Агава
Шрифт:
Министры прибывают сюда по одному, их бронированные лимузины с крепкими ребятами за рулем стоят у подъезда. Это, пожалуй, единственный признак, по которому наблюдательный человек может догадаться, что в здании с двумя колоннами происходит нечто важное.
О совещании официально не сообщалось. Кого нужно обзвонил один из помощников председателя совета министров.
Участники встречи собрались в просторном зале, примыкающем к кабинету генерального секретаря партия. За длинным столом рядом с министрами расселись лидеры фракций, члены секретариата, несколько персон, не занимающих никаких постов, но весьма влиятельных, группа экспертов. Встреча проводится в самом узком кругу. На почетном месте — национальный
Все, кто собрался сейчас за столом, подсознательно сгруппировались: «американофилы» сели по одну сторону стола, «германофилы» — по другую. В зале царит предгрозовая атмосфера; у одних лица нахмуренные, у других — растерянные.
Председатель совета министров слегка постукивает пальцем по сводке, которую, как обычно, рано утром по газетным материалам подготовило его пресс-бюро.
Этот человек редко выходит из себя. Вот и сейчас он говорит спокойно, будто с ленцой.
— Да простит меня коллега из министерства обороны, но сегодня утром я сам связался со штабами. В ВМС и ВВС весьма обеспокоены, как бы модернизация «гепардов» не отразилась негативно на их бюджетах, и требуют созвать Верховный совет обороны. Они хотят пересмотреть распределение ассигнований. Не стану скрывать, что я тоже удивлен. При всем моем уважении к самостоятельным решениям, я бы не хотел, чтобы меня ставили перед свершившимися фактами. — Председатель совета министров поднимает глаза, ожидая, что кто-нибудь выскажется, но поскольку все молчат, он, вздохнув, продолжает: — Друзья и коллеги, возможно, вы не вполне отдаете себе отчет в сложившейся ситуации. Мы не можем заявить общественности, будто нам ничего не было известно о контракте между «Эндасом» и немцами. Это затронуло бы честь правительства и вынудило бы нас назначить весьма неприятное расследование. Вы, я думаю, прекрасно понимаете, сколь опасно расследование подобного рода; в нынешней политической обстановке оно может расползтись, как масляное пятно.
Последовавшая за сим многозначительная пауза заставляет высказываться.
— Этого нельзя допустить! — взрывается министр иностранных дел. — На нас и так уже со всех сторон нападают из-за военных заказов. Нашим противникам только это и нужно.
— Однако чтобы выработать линию поведения, — твердо говорит председатель совета министров, — следует кое-что прояснить. Для того я и созвал наше… неофициальное совещание.
Оба «фронта» бдительно следят друг за другом. До сих пор никто не касался вопроса об отношениях с немцами или с американцами: в этом не было необходимости. Эксперт, которого вызвал министр государственных участий, не отрывает глаз от стола. Уж кто как не он может дать необходимые разъяснения, но своей блестящей карьерой он обязан тому, что всегда умел вовремя промолчать.
Снова воцаряется молчание.
А потом вдруг все начинают говорить разом.
Американец с седыми волосами и голубыми глазами говорил так долго, что у месье Клошерона пересохло в горле. Толстый немец попросил разрешения сделать пару звонков и заперся на целый час в соседней комнате: вел переговоры с Бонном. Было слышно, как один раз он даже сорвался на крик. В кабинет он возвратился весь взмокший, но лицо его утратило прежнюю напряженность. Пожав плечами и ни на кого не глядя, он произнес «Jа» 15 .
15
Да (нем.).
Месье Клошерону звонить некуда. Его облекли полномочиями и тем самым переложили на его плечи весь груз ответственности.
Ровный голос американца отрывает месье Клошерона от невеселых дум.
— Естественно, мои друзья должны быть уверены в доброй воле лиц, которых вы представляете. Речь идет не об отсутствии доверия. Просто доказательства доброй воли с вашей стороны смягчили бы многие проблемы, которые могут возникнуть в будущем. Вы меня понимаете. Нам нужно хотя бы одно доказательство. Любое. Но надежное.
Буря в животе месье Клошерона несколько утихает, когда он наблюдает, как машины гостей отъезжают от виллы: одна — в Париж, другая — в Бонн.
Подайте им доказательство доброй воли! Крови они жаждут — вот чего. Вендетта, иначе это не назовешь.
Пока он набирает номер, к урчанию в животе добавляется сильная изжога от бутербродов и слишком большого количества спиртного.
— Надо, чтобы кто-то занялся этим делом всерьез, не то все мы потонем в дерьме, — говорит он, обращаясь к стенам, к сверкающим витражам, к зеленому холму, как бы раздвигающему горизонт, отчего парк кажется огромным.
Совещание на площади дель Джезу заканчивается. На этот раз спокойный тон и дипломатические маневры были действенны лишь первые двадцать минут, пока их не смял яростный шквал взаимных обвинений. В довершение всего перед самым концом заседания рассыльный принес вечерние газеты, которые непомерно раздули историю с закрытием двух заводов в Калабрии, забастовкой и рабочей демонстрацией в Реджо.
Ни к какому соглашению они так и не пришли. И ничего такого, чего бы они не знали раньше, не услышали.
— Кто-нибудь должен заняться этим делом всерьез, не то все мы потонем в дерьме, — произносит председатель партии, обращаясь ко всем и ни к кому.
Он человек мягкий, прекрасно воспитанный, набожный. Никто и никогда еще не слышал от него столь вульгарных выражений.
11
У генерала Страмбелли есть привычка выщипывать волоски из носа жениным пинцетом.
Когда генерал выходит из ванной, жена, брезгливо морщась, протирает свой пинцет спиртом. Пончик начинает ее раздражать. Иной раз он ведет себя просто по-свински.
В это утро операция выдергивания волосков кончилась для генерала плачевно: он сделал неловкое движение и больно поранил слизистую оболочку. Даже кровь пошла. Генерал остановил кровотечение специальным тампончиком, но его нос, и без того толстый и широкий, раздулся еще больше.
Пока шофер везет генерала во дворец Бараккини, где назначена пресс-конференция, он, то и дело хмурясь, осматривает себя в зеркале заднего вида: нос-то болит. Хорошо еще, если не прядется сморкаться. Генерал совершенно не выносят боли.
Как и заданий, подобных сегодняшнему. Он его боятся. От страха у генерала вздувается я твердеет живот. В приемной его уже ждут заместитель начальника генерального штаба, начальник службы связи с прессой, секретарь министра, несколько офицеров, штабной генерал и начальник береговой службы. Текст речи, с которой Страмбелли должен выступить, заготовлен еще вчера, начальник службы связи с прессой раздал журналистам ее копии. После краткого обмена мнениями о последних событиях все направляются в конференцзал; вид у генерала мрачный — нос еще болит. Он осторожно прикасается к нему, чтобы проверить, не увеличился ли отек.