрац на своей койке и сразу же уснул, озябая от счастья и горя одновременно.Начиная со следующего дня, то есть с первой лекции по РКРЛ, когда Юля сама села рядом со мной в "наклонной" аудитории, мы были повсюду вместе. В читалке, на переменах и по дороге домой. Утром я появлялся перед ее окном, отодвигалась гардина, ее рука давала мне знать, что сейчас она выйдет. Выходила и улыбалась мне, и мы шли в институт... Но таким зыбким и непрочным было это мое необъяснимое счастье! Страшила мысль, что недостанет мне душевной тонкости, чтобы удержать его и сохранить, как недостало в минувшем июле чутья, когда она была в городе... Особенно растревожил один эпизод где-то уже в конце сентября. Кажется, он и содержит ключ к объяснению грядущей развязки.В тот день после лекций мы с Юлей потащились в кино. Еще не избалованные телевидением, как мы любили кино! Если три дня не утыкался глазами в белый прямоугольник экрана, уже места себе не находишь, как курильщик без сигареты. Разумеется, смотреть абы что нам не хотелось. Но приходилось, чтобы утолить эту жажду. В тот раз шла ж-жестокая египетская мелодрама "Любовь и слезы" с актрисой Фаттен Хамама. Типичная треугольная муть – бедняк любит красавицу, а ее отдают за богатого, или же она сама переступает через любовь ради благополучия, не помню... Хоть мы относились к подобному искусству с иронией, душу оно за два часа надрывало.Из кино мы вышли мрачные. Было еще светло. Пошаливал ветер, подхватывая первые палые листья. На крылечках сидели старушки, провожали нас взглядами. Слышался шум керосинок, и благоухало икрой из "синеньких". Дома Юлия свалилась на диван лицом в ладони и разрыдалась. Ничего лучшего не нашлось, как только принести ей чашку воды. Она попила и сказала:
– Не смотри на меня. Вообще, мог бы и уйти. Не понимаешь? Нет, теперь уже не уходи. Только отвернись и все...
Она присела к туалетному столику. Я обиженно уткнулся в книгу. То была монография о переменных звездах. В ту осень меня почему-то бросило к астрофизике и радиоастрономии. Мне "автоматом" зачли курсовой проект по результатам летней научно-исследовательской работы для Синявина. Освободилась уйма времени, и я мог себе позволить такую роскошь – заниматься тем, что любо... Юля за моей спиной вдруг спросила:
– Сашка, ты настоящий алмаз когда-нибудь видел?– Конечно. В стеклорезе.– Браво, как остроумно. Ну-ка взгляни сюда.
Она вращала на пальце золотую цепочку, и в воздухе вокруг ее руки носилась сверкающая радугами капля. Потом она легким движением рук сощелкнула концы цепочки вокруг шеи, и в вырезе блузки у начала ключиц оказался оправленный кружевным золотцем бриллиант.
– Знаешь, сколько он стоит? Как "Москвич". Но в самые тяжелые годы бабушка не захотела с ним расстаться, потому что берегла его для меня.– Обыкновенный товарный фетишизм... – сказал я тоном доклада на семинаре по политэкономии, и тут же испугался, что она рассердится за эту грубоватую шутку.– Много ты понимаешь, – вздохнула Юля. – Уменя даже и платья подходящего нет, чтобы надеть этот кулон. Хуже того, совершенно не представляю, куда бы я могла пойти в таком наряде, будь он у меня. Господи, что нас ждет! Работа, работа и работа – ежедневно изо дня в день. Заботы о пропитании, хозяйственная сумка с рыбьим хвостом. Единственное развлечение – выходы в кино. "Любовь и слезы". Любви мало,
– Идет! Ваше согласие на брак, Юлия Николаевна, и гарантирую: мою дипломную работу выдвинут на Нобелевскую премию. Мы поедем в Стокгольм ее получать, и вы блеснете на балу своим кулоном!– Что это ты так развеселился? – рассердилась Юлия. – Ты же вроде не был до сих пор трепачом? Так зачем вдруг?
