Александровскiе кадеты
Шрифт:
— Не знаю ни таких крейсеров, ни такого линкора! — гаркнул в ответ вдруг Пашка. Оно и понятно — старший брат у него ходил лейтенантом на «Изяславе».
— Нечего кораблям, что трудовым народом созданы, плавать под всякими там «императорами» да «государями». Новое время, и названия новые!..
— «Плавать»?! Купчихи дебелые в купальне «плавают», а корабли ходят!.. И вообще, кончай брехать!.. Что тут немчура с тобой рядом делает, а?!
— Помогает нам обрести свободу! — не растерялся переговорщик. — Сбросить прогнившее самодержавие!
— Свободу? Что-то своего Вильгельма они скидывать не торопятся!
— А
Пашка и Варлам уставились на Федора. Мол, давай, кадет-вице-фельдфебель, ты у нас главный, веди переговоры! Тяни время, уж коли взялся!
— Так если город под вашими, что ж вы тут делаете? — не упал лицом в грязь Федор. — Идите себе! Езжайте… в город. Чего на нас-то полезли?
— Сказал ведь уже — чтоб вас, дураков несчастных, матерям вашим сохранить! — гаркнули с улицы. — Значится, так: пять минут даю и чтоб духу вашего тут не было! Убирайтесь на все четыре стороны. Хотя — хорошего лишь вам желая! — советую без промедлений явиться на станцию Мариенбург; записаться в тамошнем отделении военно-учётном комитета, в порядке, как распорядилось Временное Собрание, встать на учёт. Смотрите, мальцы, нет больше над нами самодержавного гнёта, жизня совсем по-иному теперь пойдёт, кто на подножку вскочить успеет — того и ананасы в шампанском.
— Спасибо, — вежливо отозвался Федор. — Ананасы не люблю, шампанское не пью. Ваше это «Временное Собрание» не признаём. А «убираться» мы, александровские кадеты, не обучены. Да и то сказать — мы побежим, а вы нам в спины. Дамба открытая, луна светит…
— Чего это сразу «в спины»? — обиделся говоривший. — Нам вообще делить нечего, молодой Российской республике нужны и солдаты, и офицеры. Чего мы вообще друг в друга стреляем? Присоединяйтесь к нам! Временное Собрание…
— Есть банда забывших присягу узурпаторов! — отчеканил Фёдор.
Наступило молчание. Потом немецкий офицер пожал плечами, и две фигуры стали пятиться, по-прежнему высоко держа белую тряпку на штыке.
— Подштанники, никак, навернули, — хохотнул Бушен, хотя Федя знал, как трясёт сейчас приятеля. Чего уж там, его самого трясло.
— Пригнулись! — бросил он приятелям. Конечно, они и так это знали, но напомнить не мешает.
…Мешкать атакующие не стали. И поднялись на приступ по всем правилам окопной науки — сразу два пулемёта ударили по окнам верхнего этажи мельнички, загремели дружные залпы; с жалобным звоном посыпались остатки ещё уцелевшего стекла, словно заплакал сам игрушечный домик, не понимая, за что ему такое, в чём он провинился?..
Импровизированные бойницы делали из тяжёлой, мореного дуба мебели, наспех сдвинутой к окнам. Толстенные плотные доски останавливали даже пущенные с близкой дистанции пули; но стрелял немец умело и плотно, головы не давая поднять. Под прикрытием этого шквала несколько теней вскочило, ринулось к дому; за ними — сплошной тёмный вал пехоты.
Сейчас забросают гранатами.
Но гранаты были и у самого Федора, и у его сотоварищей. Пашка Бушен высунул ствол «фёдоровки», дал одну за другой несколько коротких очередей. Федя с Варламом швырнули гранаты вниз — с особым «фронтовым» форсом, задерживая бросок на пару секунд, уже выдернув кольцо и активировав запал, чтобы взорвалось бы сразу, чтоб не успели отбросить.
Громыхнуло.
От закрывавшей окна мебели щепки так и летели.
Пашка Бушен выудил откуда-то зеркальце, пристроил к сбитому карнизу.
— Славно попали, — доложил. — Дюжина валяется, Федь, не меньше. Остальные отошли. Полезли густо, вот и получили.
— Недалеко, — буркнул Варлам.
Передвигаться мимо окон можно было только ползком.
— Они сюда что, патронный завод притащили? — Бушен сидел, упершись спиной в простенок, набивая магазины для «фёдоровки». — Ага, один пулемёт замолчал, остывает, что ли?..
Самым правильным, соображал Фёдор, было б сейчас взорвать дамбу и уходить к своим. Конечно, насколько лучше было бы, стой эта мельничка на другом берегу!..
Огонь внезапно стих, вновь поднялась густая цепь, защёлкали одиночные выстрелы. Три автоматических винтовки плеснули навстречу пулями, Варлам швырнул ещё одну гранату, но всех накрыть не удалось.
— Федька! Они под стенами!..
Фёдор рванул кольцо запала. Гранат осталось мало — впрочем, их мало и было. «Раз-и-два-и», пальцы разжаты, взрыв под самыми стенами — и тут же по лицу хлестнуло острой щепой. Пуля прошла, наверное, в паре дюймов.
— Ага! — Пашка вновь орудовал своим импровизированным перископом, невзирая на обстрел. — Зацепил! Валяются!..
Долго тут всё равно не продержаться. Когда больше сотни винтовок и пара пулемётов бьют по трём окнам, рано или поздно они попадут. Но время наступающие всё равно потеряют. А что болтали про «столицу в их руках» — так-то ж брехня, всякий поймёт. Не случайно же так далеко отошли и от Гатчино с его дорогами, и от прочих жилых мест — искали обходной путь. Но броневики им тут всё равно не протащить, так что —
— Слон! Ракета! Белая!
Белая ракета — «идём к вам».
— Держаться! — невесть зачем крикнул своим Федор, и в этот миг пошла третья атака.
…Две гранаты тем удалось забросить на первый этаж — невесть зачем, может, думали, там пополнение? Федя расстрелял все четыре магазина «фёдоровки», и думал уже, что всё — но цепи сломались вновь, вновь откатились, оставляя неподвижные тела. Кричали раненые, однако их уже никто не вытаскивал.
— Сейчас через ограду перелезут, — пропыхтел Варлам, подпирая избитый пулями шкап массивной козеткой. — Обойти попытаются. Может, и в воду полезут. Протока-то неширокая…
— Пусть пытаются. Там внизу такая дверь, что не вдруг и граната возьмёт.
Тишина. Стрелять перестали.
— Слон, а могут они ещё дальше к северу податься?
— Пашка, карты учить надо было. Могут, конечно, крепостных-то стен здесь нету. Но там — одни леса и болота с редкими просеками. Хорошая пехота по компасу пройдёт, конечно. Забыл, как мы сами хаживали?.. Но даже и одной телеги с припасами они не протащат, всё во вьюках только. Ну или придётся им до самого Ораниенбаума топать, до Ревельского шоссе.