Адвокат инкогнито
Шрифт:
– Профессор Сорокин, старый пакостник, – заговорщицким шепотом сообщила специалист. – Студентки жалуются, что он щупает им коленки, якобы пытаясь отыскать шпаргалку. Самых симпатичных он приглашает на пересдачу.
Женщины зашумели. Кто-то защищал старого ловеласа, кто-то называл еще парочку подходящих кандидатур на роль сексуального маньяка. Только Виктория хранила стоическое молчание.
– Вот что, девочки, – не выдержала она, осознав, что ее терпению наступает предел. – Не очень хорошо обсуждать людей за глаза. Кроме того, как я поняла,
– Ой, да бросьте, Виктория Павловна! – отмахнулась доцент. – Не каждый день в стенах нашего университета случается подобное.
– И слава богу! – пискнула специалист, кокетливо поправляя челку. – Интересно, если его осудят, лишат ли его права заниматься преподавательской деятельностью?
– Еще чего! У нас же не средняя школа.
– Да, но у нас есть несовершеннолетние. Первокурсники ведь совсем еще дети! А если у этого профессора наклонности педофила? – подал голос кто-то.
У Виктории голова шла кругом.
– Слушайте, девочки, – раздался вдруг голос пожилой преподавательницы. – Я работаю тут сотню лет и знаю всех наших профессоров. Так что, смею заметить, среди них нет холостых мужчин.
– Вы хотите сказать, что у насильника есть жена? – выдохнула молоденькая брюнетка.
– Вот именно!
– Вот так фокус! Кто же эта бедняга?
Раздалось аханье и оханье. Виктория почувствовала, что у нее уши становятся горячими. Еще немного, и сотрудницы сообразят, что ее муж – тоже профессор, и, чего доброго, пристанут к ней с расспросами. Или постесняются и приберегут сплетни до того момента, когда она уйдет на очередную лекцию.
Но, по всей видимости, женщины соотносили кандидатуру возможного насильника с репутацией конкретного человека. Среди ученых мужей было немало любителей женского пола, а обилие молоденьких незамужних девиц, мечтающих получить приличную оценку за экзамен и протекцию для поступления в аспирантуру, было тем искушением, справиться с которым мог не каждый. Но женщины и подумать не могли, что молодой и красивый профессор, отец двоих детей, Аркадий Соболев, способен был совершить нечто такое, чем могла заинтересоваться криминальная хроника…
Виктория зашла в редакцию «Вечерней панорамы», стараясь выглядеть спокойной и невозмутимой. В конце концов, она просто читательница, которую задела некорректная заметка в газете.
– Где тут у вас сотрудник, занимающийся «Уголовной хроникой»? – спросила она стайку веселых девиц, должно быть корреспондентов, дымивших на лестничной площадке.
Девушки отослали ее к некоему Стасу Полунину, высокому, худощавому парню в клетчатой рубашке.
– К вашим услугам, – отрывисто бросил тот и немедленно проехался нахальным взглядом по фигуре посетительницы.
«Похоже, с парнем будут проблемы», – подумала она. Но отступать было не в правилах Виктории Соболевой. Прямо с места в карьер она сунула Полунину газетный
– Ваша работа?
Тот посмотрел на нее внимательнее:
– Да. Я автор.
Виктория набрала в грудь воздуха. Ее голос должен был звучать совершенно естественно.
– Видите ли, молодой человек, я – университетский профессор…
– Мне кажется, где-то я вас видел… – перебил парень и нахмурил лоб, копаясь в своих воспоминаниях. – Вы что-то ведете на телевидении? Угадал?
«Черт тебя дери! – мысленно ругнулась Виктория. – Неужели он тоже смотрит женские передачи?»
– Телевидение тут ни при чем, молодой человек… Стас, – поправилась она. – Я читаю лекции студентам, в том числе об особенностях государственного строя, и рассказываю им об определенных конституционных принципах. Вы ничего не слышали о презумпции невиновности?
– Чего-то слышал.
– Так вот, – менторским тоном продолжила Соболева, – никто не может быть признан виновным иначе, чем по приговору суда и в соответствии с законом. Во всяком случае, это обещает наша Конституция.
– А я-то тут при чем? – хлопнул ресницами парень, и острый кадык над воротом его рубашки нервно дернулся.
– У вас есть приговор по делу э-э… насильника из университета?
– Нет.
– Почему же вы пишете о том, что он совершил изнасилование и покушение на убийство, словно это уже установленный факт? Что вы будете делать, если суд вынесет оправдательный приговор?
– Ничего не буду делать. А чего вы, собственно говоря, от меня хотите?
– Опровержения.
– Опровержения?! А что я должен, по-вашему, опровергать? Ученый извращенец совершил преступление. На настоящий момент дело расследуют. Где тут неправда?
– Вы говорите, что он совершил преступление. А если бедняга стал жертвой оговора? А ведь он – доктор наук, профессор. Вы понимаете, что станет с его репутацией? Она превратится в лохмотья!
– Позвольте… – на лице парня мелькнула догадка. Он внимательнее посмотрел на возмущенную профессоршу. – Позвольте… Я, кажется, начинаю догадываться. Он кем-то вам приходится, тот самый профессор?
Виктория дернула плечами.
– С чего вы взяли?
– А зачем бы тогда вам приходить сюда, возмущаться, да еще к тому же вспоминать какие-то подозрительные принципы?
– Я – представитель возмущенной общественности.
– Вашей общественности нечего возмущаться, – заметил Стас. – Я доношу до нее информацию. Вы сами-то о гласности слышали?
– Доводилось, – сухо ответила Соболева. А паренек-то оказался не промах. Решил бороться с ней ее же оружием.
– Так вот, милая дама. Мы живем в свободном обществе, и люди вправе знать, что в нем происходит. Криминальная хроника – часть нашей жизни, хотите вы того или нет. И если мне придется выбирать между интересами пакостника, который обвиняется черт знает в чем, и интересами законопослушной читательской массы, я встану на сторону большинства.