Адония
Шрифт:
– Почти так. Я как-то махала шпажкой, в три года, отец со мной играл. Но не долго. А что?
– Хорошие данные у тебя, вот что. Я-то думал, пока запястья не окрепнут, подобрать маленький пистолет и год или два только глаз тренировать. Однако ты меня удивила.
– Я рада.
– Хорошо. Возьми теперь в обе руки по шпаге. Вот так. Получается «амбидекстр».
– Тоже удар?
– Нет. «Амбидекстром» называется человек, у которого обе руки вооружены. Две шпаги, или кинжал и шпага. Одновременно, двумя руками сделай двойной удар. Да, вот так. Сделай ещё. И ещё. Теперь – синистр.
– Да, впечатляет, – послышался вдруг возглас за их спинами. – Она ведь девочка, верно?
Цынногвер и Адония обернулись.
– Глюзий! – воскликнул Регент и, широко улыбаясь, протянул для пожатия руку.
– Здесь ты меня обскакал. Какую ученицу приобрёл, надо же! – проговорил высокий, одетый во всё чёрное, крепкого сложения человек.
– Не завидуй, Глюзий! Твой не хуже. Вон, смотри как работает!
Они посмотрели в сторону фехтующего подростка.
– Да, работает, – сказал человек в чёрном. – Но это – плоды долгих трудов. А твоя девочка – чудо. В корпус удары не проводила? Я бы хотел посмотреть.
– Я тоже, – кивнул, забирая у Адонии одну шпагу, Цынногвер. – Делай тот же удар, дэкстр, – сказал он ученице. – Но чтобы в середине маха конец шпаги встретился с панцирем. Да бей не сильно, пожалей руку.
Адония вскинула шпагу, но вдруг Глюзий её остановил.
– Не так, девочка, – проговорил он.
– Моё имя – Адония, сэр.
– Моё – Глюзий. Чтобы удар был безупречным, нужно стоять в правильной стойке. И самое главное здесь – это ноги. Смотри: ступни вот так и вот так. Колени – вот так. И, приветствуя твой несомненный талант, открываю тебе секрет: удар наносится не рукой и не шпагой. Удар наносится правильно поставленными ногами. Не сковывай колени. Будь мягкой. А какой нужно быть в момент соприкосновения – сейчас почувствуешь. Итак, дэкстр!
Адония, стремительно скручивая туловище, провела сильный удар в центр кирасы неподвижного манекена. Звякнул металл. Отдача вывернула ей плечо и тупой стремительной болью ушла вниз, к пяткам. Адония пошатнулась и села, почти упала на землю.
Ни Глюзий, ни Регент не бросились её поднимать. Они лишь взглянули друг на друга, и в их молчании опять была какая-то тайная мысль, понятная им обоим. Адония, пунцовая от стыда, встала на ноги.
– Поздравляю, – глядя прямо в лицо Регенту, сказал Глюзий. – Такая ученица – сокровище.
– В таком случае, должен порадовать тебя, – с лёгким оттенком досады проговорил Регент. – Патер хотел, чтобы в моё отсутствие с этой девочкой работал именно ты.
– Это действительно радует, – Глюзий даже слегка поклонился. – Тогда вот как, – добавил он, обращаясь к Адонии. – День подождём, пусть плечо восстановится. А завтра найди меня. Но не с утра, а через три часа после обеда. До встречи.
И он направился к поспешно снимающим маски фехтовальщикам.
– Он хороший учитель? – поинтересовалась Адония, с болезненной гримаской перекладывая шпагу из ноющей правой руки в левую.
– Любой из находящихся здесь бойцов перед ним – ребёнок, – серьёзно ответил Цынногвер. И добавил: – Спасибо тебе.
– За что? – удивлённо посмотрела на него Адония.
– За то, что упала, но шпагу не выпустила. Глюзий сегодня об этом всей школе расскажет.
– Теперь ты уедешь? – грустно спросила Адония.
– Да. Наверное, завтра. А сейчас… Я должен передать тебе подарок от патера.
– Мне? Какой?
Регент подошёл к столу и откинул лежавшую на углу ткань. Под ней оказалась крохотная детская шпажка.
– Что же это такой? – прошептала Адония, и глаза её наполнились слезами. – Это… та самая? Папин подарок?
– Да, девочка. Представляешь, прошло столько лет, а патер её хранил, и всё помнил.
Адония стояла, не решаясь прикоснуться к бесценному для неё предмету.
– Ну, я должен идти собираться в дорогу. Давай поужинаем сегодня в твоей зале, вдвоём? Кто пойдёт к повару с заказом – ты или я?
– Я пойду, – прошептала Адония.
Регент, понимающе кивнув, удалился. Адония приблизилась к столу, взяла в руки и вытянула из невесомых ножен игрушечную стальную шпажку. Стояла и плакала. Вспоминала родителей, и думала о том, что какая-то невидимая, но очень прочная нить связала её судьбу с судьбой этого старого, этого доброго, этого самого лучшего в мире монаха.
Глава 5
Студиора
Любезный читатель! Мне, безусловно, хотелось бы, взяв такой удобный разбег в финале предыдущей главы, заполнить вот эту, пятую, чарующими сценами удивительного фехтовального таланта маленькой синеглазой девочки. Однако очень часто судьба, обещая один ход событий, предъявляет нашим удивлённым глазам совершенно иной.
Горький урок
Остаток дня Адония провела в своей зале. Обедать она не ходила. Сидела на полу, забившись в угол между недавно принесённым столом и стеной, согревала теплом своего тела отцовскую шпажку. Устав сидеть, устроилась в самой серёдке пространной кровати, лицом вниз, обнимая и шпажку и примостившуюся сбоку негромко урчащую кошку.
Начинало темнеть, когда в холле послышалась чья-то негромкая поступь. Кто-то приблизился к распахнутым настежь дверям залы, спросил с нарочитой приветливостью:
– Адония! Ты не спишь? Не желаешь поужинать?
Она знала, что её лица невозможно увидеть с порога, но поспешила сомкнуть веки: «Сплю. Сплю! Никого не хочу видеть! Даже тебя, милый Цынногвер…»
Регент, осторожно ступая, ушёл. Адония непроизвольно проследила звук удаляющихся шагов: вниз – и на второй этаж, в капитанскую залу. Послышались ей и отдалённые смутные голоса где-то внизу, там, куда устремились затихающие шаги. Капитаны гудели о чём-то своём, сойдясь после ужина в их сухопутной кают-компании.
Она полежала ещё полчаса. Перекатилась на спину. Широко раскрыла глаза. «Он ведь завтра уедет! Нужно пойти попрощаться».
В зале было уже темно, и Адония никак не могла отыскать спрятавшиеся ботфорты. Тогда, не набрасывая камзола, в сорочке и панталонах, босиком, она сбежала вниз, сняла с крюка фонарь с горящей в нём свечой, поднялась к себе, отыскала чулки и ботфорты, оделась и пошла к месту собрания капитанов. В тёмном коридоре с досадой хлопнула себя ладошкой по лбу: «фонарь-то забыла!» Но возвращаться не стала.