АльteRNatива
Шрифт:
Так что, в сущности, мне не на что было обижаться, и я не имел никакого основания ревновать. Другое дело, конечно, завидовать. Но разве может юный пацан признаться в зависти, даже и самому себе?
Поэтому в той истории я выбрал схему с полным отсутствием логики и здравого смысла. Там были одни лишь эмоции и ненависть к Самсону, который в моём воображении, чуть ли не по принуждению заставлял Ангелину с собой встречаться. Он был сыном богатого папочки. Богатого и к тому же опасного, Ангелина из страха сказала ему «да», но в тайне она хотела бы, чтобы вместо него был я, потому что она несколько раз на меня посмотрела
Именно такое абсурдное объяснение можно было бы дать моему настроению, но тогда я не смог бы этого сформулировать. Это можно было лишь ощущать, и даже когда словесное объяснение было бы подобрано, это всё равно не передало бы моих чувств, в полной мере.
Сейчас, когда те события остались в далёком прошлом, я могу честно сказать: да, я завидовал. Но тогда всё было иначе, и лишь теперь я понимаю, что тот, выбранный мною, путь мечтательных ожиданий и определил во многом всю мою дальнейшую, бесполезную жизнь. Именно тогда я ступил на ложную дорожку, стал учиться фантазировать и строить свой воображаемый мир. Мир, в котором истинное положение вещей определяется не фактами, словами и логикой, а выражением лиц, домыслами и моей личной, закрытой ото всех, интерпретацией.
После ужина мы снова пришли на дискотеку. Самсон снова танцевал с Ангелиной, а меня снова приглашала на танец Фаина. На этот раз я решительно отказался и стоял весь остаток вечеринки рядом со своей бандой, вздыхая и поглядывая украдкой в сторону Бога.
Так проходили дни лагеря, похожие друг на друга как близнецы. Днём мы спали, шлялись по территории, или подтягивались на турниках. Два раза в неделю нас возили на речку, где мы купались и валялись на пляже. Периодически, по ночам мы посещали колокольню и устраивали там посиделки. Делюга ещё пару раз доставал пиво через буфетчицу, и мы скурили пачку сигарет Красного.
Больше ничего замечательного я в ту пору вспомнить не могу, за исключением, разве что, мимолётной стычки с местными, за которой последовала небольшая разборка с учителем.
Это случилось в одну из последних ночей, на колокольне.
***
Мы сидели на битом кирпиче и наслаждались ночной прохладой, когда послышался звук приближающегося мотоцикла. Это был старый аппарат с люлькой, на котором прикатили трое и тут же принялись бузить. Они были старше, но нас было шестеро, и мы умели драться.
– Вы кто ещё такие? – нагло спросил один из них. – Вам кто разрешал здесь тусовку устраивать?
Подражая блатным, он сплюнул. Двое его прихвостней стояли по бокам и, склонив головы на бок, с презрением нас рассматривали. Похоже, что опасение у них вызывал только Чудо-тварь, так как по своему росту он один был с ними вровень, в то время как все остальные казались безобидной мелюзгой. Особенно Самсон, который взял слово:
– А кто нам должен был это разрешить?
– Ты чё вообще пасть разеваешь, сучка?! – заорал деревенщина. – Щас сосать нам будешь по очереди!
Они синхронно двинулись на нас, примеряясь к Чехову. Рассчитывали, наверно, обезвредить самого сильного, а потом расправиться с остальными, но уродцы сильно просчитались. Не дожидаясь, когда его ударят, Коля первым вышел вперёд и прямым ударом в челюсть сшиб с ног их центрального. Мы с Толстым подскочили с одной стороны к правому, я подставил ему подножку и свалил на землю, Олег принялся гасить его ногами. Примерно то же самое проделывали со оставшимся персонажем Красный и Делюга. В общем, получилось избиение наоборот, местные вскоре плакали как бабы и просили пощады.
Самсон, как всегда, в драке не участвовал, зато в последний момент, когда избитые корчились и выли, подошёл, расстегнул штаны и обоссал их главного. Того самого, кто обещал ему групповое оральное изнасилование.
Потом они сели в свой драный мотоцикл и уехали, выкрикивая угрозы и обещания поквитаться.
– Надо было им ещё драндулет ихний разбить, – зло сказал Чудо-тварь.
Несколько человек согласно кивнули, но Самсон возразил:
– Драндулет скорее всего не их, а кого-то из родителей. Разбитые рожи им показывать не в первой, а вот порча имущества могла заставить папочку выяснять обстоятельства. Глядишь, завтра бы уже мусора понаехали в лагерь. Нет, хрен с ними, мы наказали козлов достаточно, пусть себе орут. Всё равно – терпилы они, а не мы. Отмудохали старшиков, кому про это рассказывать? Себе дороже.
Самсон был прав, как всегда, и даже Чехов не стал спорить. Мы постояли ещё немного, глядя вслед, поднятому драндулетом, шлейфу пыли и пошли обратно в лагерь.
Тихо, один за другим, мы влезли в окно и улеглись по койкам. Перед тем как уснуть, я раз пятнадцать повторил спаси и сохрани и посмотрел в сторону Бога. И хоть я и понимал, что мы сегодня просто оборонялись, но чувство, что мы сделали что-то нехорошее никак меня не оставляло и я вкладывал в свой взгляд в сторону Бога столько раскаянья и готовности понести наказание, сколько только можно вложить в простой взгляд.
Потом я вспомнил Ангелину и подумал, что, возможно, ещё не всё потеряно. Быть может, вернувшись с летних каникул в школу, она всё-таки отвернётся от Самсона и станет моей. С этими мыслями я провалился в сон.
***
Утром я проснулся от звуков голосов. Открыв глаза, первое, что я увидел, было грозное лицо Нины Павловны, сурово отчитывающей, лежащих по койкам, нас.
– Мальчики, такое поведение неприемлемо. Вы вообще-то здесь почти самые взрослые и должны подавать пример. Не нужно отнекиваться, сегодняшнюю ночь я плохо спала, и когда вы карабкались один за другим в окно, в четыре утра, я всё видела своими глазами. Итак, я спрошу снова: где вы были?
Все молча косились на Самсона. Вообще-то стучать было западло, это знал каждый, но сейчас ситуация образовалась патовая. Стучать, по сути, было не на кого, потому что уличили нас всех вместе. Стало быть, если и будет какое-то наказание, то его получат тоже все.
Территорию лагеря ночью патрулировал старик, подрабатывавший здесь на пенсии и если сказать, что мы были где-то внутри лагеря, значит старика могут уволить с работы, а нас всё равно накажут. Если же сказать, что мы уходили за территорию, то попадём лишь мы одни. Как-никак мы были юными и ловкими. Что стоит потихоньку прокрасться и перемахнуть через забор? К тому же, будь мы на территории, нам надо было убедительно соврать о том, где именно мы были, а этого сделать было нельзя, потому что там, где мы якобы были, мог быть ночью кто-то из взрослых и он опровергнул бы наши слова.