Александровскiе кадеты

Перумов Ник

Господин Положинцев запнулся на середине слова; кадеты, несмотря на запрет, ринулись к окнам.

— Назад! — загремел вдруг милейший Илья Андреевич. — Назад, кому сказано!..

Разрозненные выстрелы катались горохом из стороны в сторону, то отдаляясь, то вновь приближаясь. Бахнул разрыв — словно бы граната.

Учитель физики согнал-таки мальчишек в дальний угол, под прикрытие толстых стен — стрельба шла совсем близко. Там, где вокзал, где Конюшенная и Кирасирская улицы, где дворец.

— Стоим, где стоим. С мест не сходим. К окнам — ни-ни! — только и повторял Положинцев.

Мало-помалу пальба, однако стала

стихать. Вот последние раз пролаяли винтовки— и наступила тишина.

В коридоре заливался звонок, но никто из седьмой роты не сдвинулся с места.

— Ступайте, мальчики, — тяжело вздохнул Илья Андреевич.

День этот прошёл для Федора как в тумане. Старший возраст, получив карабины, до вечера просидел в кустах возле ограды, но на корпус никто не покусился. Вечером на построение пришла зачем-то госпожа Шульц. Две Мишени метал на неё огненные взгляды, однако Ирина Ивановна всего лишь мило беседовала с капитанами Ромашкевичем и Коссартом.

— Гм, господа кадеты… я должен вам рассказать… — казалось, Константин Сергеевич мучительно подбирает слова. — Сегодня случились… беспорядки. Кучки подстрекателей рассеялись по городу, выкрикивая возмутительные оскорбления в адрес Его Величества, били витрины, пытались поджечь дома мирных обывателей. В прибывших для поддержания мира и спокойствия полицию и казаков начали стрелять из револьверов, охотничьих ружей… Пошла стрельба и с крыш, из чердачных окон… Среди городовых, жандармов и казаков есть убитые и раненые. Подоспевшие гвардейские роты Семеновского полка… открыли ответный огонь. Увы, негодяи прикрывались безоружными обывателями, среди которых также имеются жертвы.

Он запнулся, низко склонив голову. Выпрямился вновь, Фёдор увидел, как у Двух Мишеней дёрнулся кадык.

— Приказом его высокопревосходительства начальника гарнизона Гатчино город вновь объявляется на осадном положении. Соответственно, на осадном положении и наш корпус. Увольнительные отменяются… — по рядам славной седьмой роты должен был бы пронестись тяжкий стон, однако не пронёсся. Все молчали, даже Севка Воротников, даже насмешник Бобровский.

— Старший возраст заступит на патрулирование территории корпуса. Младшие возраста, — тут он вновь запнулся и отчего-то глянул на Ирину Ивановну Шульц, — младшие возраста раньше положенного начнут стрелковые упражнения на огневых рубежах.

Ну, уж тут-то седьмая рота не могла не взорваться ликующими воплями. И она, само собой, взорвалась.

— Завтра, господа кадеты, строевые занятия сокращаются. Пойдём на стрельбище.

— Ура-а! — вновь завопила вся рота.

Две Мишени отчего-то вздохнул. Капитаны Коссарт и Ромашкевич застыли с каменными лицами; госпожа Шульц комкала платочек.

— Всё, седьмая рота. Построение — и отбой, — махнул рукой подполковник. — И чтоб никаких чтений! Кадет Ниткин! Вас это в особенности касается.

Раньше это наверняка бы послужило предметом насмешек, но сегодня — нет, на это никто и внимания не обратил, включая и самого кадета Ниткина.

Взводные при непосредственной поддержке мадемуазель Шульц и дядек-фельдфебелей споро разогнали кадет по комнатам; Федор, задержавшись у дверей, слышал, как офицеры и Ирина Ивановна вышагивали туда-сюда по длинному коридору, о чём-то негромко переговариваясь. Он аж приложил ухо к замочной скважине — и ему повезло.

— Что же это такое, Александр Дмитриевич?

Капитан Ромашкевич ответил негромко и тяжело:

— Революция, Ирина Ивановна, сударыня. Боюсь, что революция.

— Снова? — каким-то чужим голосом переспросила госпожа Шульц.

— Снова, — это уже говорил капитан Коссарт. — Константин Сергеевич, помните, в тысяча девятьсот пятом, на Транссибе?.. Забастовка телеграфистов и железнодорожников?

— Как же такое забыть, — безо всякого веселья отозвался невидимый Аристов.

— Не хотелось бы повторения этого здесь, — вполголоса заметил Коссарт.

— Вот и зачем мальчикам сейчас оружие давать? — не удержалась госпожа Шульц. — А если кто-то из них сбежит, помогать наводить порядок?

— Оставим этот спор, Ирина Ивановна, — досадливо прервал её Две Мишени. — Идёмте лучше в чайную. Самовар наверняка ещё горячий.

* * *

Назавтра кадеты стояли на утреннем построении и, что называется, «ели глазами начальство» безо всякого понуждения. На самом рассвете где-то неподалёку от корпуса опять слышалась стрельба.

…Утренние классы они едва отсидели, даже те, что обычно любили — урок русского у госпожи Шульц, в частности — и еле-еде дождались обычно не шибко желанной шагистики.

Потом пришли отделенные офицеры, и седьмая рота, сгорая от нетерпения, строем отправилась в корпусной тир.

Скучные стены, крашенные понизу зеленой масляной краской, цементный пол, низкие потолки казались сейчас преддверием великолепного, загадочного, таинственного и прекрасного мира «огневых рубежей», где задают прицел и целик, упреждение и дистанцию, где командуют «Рота!.. залпом!.. Пли!..»

А в кого это самое «Пли!» мальчишек пока не занимает.

Федор ожидал настоящих тяжёлых карабинов, с какими мимо них проходили роты кадет на параде в самый первый их день здесь; однако Две Мишени подвёл седьмую роту к расстеленному брезенту, где на защитного цвета валиках уже разложены были винтовки — маленькие какие-то, несерьёзные, правда, похожие на настоящие — с блестящей рукоятью затвора, как у «больших».

Конечно, сперва пришлось прослушать скучную лекцию о скучных правилах — куда направлять ствол и куда не направлять, когда вставать и когда нет, что делать, если не получается, и всё прочее, что Фёдор знал назубок и так, ещё со времён 3-ей Елисаветинской.

— Наша кадетская винтовка, — услыхал Федор голос подполковника. — Двадцать второй калибр, однозарядная, затворная группа почти совершенно такая же, как на её старшей сестре, винтовке капитана — на момент подачи конкурсной заявки, впоследствии генерал-майора Сергея Ивановича Мосина, с усовершенствованиями полковника Роговцева и комиссии генерал-лейтенанта Чагина. По правилам нам следовало бы долго сидеть в классе, разбираясь с оружием и зазубривая правила, но… очень часто война не доставляет времени что-то изучать и записывать в тетрадки. Представьте, господа кадеты, что вы сейчас где-то на сопках Маньчжурии, наша часть только что выгрузилась из вагонов, и на нас идёт колонна генерала Оку, с задачей захватить узловую станцию, отрезав половину наших корпусов. Поставлена задача — любой ценой продержаться до подхода подкреплений. И вот наша цепь залегла у насыпи, и нет времени учиться всему и вся по утверждённым руководствам… Рота! Слушай мою команду!.. В линию по одному — становись!.. Ложись!..