Звездные крылья
Шрифт:
— Садись, — сказал Валенс, настраивая приемник, — сейчас будем слушать правительственное сообщение.
От волнения у Крайнева перехватило дыхание. Все его мысли переключились на ожидание.
А через полчаса война встала перед глазами во всем ее гигантском объеме и значении. Крайнев мог уже свободно думать и предполагать. Эта война не на один месяц, и ему самому, и всем его друзьям придется немало потрудиться.
Юрий сразу стал мысленно планировать переход на проектирование скоростного истребителя с обычным мотором — машины, которая должна была бы далеко превзойти самые новейшие немецкие машины. На
Валенс перебил ход его мыслей.
— Вот что, — сказал он неторопливо, явно давая себе время получше собраться с мыслями, — будем мы с вами, Юрий Борисович, из Киева выбираться.
Юрий взглянул на него так, словно директор сошел с ума. Он и в мыслях не мог предположить оставить Киев.
— Как выбираться? — произнес Крайнев. — Для чего выбираться?
— Для того, чтобы можно было работать над самолетами с реактивными двигателями, — совсем спокойно ответил Валенс.
— Ты полагаешь, что сейчас время заниматься самолетами, которые неизвестно когда дадут настоящий эффект? Да еще неведомо, каким он будет. И это тогда, когда идет война, когда фронту нужны абсолютно проверенные, надежные машины? Нет, Валенс, на время войны от мечтаний придется отказаться.
— Ты так думаешь? — в голосе Валенса не чувствовалось и тени волнения. — А вот есть в стране много людей, и я принадлежу к их числу, которые думают иначе. Неужели ты полагаешь, что можно оставить нашу основную работу только потому, что самолет с двигателем надежен, а реактивный самолет — штука еще недостаточно исследованная? Неужели я должен сейчас прочесть тебе лекцию о том, что даже во время войны нельзя ни на минуту терять перспективу развития? Всюду работают над реактивными самолетами, и мы не имеем права отставать.
Юрий Слушал своего друга, уже понимая его правоту, но все еще не сдавался. Валенс почувствовал это и продолжал:
— В нашей стране ничто, даже война, не сможет остановить технический прогресс. Домны, которые мы построим во время войны, будут лучше и продуктивнее, чем довоенные. Поля будут давать большие, чем до войны, урожаи.
— Самолеты могут быть и будут лучше довоенных, потому что конструкторы учтут весь огромный опыт боев. А мы с тобой будем в глубоком тылу работать над реактивными самолетами, хотя войны они могут и не увидеть. Да это уже и не так важно. Может, как раз в конце войны они получат гораздо большее значение, чем в начале.
— Неужели ты думаешь, что война так затянется?
— Все может быть. Я уверен, это не на месяцы, а на годы. Но как ни долго она будет тянуться, времени у нас с тобой очень мало. Надо немедленно разработать план эвакуации института.
— Но для чего?
— Нельзя работать под постоянной угрозой бомбардировки. Кроме того, здесь нас наверняка будут бомбить специально. Не допускаю, чтобы враг не знал, где находится институт стратосферы.
— Мы будем эвакуироваться только из-за опасности?
Вопрос был поставлен резко и требовал ответа. Валенс и ответил так, как мог ответить в первый день войны, когда еще далеко не все было ясно.
— Во всяком случае, надо уберечь институт
Юрий понял, сколь наивны его мысли и предположения. Валенс, как всегда, совершенно прав, его указания нужно быстро и безоговорочно выполнять.
Директор вынул из ящика стола лист бумаги и наметил план эвакуации института. И от его убедительного деловитого тона, от того, как спокойно и уверенно он работал, у Крайнева сразу стало спокойнее на сердце. Он прошел через длинный коридор к себе в кабинет и сел к столу. Но работать сразу не смог. Начались телефонные звонки. Сотрудники старались сразу узнать, что и как надо делать, все чувствовали на себе большую ответственность за свою страну, за свою работу, — все стремились действовать.
Никому ничего конкретного Крайнев ответить не мог. Он рекомендовал завтра, как обычно, приходить на работу и приниматься за текущие дела.
Он чувствовал, как спокойствие и уверенность, переданные ему Валенсом, как бы передаются всем сотрудникам института, и сознание этого было очень приятным.
Крайнев прервал свою работу только тогда, когда в кабинет вошел Валенс и предложил идти обедать. Юрий удивленно посмотрел на своего друга. Тот рассмеялся.
— У меня такое впечатление, — сказал он, — будто ты собираешься всю войну ничего не есть, не спать ни одной ночи и работать все двадцать четыре часа в сутки. Интересно знать, на сколько тебя хватит при такой жизни? Пожалуй, на неделю. А война эта протянется дольше, это я тебе могу обещать определенно.
— Нет, мне все же хочется увидеть нашу победу, — ответил Юрий, поднимаясь из-за стола, — поэтому мы пойдем обедать, а потом опять вернемся сюда.
— Это правильно, — согласился Валенс. — Мне хочется сказать тебе еще кое-что. Такие настроения, как у тебя сегодня, будут у многих. Ты должен мне помочь преодолеть эти настроения. Людям следует понять, что наша работа — это не мечта, а будущее авиации. Поэтому она не только нужна, она необходима. И чем скорее мы организуем коллектив, тем будет лучше для нас и для работы.
— Я уже вижу, что немного погорячился, — смущаясь, сказал Юрий. — Не думаю, что нам будет трудно убедить товарищей. Я боюсь другого — как отнесутся люди к столь неожиданной эвакуации?
— Да, все это надо хорошенько продумать, — заметил Валенс, — но паники мы в этом деле не допустим. Что бы ни случилось, институту не место под бомбами. Это поймёт каждый.
Вместе они вышли из института и как только ступили на тротуар, прервалось мерное тиканье метронома из репродукторов и немного взволнованный от необычных слов голос диктора объявил воздушную тревогу.
Друзья вплотную придвинулись к стене института и начали смотреть в небо. Тройка тяжелых «юнкерсов-88» прошла над Киевом и исчезла в направлении Дарницы.
— Я хорошо знаю эту машину, — сказал Крайнев. — Не очень далеко шагнула у немцев техника, если они начинают войну с такими самолетами.
И он неожиданно вспомнил Людвига Дорна и его хвастливые посулы. Юрию очень хотелось бы еще раз встретиться с ним и кое-что вспомнить.
— Когда-нибудь мы побываем в нашей бетонной тюрьме, — сказал он. — Это стоит сделать хотя бы для того, чтобы поставить памятник Волоху. Когда-то я поклялся в этом на его могиле.