Звездные крылья
Шрифт:
Любовь Викторовна пожала плечами и заторопилась домой. Ее покоробило от этого зрелища. Поймала себя на том, что не очень-то верит в победу фашистов, но сразу же, испуганно оглянувшись, будто кто-то мог подслушать ее, отбросила эту мысль, как бы втоптала ее в землю и растерла, как окурок, каблуком, чтоб никогда больше ничего подобного не могло прийти ей в голову. Жизнь Любови Викторовны Берг зависела от победы фашистов — значит, ни тени сомнения!
Ей было очень неуютно в этом разрушенном, голодном, но по-прежнему красивом городе. Она вышла на бульвар и медленно, ни о чем не думая, шла под высокими каштанами. Ее обгоняли военные немецкие машины, встречные солдаты отдавали ей честь, а она все шла и шла, не узнавая Киева. В Ботаническом саду теперь ютилось много бездомных. В укромных уголках появились домишки, наспех сколоченные из разбитых ящиков, походивших на собачьи конуры. Зачем было располагаться здесь, когда весь Киев был пуст и можно было занять под жилье любое помещение, Любовь Викторовна не могла понять.
Наконец, добралась она до своей квартиры. Впрочем, назвать ее своей можно было с большой натяжкой. Комендант большого дома по улице Ленина, где расположились теперь сотрудники гестапо, указал ей пустую квартиру, откуда давно уже эвакуировались на восток прежние хозяева, и Любовь Викторовна заняла ее, как нечто принадлежащее ей по праву.
В трех больших комнатах стояла мебель, остались мелкие вещи, библиотека. Берг не раз пыталась представить себе, кто тут жил до нее, какими они были, подлинные хозяева этой квартиры.
В тот день, сентябрьский, теплый, она долго сидела у растворенного окна и смотрела на улицу. Прямо против ее окон, внизу, какой-то частник уже успел открыть комиссионный магазин. Странно изменился Киев, только каштаны выглядели по-старому — стояли они вдоль улицы Ленина, сильные, непобедимые, уверенные в своей могучей медной красоте.
Сумерки уже опускались над городом. Тьма становилась непроглядно густой. Изредка прорезал ее свет автомобильных фар, и снова тишина, неподвижность. Комендантский час…
Но было что-то неуверенное в этой тишине и покое. Казалось, где-то под землей, глубоко в подполье, уже пришли в движенье невидимые, но неумолимые и несокрушимые силы. Любовь Викторовна знала, что это только игра нервов, но все же поспешила затворить окно и лечь. Так оно спокойнее.
На следующий день, ровно в двенадцать, она снова стояла в кабинете своего шефа. За столом сидел седой худощавый человек, с сухим хищным лицом, тонкими, плотно стиснутыми губами и водянистыми, глубоко запавшими глазами. Руки он положил перед собой на стол, и Любовь Викторовну поразили длинные нервные пальцы с опухшими от болезни суставами.
Фрау Берг, остановившись на пороге, подняла руку вверх:
— Хайль Гитлер!
— Хайль! — небрежно, как бы отмахнувшись, шевельнул рукою шеф.
— Хайль! — Незнакомец, словно заводная игрушка, вскочил с места и снова опустился на стул.
Любовь Викторовна рассматривала его внимательно, оценивающе. Что-то неуверенное проскальзывало во всем поведении этого человека — словно хотел он выслужиться перед шефом, провинившись в чем-то перед ним.
— Пожалуйста, познакомьтесь, фрау Берг, — сказал шеф.
— Людвиг фон Дорн, — незнакомец снова вскочил со своего стула.
— Любовь Берг, — назвала себя Любовь Викторовна. — Мне кажется, я что-то слышала о вас… Вы Юрия Крайнева знаете?
Невольно она задела у Дорна болезненную, еще не зажившую рану.
— Ха-ха-ха! — расхохотался шеф. — Вот так вопрос! Можно сказать, снайперский выстрел!.. Поздравляю вас, фрау Берг!
Любовь Викторовна, стараясь скрыть улыбку, переводила свой взгляд то на Дорна, то на своего начальника.
— Ха-ха-ха! — не унимался шеф. — О, они хорошо знакомы, фрау Берг! Ведь это именно Юрий Крайнев бежал от господина фон Дорна. Крайнев вам рассказывал когда-нибудь об этом?
— Лично мне — нет, но об этой истории хорошо знали в институте стратосферы и на заводе.
— Вот видите, Дорн, какой вы известный человек! — все еще смеясь, сказал шеф. — Надеюсь, что вместе с фрау Берг вы уже не повторите такой глупости и сумеете искупить свой грех перед райхом.
Смущенный Дорн сердито взглянул на шефа:
— Простите, — резко сказал он. — Я приехал сюда совсем не для того, чтобы выслушивать ваши неуместные насмешки.
Шеф сразу оборвал смех и с любопытством взглянул на своего гостя. Значит фон Дорн еще чувствует себя достаточно сильным, если позволяет себе разговаривать таким тоном. И не желая наживать себе врага, шеф примирительно сказал:
— Ну, ладно, не сердитесь. Перейдем к делу. Задание ясное: собрать людей, которые служили в институте стратосферы, и, не теряя времени, развернуть научную работу. Стратосферная реактивная авиация — это именно то, над чем работают выдающиеся немецкие ученые; это именно и есть то новое оружие, о котором мечтает фюрер… Я говорю об этом для того, чтобы ввести вас в курс дела, — обратился он к Любови Викторовне. — Значит, если мы сможем обнаружить хоть какие-нибудь остатки работ Крайнева, хоть каплю его опыта, мы должны их поставить на службу нашему райху… Вы можете не ограничивать себя деньгами на подкуп людей и розыски. Через месяц я должен получить рапорт об успешной работе института или хотя бы о начале этой работы. Желаю удачи! Хайль!
Он встал и на этот раз высоко вскинул руку. Берг и Дорн вскочили и тоже выбросили руки вверх.
— Ну что же, фрау Берг, — сказал Дорн, садясь в машину, — поедем в институт. Насколько я понимаю, ситуация такова, что на нашу долю выпадает самое трудное из возможных заданий. Причем вторично мне уже, как и вам, не простят ошибки, Поэтому у нас с вами одна дорога.
Странные, противоречивые чувства охватили душу Любови Викторовны, когда она подымалась на гранитные ступеньки института стратосферы. Ей не раз приходилось бывать тут прежде, но как все изменилось вокруг!.. Здесь был кабинет Крайнева, даже табличка сохранилась.
Но пугала пустота, страшная пустота всюду — в лабораториях, в кабинетах, в настежь распахнутых сейфах. Все вывезено, все исчезло.
Но ведь не может быть, чтобы исчезло абсолютно все! Где-то должны были остаться люди, а может быть, и кое- какие материалы. Любовь Берг найдет, должна найти, иначе ей не жить.
— Некоторые устаревшие материалы мы раздобыли из затопленного подвала, — продолжал Дорн, — но они имеют десятилетнюю давность и, по сути, уже никому не нужны. Конечно, на самый крайний случай пригодятся и они, но государство требует данных именно о последних работах Крайнева.