Агава
Шрифт:
Кофеварка начинает посвистывать, и Паоло поспешно выдергивает вилку. Неужели до сих пор не придумали автоматических кофеварок!
— Помолчи-ка, дай подумать, — говорит он. Для него подумать прежде всего несколько глотков обжигающего кофе и сигарета. — Я об этом ровным счетом ничего не знаю. Они не намекали раньше, не предупреждали?..
— Намекали?! Да на прошлой неделе к нам явился сам министр государственных участий — специально чтобы показать, как печется о нас. правительство — и наобещал всем работы и хлеба. К военной промышленности у нас, понятно,
— Что вы собираетесь делать?
— А что, по-твоему, мы можем делать, если нам не известно, что происходит? Я разговаривал с председателем областной администрации. Он тоже в ужасе. На завтра у нас назначена встреча с представителями правительства. А пока на предприятиях прекратили работу, и сегодня в Реджо состоится демонстрация протеста. Но мы не знаем, что сказать рабочим. По сути дела, строительство обоих заводов — инициатива профсоюзов и левых сил. Черт побери, Паоло, по-моему, кто-то хочет перерезать нам горло.
— Успокойся. Может, это ложная тревога. Там, у вас, и не такое бывало. Сейчас я обзвоню своих коллег, попробуем поднять шум, надавить.
— Возьмись за это. А что касается давления, так у вас его и здесь хватает, — ворчит Джулио. — Либо вы там начнете действовать, либо мы здесь потонем и дерьме.
Чтобы пробить расследование инцидента в Генуе, понадобилось несколько дней. Вместе с Маринетти в главный город Лигурии выехали два докладчика: один от парламентского большинства, другой — от оппозиции. Через неделю им предстояло доложить обо всем комиссии.
По возвращении Маринетти устроил пресс-конференцию. Заседание комиссии проходило бурно. Докладчик от христианско-демократической партии потребовал, чтобы результаты расследования не оглашались до завершения следствия, проводимого органами юстиции. Но Маринеттн был непреклонен: общественность должна узнать всю правду и немедленно. Кое-кто из членов комиссии помчался консультироваться с руководством своей партии; в конце концов было принято компромиссное решение. По крайней мере, так говорят.
Уже четыре часа журналисты чего-то ждут. Вместе с остальными сидит в приемной и Паоло.
— И какого беса они так долго совещаются! — восклицает один из старых газетных зубров, у которого за плечами добрых два десятка лет работы парламентским корреспондентом. Сам он христианский демократ и испытывает неодолимое отвращение ко всяким комиссиям.
— Поживем — увидим, отвечает Паоло, не теряя хладнокровия. После возвращения из Генуи Маринетти избегал встреч с ним. Собравшиеся с напускным безразличием высказывают всякие предположения: так уж принято в их среде. Но все это — камуфляж. Парламентское расследование и пресс-конференция с барабанным боем — штука для всех привычная. Одни хвалят Маринетти, другие ругают.
— Он хоть что-то делает.
— Маринеттн не политик. Неизвестно еще, что он там наворотил.
Члены комиссии выходят
Оператор телевидения, уже начавший работатъ, отключает телекамеру и закуривает. Но ему приходится тотчас ее включить — Серена приглашает всех в кабинет Маринетти. Перед письменным столом рядами стоят кресла. Впервые в этом кабинете порядок.
Слово берет докладчик от парламентского большинства; это он, кажется, хотел, чтобы результаты работы комиссии не стали достоянием гласности. Оператор теленовостей приготовил камеру. Ведущий проверяет микрофон: пощелкав по нему пальцами, он тихо произносит:
— Комиссия по вопросам обороны. Расследование генуэзского дела. Передача первая.
Докладчик бесцветным голосом зачитывает проект сообщения, слюнявя языком палец, когда нужно перевернуть страницу. Сообщение длинное, изобилует фигурами умолчания, где дело идет о тайне следствия, но выводы взрывоопасны. Маринетти молчит, не отрывая взгляда от кончиков пальцев.
Аккредитованные в парламенте журналисты то и дело обращаются за разъяснениями к коллегам из специализированных газет и журналов что-то сосредоточенно записывают.
Под конец старый журналист, который говорил с Паоло, поднимает руку:
— Я хотел бы кое-что уточнить.
— Пожалуйста, — отвечает Маринетти.
На лице докладчика появляется гримаса раздражения и скуки.
— Комиссия ездила в Геную, чтобы провести расследование, а главное, чтобы внести ясность в споры, вспыхнувшие после ареста профсоюзного лидера.
Маринетти утвердительно кивает.
— Но вы, — продолжает журналист, — почему-то рассказываете нам совсем о другом: что компания «Эндас» без санкции правительства или министерства государственных участий заключила соглашение с ФРГ о производстве нового вида оружия.
— Не с ФРГ, а с одним из западногерманских оборонных предприятий, — поправляет его Маринетти.
— Хорошо, пусть будет так. Но при чем здесь покушение, при чем здесь профсоюзы?
— В настоящий момент мы не имеем возможности говорить о покушении. Магистратура еще ведет следствие, а подобные заявления, как известно, может делать только она. Мы же хотим лишь подчеркнуть, что кроме так называемого покушения, — кстати, надо еще доказать, что это было именно покушение, — «Эндас» заключила коммерческую сделку, которую можно квалифицировать как не-
законную. При таких обстоятельствах нам кажется несколько преждевременным поднимать вопрос об ответственности профсоюзного деятеля, якобы причастного к взрыву. Ведь именно благодаря сигналам, поступившим к нам от профсоюзов, мы сумели раскрыть факты незаконной деятельности компании «Эндас». Тут не выдерживает Паоло:
— Выходит, профсоюзный деятель, с которым произошел несчастный случай на заводе, сознательно называет эту историю несчастным случаем — как раз он вел расследование этой незаконной деятельности?