Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
Камилла, ты можешь къ намъ подойти; ты услышишь что теперь будутъ ходатайствовать о твоемъ дл. Подойди, говорю я теб, ты услышишь то, что видно Кавалеръ сказать намъ готовится. Онъ обихъ насъ отъ великаго затрудненія избавитъ.
Я, сударыня, все сказалъ.
Нтъ, сударь, я тому не могу повритъ. Ежели вамъ что нибудь поручено отъ моего батюшки или матушки, то я готова, такъ какъ и долгъ мн велитъ, выслушать васъ до послдняго слова.
Камилла подошла.
При семъ началъ я говорить ей съ смятеннымъ видомъ: о достойной предметъ толикихъ безпокойствій! что могу я и что долженъ вамъ сказать? Усердныя
Чегожъ хотятъ, сударь? Какія имютъ о мн намренія? Я нездорова я была жива; любила обращенія, пніе, пляски, игры и посщенія, а теперь ко всмъ симъ веселостямъ никакой склонности не имю; люблю одно уединеніе. Я сама собою довольна: сообщество сдлалось мн тягостно, и я не вольна иначе о томъ думатъ.
Но отъ чего, сударыня, можетъ произойти такая перемна въ особ вашихъ лтъ? Ваши родственники причины тому не понимаютъ: а сіе то и много ихъ печалитъ.
Я ето вижу и очень о томъ жалю.
Никакое удовольствіе не длаетъ, какъ кажется, впечатлнія надъ вашею душею: вы такъ набожны, что служите въ томъ другимъ образцемъ: ни кто не имлъ такого къ закну благоговнія, какъ вы; однако…
Вы, сударь! Агличанинъ, Еретикъ… простите мн что я васъ такъ называю; но не тли вы и въ самомъ дл? вы говорите мн о благоговніи, закон?
Не станемъ о семъ упоминать, я было хотлъ сударыня, сказатъ…
Я разумю, сударь, что вы сказать хотите; и признаюсь, что иногда бываю очень задумчива: я не знаю, отъ чего произходитъ во мн такая перемна; но оная точно дйствительная, и я ни кому не могу быть больше въ тягость, какъ самой себ.
Но такое зло, сударыня, должно имть свое основаніе. Не странноли, что вы одними только вздохами и слезами отвтствуете нжнйшей и снизходительнйшей родительниц? Однако она не примчаетъ въ васъ ничего такого, что бы оказывало упорность или досаду: равное подобострастіе тихость и угождательность находитъ она и теперь въ дражайшей своей Клементин; она не сметъ прервать вашего молчанія. По своей къ вамъ нжности она боится васъ надмру принуждать къ чему бы то ни было! какъ же можете вы, дражайшая сестрица, (простите мн сію вольность, сударыня,) какъ можете вы оставить столь добродушную родительницу, не сказавъ ей ни одного слова въ утшеніе? Какъ можете вы взирать на ея страданія; сердце ея стснено, глаза орошены слезами: она не иметъ силъ, гд ей остановиться, не знаетъ притомъ куда обратишься ей должно; ибо ничего утшительнаго прискорбному вашему родителю сказать не можетъ. Почему тайная причина такой печальной перемны остается непостижимою темъ, кои страшатся, чтобъ сіе зло необратилось въ привычку; и притомъ въ такое время, въ которое бы вы должны были совершить всю ихъ лестную надежду.
Она пролила нсколько слезъ, наклонила голову къ Камилл, и облокотилась на ея руку; по томъ оборотясь ко мн говорила: какое изображеніе моей упорности и добродушія моей матушки вы мн представляете. Я бы желала… такъ, я желала бы, чтобъ мой прахъ соединенъ былъ съ прахомъ моихъ предковъ! Я была утшеніемъ въ нашемъ семейств, а теперь вижу, что одни мученія оному причинять буду.
Боже мой! что вы говорите сударыня?
Не хулите меня; я сама собою недовольна; сколь же презрнно то существо, которое своего бытія снести не можетъ.
Я льщусь, сударыня, что вы столько имете довренности къ четвертому вашему брату, что откроете ему свое сердце; я прошу васъ единственно облегчить сердце наилучшей родительницы, и привесть ее въ состояніе оказать равную услугу наилучшему родителю.
