Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Ба говорит — страшно было очень, — тихо продолжил Игорёк. — Страшно, говорит, было не встать. А и лежать нельзя. А хлеба давали всего ничего — сто двадцать пять грамм на день, это осенью… потом прибавили, но столько народу померло…
— Тридцать золотников, чуть меньше, — мигом подсчитал Петя Ниткин. — Но, Игорь… так же жить нельзя?
— Они и не жили, — мрачно сказал Игорёк. — Они умирали. Ба на военном заводе работала, в конструкторском бюро, там дополнительно кормили. Немного совсем, но всё же. А деда на фронте был, военинженером.
— Красное… — со странным выражением повторил Две Мишени. — Ну, значит, красное. Когда оно над вражьей столицей — неважно, какое, главное, что наше, русское.
…А вот после войны, говорил Игорёк, он уже не так хорошо знал. Жизнь наладилась. Разрушенные города отстроили. Люди квартиры получали, бесплатно. Новые заводы открывались, в космос спутник запустили первыми, потом и человек наш полетел — Юрий Гагарин, тоже первым.
У Феди снова сжало сердце, на сей раз — от гордости.
— Смогли, значит! — обрадовался и Костька Нифонтов.
— Смоли, — кивнул Игорёк. — Всем показали! И бомбу атомную сделали — ой, ну про это дед вам лучше расскажет. А мы давайте мороженого съедим! Тут совсем недалеко — самая лучшая мороженица в городе!
— Стоит ли? — усомнилась Ирина Ивановна. — И так на нас косятся! Полицейские тоже!
— У нас они «милиционерами» зовутся, — поправил Игорёк. — Ничего, не бойтесь! Всё хорошо будет!..
Госпожа Шульц покачала головой, вздохнула, но ничего не сказала.
Лучшая в городе мороженица, как оказалось, не так уж сильно отличалась от известного Федору. Не так много изменилось в этом деле за шесть десятков лет.
Полкруглые диваны зелёного плюша, на отделанных зелёной плиткой стенах — керамические зеленые цветы.
— У нас потом это место «Лягушатником» зовут, — заметил Игорёк вскользь. — Садитесь, садитесь, я всё знаю, я закажу, и деньги у меня есть!..
Мороженое было и впрямь вкусное, хоть и не такое, как Федор привык. Игорёк, утомившись, сосредоточенно трудился над своей порцией; остальные, понимая его, тоже молчали, стараясь осмыслить услышанное.
Нет, совсем не плохая здесь жизнь, думал Федя. Никого не увидишь в лохмотьях; не толпятся на паперти нищие; все одеты скромно, разряженных богатеев не увидишь.
Ему стало интересно, как здесь учатся ребята, что читают, что думают — например, понравился бы им «Кракен»?
Он задумался так глубоко, что не заметил, как с ними заговорили.
— Какие у вас мальчики замечательные! — сухенькая старушка в шляпке и вуалетке улыбалась им всем. — И мундиры… неужто в суворовском форму поменяли?
Ирина и Две Мишени беспомощно переглянулись, а старушка уже неслась на всех парусах.
— Давненько я этакого покроя не видела, и вензеля…
Федя заметил, как Ирина Игоревна закатила глаза, и весь вид её
— А это кино, — возник за спиной у неё Игорёк с вазочками мороженого, отправившийся незадолго до этого за добавкой. — Кино… снимают.
— Ах, кино… — проговорила старушка, однако улыбалась она при этом как-то совершенно по-особому. — То-то я смотрю, и звездочки на погонах не по уставу у гос… товарища полковника.
— Под… — начал было Две Мишени и тотчас осёкся, потому что Ирина Ивановна очень чувствительно пнула его в голень под столиком.
— Кино, кино, — нетерпеливо подпрыгивая, сказал Игорёк. — Про… про революцию. Про добезцаря. Они вот, вот — кадеты, значит. И — и учителя. Наставники. Из корпуса…
— Из Александровского Кадетского Корпуса, — продолжала улыбаться старушка. — Хотя вензель немного неправильный. Там просто АК должно было быть, насколько я помню…
— Ой… кино… — вдруг вздохнули у Феди над ухом. — А это — неужели — Тихонов?!.. Ах!..
Федя, Пётр и Костя разом обернулись. Там, нависая над перегородкой, маячили две головки с косичками, бантами и непременными тут красными галстуками.
Никто и глазом не успел моргнуть, а девчонки уже оказались подле их столика. Чуть постарше, наверное, чем сами кадеты, одеты в коричневые платьица с чёрными передниками, так похожие на гимназические, если бы не длинна!..
Ох, длинна!..
Ирина Ивановна метнула на мигом покрасневших до ушей кадет испепеляющий взгляд. В корпусе такой означал самое меньшее пять дополнительных упражнений и страницу из прописей.
— Какой он вам Тихонов, девочки, — неодобрительно сказала старушка в шляпке. — И вообще, что за воспитание? А ещё пионерки!..
Под взглядом Ирины Ивановны Федя, чувствуя, как полыхают уши, поспешно уткнулся носом в мороженое. Правда, перед глазами всё равно стояли сверкающие девчоночьи коленки меж краем юбки и светлыми гольфами.
Ох, Лизе бы это не понравилось!..
— А вы в каком кино снимаетесь? — бойко выпалила одна из девчонок, русая и с курносым носом. И вдруг ойкнула, словно только сейчас заметив Игоря:
— А ты, ты-то что тут делаешь?
— В каком надо, в таком кино и снимаемся, — хладнокровно ответил Игорь. — Я ж тебя не спрашиваю, почему ты школу прогуливаешь, Маслакова.
— Я не прогуливаю! — возмутилась курносая, но явно заинтересованный взгляд на Федю вновь кинула. — Нас отпустили раньше!
— А я болею, — с прежней невозмутимостью отрезал Игорёк. — У меня справка есть. Короче, отвянь, Юлька.
— Но ты ж нас познакомишь, да, Игорь? — вступила вторая девочка, шатенка, потише и поскромнее на вид.
— Федор, — махнул рукой тот. — Костя. Петя. Ну, довольна, Светка?
— А вы в какой учитесь? — немедля осведомилась бойкая Юля, без всяких церемоний присаживаясь рядом с Федором.
— Они не отсюда, — поморщился Игорь. — Сказал же тебе, Маслакова — не приставай!
— А ты мне не указывай, Онуфриев!