...Вечером в общежитии я слонялся, не находя себе места от нешуточной тревоги. Раньше я как-то не слишком задумывался о своем будущем, даже когда мечтал о женитьбе под звездами на благовещенском топчане. Знал: меня ждет прекрасная работа. И я к ней, как рыба к воде, как птица к воздуху, приспособлен природой и полученным образованием. Именно работа казалась мне гарантией будущего счастья. Остальное должно прийти как естественная награда... В мыслях я пытался убедить Юлю, что наше совместное будущее не сведется к одному лишь рыбьему хвосту в хозяйственной сумке, но ничего, кроме пугающей Юлю "работы, работы и работы" предложить не мог.А осень мчалась своим ходом. Невозвратно уносились недели последнего семестра. За четыре года не было в Таганроге такого щедрого на листопад октября, устилавшего улицы толстыми коврами кленовых листьев. Не бывало такого обилия блистающей паутины и таких высоких перистых облаков, белых и атласных, как лебединое крыло. Полегчало и дедушке, он стал спускаться на скамейку под домом, седой и бледный до голубизны. Мы с Юлей пьянели от шатания по городу во второй половине дня после лекций и по вечерам. Я не выпускал ее руки из своей. По вечерам на Приморском бульваре, озябнув от свежего ветра, мы усаживались на спинку скамейки и обнимались. Меня будто бы током било от тех объятий, я тянулся губами к ее губам, но всякий раз это кончалось то шутливым и легким укусом моего носа, то "боданием" лбами с необидным звонким смехом. И все это получалось как-то по-братски.Дома Юля, если ей надо было переодеться, уже не уходила из комнаты, а только усаживала меня с моей астрофизикой лицом к стене и просила не оборачиваться. Это доверие, будто мы на самом деле были мужем и женой, волновало всякий раз и всякий раз смущало похожестью на детскую игру в женихи и невесты... Однажды она накормила меня своей стряпней.
– О-ля-ля, мадемуазель! – удивился я, пробуя пересоленный подгоревший гуляш. – И этим питаетесь вы, боготворимая мной? Да еще и травите этим своего гранд-папа? Уж лучше питайтесь в столовке нашей "Сорбонны" и деду приносите еду оттуда. Послушайте, завтра воскресенье, но мы не станем до отупения бездельничать, как в будни. Нет, мы завтра устроим королевский обед!– Неужели ты правда умеешь готовить? – удивилась Юля.
Меня подмывало съязвить, мол, одни от бабушки получают школу фортепианной игры, другие... Но, к счастью, сдержался и лишь изобразил скромное достоинство:
– Да уж, умею.
– Ага, – рассмеялась Юля, – ты решил провести практическое занятие на тему "рыбьего хвоста, торчащего из сумки"?
Воскресным утром, последним погожим в ту осень, мы отправились вдвоем на рынок, как самые взаправдашние молодые супруги. Рынок был по-осеннему щедр. От одного только взгляда на мясо, овощи и рыбу у меня разгоралась кулинарная фантазия. Это веселило Юлю, и она смеялась чисто и звонко, ни капельки не веря в осуществимость моих кулинарных замыслов. В самый разгар веселья Юлины глаза вдруг останавливались на моем лице, и словно бы струна напрягалась и начинала звенеть у меня в груди от такого ее взгляда... Смех смехом, но вскоре в сумке у нас оказались и мясо, и зелень, и фрукты, и бутылка красного столового вина. И как-то исчезло представление об иллюзорности счастья, настолько действительно счастливо и свежо и солнечно было это воскресное утро. "Может быть, с этого и начнутся главные события нашей судьбы?" – думалось мне на обратном пути. И грезилось: вслед за счастливым воскресеньем будут у нас, молодоженов, понедельники, вторники и прочие замечательные дни недели. И там – наша работа, какие-то совместные исследования или разработки, которым мы отдадим все свои способности и силы... Господи, да просто идти утром вместе на работу – уже само по себе огромное счастье!Потом на кухне я "закатал рукава". И был веселый обед, по виду совершенно семейный. Дедушка расчувствовался и пожал мне руку. Разумеется, часу не прошло, и мы с Юлей сбежали из дому. Небо заволакивало, пошаливал ветер. У Юли сменилось настроение. Вздохнула:
– Как жаль, что этот наш старый городок на морском мысе такой маленький. Городок в табакерке. Каждый булыжник здоровается с тобой как давний знакомый. Ей-богу, пойти некуда!
– Поедем на преддипломную практику в Подмосковье. Москвы тебе хватит надолго.– Деда я на кого оставлю? Меня и не приглашали... Послушай, зачем ты прилип к этой астрофизике? За месяц – три монографии и учебник в промежутках.– Меня интригует звездное вещество. Миллионы градусов и непредставимые давления. Можешь себе представить плотность сто тонн в одном кубическом сантиметре?– Не столько не могу, сколько не хочу. Тебе-то оно зачем такое плотное?– Сам не знаю. Безумно интересно – вот и все. При такой плотности, представь себе, это газ, вернее – плазма из голых ядер и электронов. Вот жидкость, например, не сожмешь никаким давлением. Просто при большом давлении она превратится в плазму. Сама же плазма может быть сжата до немыслимых плотностей и останется газом. Поразительно, правда?