Она казалось о томъ начала размышлять, отворотила лице свое и проплакала; и я думалъ, что почти ее убдилъ.
Поручите, сударыня, врной своей Камилл объявить ваши печали родительниц вашей.
Постойте, сударь, (возразила она, какъ будтобъ собирая свои мысли) пожалуйте не спшите такъ въ етомъ дл. Открыть мое сердце! чтожъ? Кто вамъ сказалъ, что я скрываю что нибудь? Вы вкрадчивы, сударь, вы меня почти уврили, что у меня есть какая нибудь тайна, которая тягостна моему сердцу; а когда я пожелала оной искать, дабы склониться на усильныя ваши просьбы, то ничего тайнаго въ сердц своемъ не нашла. Пожалуйте, сударь, она остановиласъ.
Пожалуйтежъ, сударыня, говорилъ я, взявъ ея руку, не думайте, чтобъ я оставилъ васъ съ столь худымъ успхомъ въ изысканіи сего дла. Вы очень вольны, сударь, сказала она, но не отнимая своей руки.
Для брата, сударыня, для брата очень ето вольной поступокъ! я при семъ оставилъ ея руку.
Ну, да чегожъ братъ мой отъ меня хочетъ?
Онъ васъ усильно проситъ и заклинаетъ единственно объявить нжно васъ любящей и превосходнйшей родительниц.
Постоите, сударь, и я васъ усильно прошу; что мн объявить? Скажите мн сами, что ей сказать, выдумайте тайну, которую пристойно бы было открыть, можетъ быть, тогда возмогу я братцевъ моихъ по крайней мр нсколько успокоитъ.
Такая шутливая рчь, сударыня, начинаетъ ласкать меня нкоею надеждою; продолжайте оказывать столь пріятное разположеніе вашихъ мыслей, и тайна сама собою откроется; разкаянія оной будетъ безполезны.
Камилла, которую вы здсь видите, не перестаетъ мучить меня глупымъ воображеніемъ, которое я будто имю о любви. Молодая особа моего пола когда будетъ казаться глубокомысленною и заниматься разсужденіями, то обвинятъ ея тотчасъ, что онапитаетъ въ себ любовную страстъ. Я бы почитала себя достойною всей моей невинности, естьлибъ подала какому нибудь человку власть причинять мн хотя малйшее безпокойство. Я ласкаюсь, сударь, что вы принимая званіе моего брата, не имете о сестр своей о томъ презрительнаго мннія.
Презрительнаго! Я не согласуюся, сударыня, въ томъ, чтобъ любовь заслуживала презрніе.
Какъ! когда она заблуждаетъ въ выбор своего предмета?
Сударыня!
Что я такое сказала, которое приводитъ васъ въ изумленіе? Не имлили вы намренія… но я думала только о томъ, дабы вамъ дать выразумть, что я не съ ныншняго дня проницаю ваши вкрадчивыя вымыслы, и что когда вы однажды читали мн, естьли помните, четыре стиха одного изъ вашихъ стихотворцовъ, содержащіе въ себ столь хорошее изображеніе задумчивости влюбленныхъ; то предполагаю, что вы по злости своей оныя соображаете съ моимъ состояніемъ; но естьли вы имли Кавалеръ такой умыселъ, то увряю васъ что онъ во все былъ неоснователенъ, равно какъ и докуки тхъ, кои мною ругаются и безпрестанно меня мучатъ, относя мою болзнь къ какой нибудь слабости отъ любьви происходящей.
Я клянусь вамъ, Сударыня, что не было тогда такого моего намренія.
Тогда! я надюсь, что и теперь его не было.
Я вспомнилъ т стихи; но какъ бы могъ я сообразить ихъ съ вашимъ состояніемъ? Отреченія ваши отъ многихъ любовниковъ и несклонность оказываемая вами человку достойному и знатному, каковъ есть Графъ Бельведере, коего услуги всею вашею фамиліею одобрены, суть такія убжденія…
Видишь Камилла, прервала она со скоростію мою рчь, Кавалеръ уж убжденъ; я прошу тебя въ послдній разъ не обижать меня своими вопросами и догадками по сей самой матеріи. Разумешьли меня, Камилла? Знай, что ни за что въ свт не желалабъ я, дабы меня укоряли любовію.