Адония
Шрифт:
– Таких больших – две, – громко пояснил кто-то, – а ещё средних и меньше – двадцать четыре.
Стали вносить и расставлять вдоль стены другие картины. Адония, изнемогающая от волнения птичка, металась от рамы к раме, приседала, вставала, вскрикивала, всхлипывала и, не пряча наполненных слёзками глаз, говорила:
– Какая красота! Смотрите, какая красота! Смотрите, смотрите!
– А девочка-то и впрямь с живинкой, – негромко произнёс кто-то.
Адония не расслышала, а патер, повернувшись на звук голоса, многозначительно поднял палец.
Прошёл не один час, но Адония забыла о времени. Как заворожённая, обойдя все остальные картины, сидела она на каком-то стуле напротив той, с водяной мельницей, и, не отрываясь, смотрела. Такое счастье было на её лице, такое благоговение, что никто, без всяких на то указаний, не заступал и не заслонял от неё картину. Даже очень тяжёлые предметы обносили вокруг.
– А вот это действительно роскошь! – вдруг громко проговорил патер.
Адония на миг оглянулась, посмотрела на поблёскивающую лаком и обтянутую чем-то вызывающе красным мебель, и снова вернулась к задумчивому пастушку.
Очнулась она от тишины. Встрепенувшись, глянула вокруг себя – и увидела, что всё из повозок перенесено, работа закончена, а все стоят молча, и смотрят на неё, и на суровых обветренных лицах бродят улыбки.
– Кажется, я знаю, что следует сделать, – торжественно проговорил Люпус. – Завесьте-ка её обратно парусиной, джентльмены, на улице дождь, и отнесите в залу к нашей юной наследнице.
– Ах, патер! – вскрикнула потрясённая девочка.
– И, кто-нибудь, – добавил довольный монах, протягивая Адонии руку для поцелуя, – скажите поварам, что обедать будем в северном бастионе. В кают-компании.
С колотящимся сердцем, не чувствуя – дышит она или нет, хлопотала Адония вокруг рамы. Картину наклонили, чтобы прошла под свод коридора, тяжело топая, понесли, и объявленная наследница, уцепившись за свисающий край парусины, топая ботфортиками, принялась помогать.
Как удачно оказалась выдвинута кровать! Как раз возле свободной панели стены и поместилась картина. Цынногвер осторожно снял парусину, отступил, вытирая пот. Встретив короткий взгляд синих глаз, поклонился.
Все, и Адония тоже, обедали на втором этаже, в капитанской. Но девочка ничего не ела. Она только сидела среди капитанов, за общим столом, и не переставая теребила свой хлыстик. Задумчивая улыбка светилась на её лице.
Отобедали, и повара проворно утащили посуду.
– Ну что же, – произнёс Люпус. – Добыча хорошая. Расписывать поровну, на всех?
– Наверное, так, патер. Поход этот был общим.
– И пирата встретили вместе?
– Да, и его.
– Ну, картины и утварь оценим потом, – как бы советуясь, проговорил монах. – Сейчас считаем только чистое золото.
Он подошёл к стене, потянул за витой свисающий шнур. Отъехала в сторону тяжёлая бархатная портьера. За ней, на стене, открылся деревянный, окрашенный чёрной краской планшет. Вверху на нём были нанесены имена – всего с дюжину, а под ними, в столбики, выписаны какие-то цифры. Люпус взял мел, дописал к трём столбикам, к цифрам внизу, ещё по одной. Отошёл. Подытожил:
– А всё-таки Джованьолли на первом месте. Пока. Как видим, торговля ромом – прибыльнее, чем морские походы!
Он через минуту ушёл. Мужчины, их было в кают-компании шесть, достали трубки, табак. Вздохнув, Адония встала из-за стола.
– Примите мою благодарность, джентльмены, – проговорила она, – за доставленный праздник.
– Для нас истинное удовольствие – доставить вам праздник, ваше великанство, – почтительно, с потешно серьёзным лицом ответил Филипп.
– Что, рассказали уже? – рассмеялась Адония. И вдруг, сгоняя улыбки с весёлых лиц, строго спросила: – А кто выиграл-то в прошлый раз? Табакерку – Цынногвер, или великанство – Филипп?
В кают-компании повисла звенящая тишина.
– Ну что ж это вы, – лукавым, как бы заговорщицким голосом, приглушённо пробормотала Адония. – Как будто бы испугались. Я что, страшнее того встреченного на юге пирата?
– Кажется, да! – шумно выдохнув, ответил Филипп.
– Так кто же?!
– Цынногвер выиграл, – твёрдо сказал Глюзий. – А Филипп проиграл табакерку. Если уж всё знаешь, так должна понимать, почему Регент, а не кто-то другой подошёл к тебе обниматься.
– И, честно признаться, – быстро добавил Филипп, – мы все ему очень завидуем. Ваше бесподобное великанство.
Адония подошла к слегка побледневшему Регенту. Пристально взглянула в лицо. Так же, как несколько часов назад, уткнула в грудь ему хлыстик. И, заложив свободную руку за поясницу, торжественно проговорила:
– Прощён.
И удалилась, провожаемая хохотом и звучными шлепками аплодисментов.
Глава 6
Экзамен
Минуло ещё четыре лета. Адония завершила изучение тех иностранных языков, которые рекомендовал Люпус. Больше того, в личных апартаментах бывшего инквизитора лежали кропотливо переведённые, переписанные, сшитые и обложенные переплётами так важные для монаха книги. Но в смысл, в глубинную тайну этих книг Люпус Адонию не посвящал. Годы неостановимо шли, а он ждал, как старый терпеливый паук. Он должен был подготовить и совершить главное: окропить душу послушной ему ученицы живой человеческой кровью.
Тупые шпаги
Этим утром Глюзий не спешил начинать тренировочный бой между учениками. Он был занят непривычным для всех, и для него самого делом. В фехтовальный двор он принёс мешок с известью, длинную верёвку, колышек и молоток. Находившиеся во дворе ученики озадаченно смолкли. Повинуясь его властному жесту, отошли к манекенам. Он же, вбив колышек в землю в центре двора, привязал к нему верёвку, к другому её концу привязал нож и, словно гигантским циркулем, натянув верёвку и в полуприсяде шагая вокруг колышка, вычертил ножом большой, идеально ровный круг. Затем отложил в сторону нож, верёвку и выдернутый из земли колышек, развязал мешок и, набирая в пригоршни извести, отсыпал ею только что начертанный круг. В середине двора образовалось ярко-белое кольцо, шагов двадцать в диаметре.
– Николас! – сказал он, закончив работу. – Что ты стоишь? Краска готова?
Его ученик поспешно разложил на столе подле манекена стопу белой ткани, несколько шпаг, поставил два горшка с краской.
– С сегодняшнего дня, – сообщил ученикам Глюзий, – задание усложняется. Все схватки будут происходить внутри круга. Пора учиться раздваивать внимание. То есть следить не только за встречным клинком, но и за тем, куда ставишь ногу. Если кто-то выступит за линию, то, сколько бы он ни нанёс перед этим уколов – проиграл. Адония, Николас!