АльteRNatива
Шрифт:
Машина остановилась возле ворот. С переднего пассажирского места вылез мой отец, а с заднего мать. Они остановились у открытых дверей, вытаскивая сумки. Мы с Витьком подошли.
– Привет, – сказал я и, обращаясь к деду Красного, добавил, – здрасте, Илья Владимирович.
Мама сразу обняла меня, отец похлопал по плечу.
– О! – вышел вперёд дед Прокопенко. – Здорово, хлопцы! Ну, взяли сумки, пошли в хату.
Я хохотнул, услышав фирменный базар Ильи Владимировича. «Меня зовут как Ленина, только наоборот», сказал он нам, когда мы впервые узнали его лично. Витёк пояснил потом, что знакомясь, он говорит так всем.
Мы
– Как дела? – спросила она.
– Нормально, – ответил я.
Илья Владимирович воодушевлённо говорил, обращаясь к моему отцу, вероятно, продолжая, начатую в машине, тему:
– Вот скажи мне, кто бы мог себе такое представить при товарище Сталине? Что слово «вор» перестанет иметь унизительно-изобличающий смысл, а станет чем-то уважительным. Боевая машина вора! Ха! Слышал? Это про марку БМВ так говорить стали!
Отец хмуро кивнул. Судя по всему, его этот вопрос задевал так же сильно, как и деда Красного.
– А что это ещё за «мусора»? Что за слово такое? – продолжал тот. – Людей, рискующих своими жизнями в борьбе с этой мерзостью, всякие сопляки теперь называют мусором! Это что такое?
– Да они и сами иной раз не лучше, – мрачно сказал отец. – Знаете сколько среди милиции оборотней? Они, мало того, что продались половина, так даже ещё и среди тех, кто прямо не прислуживает уголовной мрази, многие ими открыто восхищаются, всякие басни между собой пересказывают. Мол, вон смотри, Вор в законе! Кузя Метла, центральный район контролирует, авторитет! Ему все платят! Они же так между собой и разговаривают! А спроси кого из них: как же так? А он тебе ответит, что это вина государства, которое довело его до такой жизни!
Илья Владимирович кипел:
– Ага! Как же! Государство! Все мы в одном и том же государстве живём, но почему-то одни становятся сволочами, а другие нет! Почему эта шваль считает возможным оправдывать свою низость обстоятельствами, когда обстоятельства для всех одинаковы?!
– Хватит уже вам, – мягко сказала мама. – Мы же к ребятам в гости приехали, потом обсудите свою политику.
Мы шли с Витьком поодаль, слушали разговор и тихо посмеивались, переглядываясь друг с другом. Мы были ещё не в том возрасте, чтобы думать о высоких материях, и всё это совместное возмущение моего отца и деда Красного нас только забавляло.
Мама расспрашивала об обычных вещах: как кормят, как часто делают уборку в корпусе, не болею ли я, не болеют ли другие мальчики. И всё такое, обычные вопросы для поддержания умеренной паранойи и привычки побеспокоиться заранее, на всякий случай, чтобы не пришлось беспокоиться впоследствии. Все эти приёмы я с возрастом изучу и сам, а пока я шёл, автоматически отвечал и время от времени поглядывал в сторону Бога.
Должен ещё раз отметить, что хотя моя мать и научила меня когда-то молиться – она, тем не менее, никогда не учила меня делать то, что стал делать я. Смотреть в сторону Бога, чтобы регулярно показывать ему свою покорность и готовность понести наказание, а также ритуал извиняться взглядом, я изобрёл самостоятельно.
Так что если кому потребуется создать новое направление христианской религии, он всегда может обратиться ко мне – я помогу. Помогу.
Вернувшись в корпус, мы обнаружили пустую комнату.
Едва переступив порог, мама тут же стала возмущаться и причитать:
– Боже мой, какая антисанитария! Пылища везде, полы грязные!
Через минуту она уже орудовала тряпкой, а мой отец и дед Красного двигали от стены койки, помогая организовывать влажную уборку.
– Да хватит уже, дед! – не выдержал Прокопенко.
– Цыц, сопля! Я тебе дам «хватит»! Что это такое? Свиньи вы что ли?
Я, в свою очередь, зная, что все доводы будут бесполезны, покорился судьбе и меланхолично ждал, пока «сан-инспекция» закончит свою бурную деятельность.
Родители, как всегда, навезли всяких вкусностей. Сгущёнка, конфеты, печенье, орешки в кокосовой глазури, чипсы, пряники. Жрать и обожраться в общем. Я как-то хотел пошутить и ответить на вопрос: «что тебе привезти в следующий раз?» – ящик пива, но потом передумал. Неизвестно, как воспринял бы подобную шутку отец. Да и мать тоже. В их времена, наверное, никто не пил пиво в четырнадцать лет. Это сейчас все распустились. Товарища Сталина на нас нет, как говорит Илья Владимирович.
В течение получаса «генеральная уборка» была сделана, мы разложили вкусности по тумбочкам, и Красный осторожно намекнул, что нам скоро надо идти на ужин. Я молчаливо поддержал его, потому что мне, честно сказать, уже тоже надоели родители с их назойливой заботой.
– «На ужин», – передразнил дед. – Лишь бы нас выпроводить быстрей!
– Да нет, дед!
– Брехло, – проворчал Илья Владимирович.
Мы проводили гостей до машины и сразу пошли в столовку.
– А где все, интересно? – спросил по пути Красный.
– Сейчас уж в столовке, поди, – сказал я.
Входя в здание общепита, я мельком глянул в сторону Бога. Прокопенко не обратил на это внимания. Он вообще редко обращал внимание на всё, что прямо его не касалось. За это он мне нравился больше всех из нашей банды.
На ужин было рагу с курицей, бутерброд с колбасой и чай. Неплохо.
Я с аппетитом поел и спросил Толстого, громко хлюпающего чай, где все они были последние два часа.
– Я, Чет и Делюга на турники ходили, в лесенку играли. А Самсон шуры-муры крутить со своим Ангелочком.
– Га-га-га, – заржал Чудо-тварь и из его рта полетели крошки.
Астахов смерил его презрительным взглядом:
– Вы просто свинья, Николай, – сказал он ханжеским тоном.
Самсон на подначки никак не реагировал, зато я снова начал ревновать и завидовать. У меня это было точно волнами: то отпустит, то накатывает. С одной стороны я понимал, что это всего лишь мои фантазии, что даже не было никакого соперничества. Самсон просто один из всех сделал то, что мог бы сделать каждый. Я, как и все остальные, не предпринял никаких попыток подружиться с Ангелиной, а он предпринял, и она ответила ему взаимностью. Потому ли, что он ей нравился, или потому, что он был единственным, кто не обоссался и сделал решительный шаг? Не знаю. Но факт был в том, что он смог, а я нет. И я никогда не узнаю о том, что бы было, если б к Ангелине подошёл я, а не он. И этот вариант меня вполне устраивал потому, что так я мог сохранять веру в то, что она ответила бы «да», в то время как, сделав реальный шаг и получив конкретное «нет», я бы эту веру моментально утратил.