Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Слон! Не спи! — зашипел Бобровкий.
За узкою дверью оказался столь же узкий коридор, сразу же делавший крутой поворот. Здесь света не было совсем, было холодно и промозгло, стены — простой кирпич, даже без штукатурки.
— К-куда это в-ведёт?
— Да откуда мне знать, Слон?! Планов корпуса я не нашёл. Нитка твой, может, и сумел бы, а я вот нет. — Бобровский топтался на месте.
Два слабых фонарика не слишком разгоняли тьму. Казалось, там, за поворотом, уж точно притаился кто-то жуткий и злобный.
— Бечеву вязать будем?
— Не, Слон, не будем. Развилок-то нет.
— Тогда не стоим, идём, — вспомнил вдруг Федя папин совет. Когда страшно, нельзя оставаться на месте. Страх обессиливает, паника нарастает, говорил папа. Иди, делай, и остальное всё приложится.
Поворот вывел их в изрядно пыльную каморку, где из стены в стену тянулись ряды труб со здоровенными вентилями на них. Дальше дороги не было, и сама каморка оказалась совершенно неинтересной. Голые стены, чёрной краской крашеные трубы и больше ничего.
Ничего?
— Смотри, Лев — люк!
Люк имелся. В самой середине комнатёнки, массивная чугунная крышка с ручкой на петлях. Не ржавая, отнюдь.
— Люк, — прошипел Бобровский. — И его открывали! Вишь, какой чистенький!
И без долгих размышлений потянул за ручку.
— Помогай, Слон!
Чугунная заглушка подалась легко; из кирпичного колодца пахнуло сыростью. Вниз вели скобы-ступени.
Мальчишки переглянулись.
Темнота там, в колодце была совершенно чернильная. Лучи фонариков тонули в ней, не достигая дна.
— Г-глубоко, Бобер, — поёжился Федор.
— Ага. Слишком глубоко. Мы бы пол точно увидали… Слушай, Слон, это наверняка оно!
— Что «оно»?
— Спуск! В те самые потайные ходы! Может, тут и до дворца дойти можно! С чего он такой глубокий, а? Полезли, Слон! Полезли, покуда нас не хватились!..
И он решительно спустил ноги в горловину.
— Свети мне!
Здесь, под землёй, Лев Бобровский решительно преобразился. Решительный, собранный, готовый идти к цели, несмотря ни на что. И уж, конечно, уступить его кадет Солонов не мог никак.
И потому полез следом.
Было страшно. Ох, и было же страшно!.. И как это Ле-эв ничего не боится?!
Фонарик Федя держал в зубах за специальную петельку; пятно света моталось по старым-престарым кирпичам.
Внизу наконец что-то стукнуло, хлопнуло и голос Бобровского шёпотом предупредил, что вот оно, «дно». Именно дно, как в колодце.
Лев деловито расправил бечеву.
— Вот теперь пора. Клубок большой, надолго хватит. Вообще-то у бывалых спелестологов с бечёвкой ходить не принято. А то в пещерах, знаешь, как случалось — идут себе новички по веревочке, а кто-то бывалый возьмёт, да и перепрячет конец. Вот потеха бывала!..
— Зачем же? — поразился Федор. — Это ж… нехорошо!
— Э, брось, Слон! Будто девчонок не пугал никогда!
— Так-то девчонок…
— Уметь надо под землёй ходить. Бечева хорошо, а собственная голова лучше. Ну, и где это мы?
Были они в невысокой сводчатой галерее, похожей на потерну. Оба конца её заливала тьма; никаких знаков на стенах, ничего.
Глава 5.3
— Так тут всё одинаковое, всё равно, куда идти!
— Погоди, Слон. Мы в правом конце корпуса были, значит… — Бобровский извлек из кармана компас. — Конец наш восточный, значит… значит, идти надо на север.
— Почему?.. А, там же дворец! — сообразил Федор. И тут же встревожился: — Бобер! А вообще-то под дворец государев лезть… Заарестуют и всё, пропали мы! Выкинут из корпуса, поминай как звали!
— Тоже мне, испугался, что ли, Слон? — ухмыльнулся Лева. — Ниткин ты, что ли? Не будет ничего! Немного пройдём, поймём, куда галерея идёт — и назад! Видишь, ничего же страшного не было? Ну, ход, ну, люк, ну, ещё ход и никаких тебе призраков! А старшие-то наболтали!..
— Тогда давай шаги считать, — мрачно предложил Фёдор.
— Зачем?
— Как «зачем»? Чтобы понять, как далеко ушли! И в самом деле ко дворцу подходим, или нет!
— А, Слон, верно. Давай считать. Потом сличимся.
И они пошли.
Ничего тут страшного нет, твердил себе Фёдор. Галерея старая, может, и впрямь потерна, ещё времён государя Павла Петровича? И нет тут ничего особенного, а просто дойдём сейчас до железной решетки — ну, не дураки же его императорскому величеству служат, уж наверняка знают, что тут и зачем?
Через сотню шагов им попалась дверь. Точнее, даже две двери, по бокам, друг напротив друга. Одна направо, другая налево — совершенно одинаковы. Старые, из тёмного дубового бруса, на массивных петлях чёрного железа, словно в амбаре.
— Ух ты! — восхитился Лев. — Давай, Слон, откроем, посмотрим!..
— Мы ещё под корпусом, — напомнил спутнику Фёдор.
Бобровский разочарованно вздохнул.
— Верно. Тоже небось кладовые какие.
Он потянулся, взялся за вбитую в доски простую скобу, и тут за спиной у них в дальнем конце коридора вспыхнул свет, куда ярче их фонариков.
Лев так и замер с разинутым ртом.
И прежде, чем Фёдор сам успел понять хоть что-то или даже испугаться, как руки и ноги его словно вспомнили опыт незабвенной Елисаветинской военной гимназии.
Рванули дверь на себя, впихнули Левку внутрь и заскочили следом сами.
А, ну и захлопнули створку.
— Фонарь прикрой! — шёпотом заорал Федя. Именно «заорал», но притом именно шёпотом.
И сам повернул фонарь в другую сторону от двери.
Что там было, даже и не разглядел сперва.
— Бобер! Бечева?..
Левка уставился на моток в руках.
— Ах, пропасть!..
— Стой! Не рыпайся!.. Может, не заметит ещё!
И они замерли. Сердца колотились, отбивали бешеный ритм, словно в атаке.