Английские письма или история кавалера Грандисона
Шрифт:
А почему?
Почему? по тому… по тому что… ему ли должно было.… вы разумете, Сударыня.
Я предполагаю, что ему именно поручено было сіе дло.
Я также ето думаю,
Безъ сумннія такъ. Иначе онъ бы не предпринялъ…
Я усматриваю, сударыня, что вы не любите Кавалера. Но я могу васъ уврить, что отъ васъ однихъ только слышала я о немъ… я говорю ето даже съ равнодушіемъ.
Скажите мн, дорогая моя Клементина, что думаете вы точно о вид и свойств Г. Грандиссона?
Вы можете о томъ судитъ по моимъ словамъ.
Что онъ пригожъ, великодушенъ, благоразуменъ, мужественъ и вжливъ?
По истинн я его почитаю такимъ, какъ вы говорите, и не одна я такова мннія.
Но онъ Магометанинъ.
Магометанинъ, Сударыня? Ахъ! госпожа Бемонтъ.
Ахъ! моя дорогая Клементина. И вы думаете, что я не проникла ваши мысли? Естьлибъ вы никогда не звали Г. Грандиссона; то не
И вы можете думать, Сударыня…
Такъ точно, моя любезная, моя молодая пріятельница, я ето думаю.
Любезная госпожа Бемонтъ, вы не знаете, что я вамъ сказать хотла.
Нсколько нужно отъ васъ откровенности, дорогая Клементина. Не ужели любовь никогда оной имть не будетъ?
Какъ? Сударыня. Человкъ различнаго исповданія, упорной въ своихъ заблужденіяхъ, не оказавшій мн нималйшаго чувствованія любви, словомъ, человкъ такой породы, которая моей не стоитъ и при томъ тотъ, коего все щастіе и имніе по его собственному признанію зависятъ отъ милости его отца, и отца такого, которой ничего не жалетъ на свои веселости! гордливость, порода, долгъ и законъ, все сіе не защищаетъ ли меня предъ вами.
И такъ я могу теперь безопасно хвалить Г. Грандиссона.
Вы меня обвиняли несправедливымъ противу его предубжденіемъ. Теперь хочу я вамъ показать, что инной мущина бываетъ иногда пророкомъ для женщинъ ему единоземныхъ. По словамъ всхъ его знающихъ, коихъ я видла или слышала, представлю я вамъ его свойства: Англія въ сіе столтіе не произвела еще ни одного такого, которой бы ей приносилъ столько чести. Онъ честной человкъ, говоря въ самомъ обширномъ смысл сего слова. Естьлибъ нравственныя добродтели и законъ въ людяхъ изтребилися; то можно бы ихъ было обрсти въ немъ безъ гордости и тщеславія. Въ какомъ бы мст онъ ни показался, то всегда ищутъ его знакомства и уважаютъ его люди благоразумные добродтельные и вс т кои отличаются по своимъ чувствованіямъ и просвщенію: онъ благодтельствуетъ всмъ, не различая состояній, сектъ и народовъ. Самые его соотечественники за славу поставляютъ имть къ себ его дружбу; они пользуются ею для возстановленія къ себ доврія какъ въ путешествіяхъ, такъ и въ прочихъ длахъ, особливо во Франціи, гд не мене его уважаютъ какъ и въ Англіи. Онъ произходитъ изъ лучшихъ Аглинскихъ фамилій и можетъ имть первыя чины въ своемъ отечеств, когда захочетъ оныхъ. Я освдомилась, что ему предлагаютъ уже нкоторыхъ изъ знатнйшихъ наслдницъ. Естьлибъ онъ не рожденъ былъ для богатствъ; то могъ бы себ любую изъ нихъ выбратъ. Вы согласитесь въ томъ, что онъ великодушенъ, мужественъ и прелстенъ…
О! дорогая госпожа Бемонтъ! сего уже много, очень много!… Однако я его познаю при всякой черт. Мн не возможно доле вамъ противиться. Я признаюсь, признаюсь, что сердце мое сотворено не для иннаго кого, а для Г. Грандиссона: теперь: же, когда я несумнваюсь, чтобъ не родители мои поручили вамъ получить отъ меня сіе признаніе; то какъ могу перенести ихъ взоры? Я не могу сказать, что вы не получили отъ меня признанія съ доброй моей воли и безъ всякихъ условій, но чтобъ они по крайней мр знали, сколько я боролась съ страстію, коею себя укоряю, и которая столь мало приличествуетъ дочери ихъ крови. Я вамъ дамъ способъ ихъ о всемъ извститъ.
Во первыхъ, какъ вамъ извстно, онъ сохранилъ жизнь дражайшему изъ моихъ братцевъ, и мой братъ признался, что естьлибъ послушалъ совта столь врнаго друга: то не впалъ бы никогда въ ту опасность, отъ коей обязанъ сталъ ему своимъ избавленіемъ. Батюшка и матушка представя его мн, приказали его почитать за четвертаго брата, и съ того самаго времени не могла я думать, чтобъ имла только трехъ братьевъ. Случилось при томъ и то, что избавитель моего брата показался мн человкомъ самымъ любезнымъ, кроткимъ и мужественнымъ изъ всхъ. Вс мои родственники осыпали его, такъ сказать, своими ласками, упущены были вс домашнія обряды и вс чины, употребляемыя съ иностранцами. Онъ казался между нами столь же вольнымъ и дружелюбнымъ, какъ будтобъ принадлежалъ намъ. Братъ мой Іеронимъ непрестанно мн говорилъ, что всемъ сердцемъ желаетъ онъ видть меня супругою его друга. Никаая инная награда, казалось, неприличествовала Г. Грандиссону; и братъ мой, имя о мн столь лестныя для меня мысли, одну меня почиталъ способною оказать при семъ всю достодолжную его Кавалеру благодарностъ. Мой духовникъ, своими опасеніями и нападками боле еще умножилъ мое уваженіе къ тому человку, коего оныя, казалось, оскорбляли. Впрочемъ его собственныя поступки, безкорыстность и почтеніе много способствовали моей къ нему привязанности. Онъ всегда со мною поступалъ какъ съ сестрою, искренно и дружески, когда по добродушію своему захотлъ заступить при мн мсто учителя. Какъ же могла я вооружаться противъ такого человка, которой мн ни чемъ не могъ внушить недоврчивости къ себ?
Однако я не прежде начала познавать силу моихъ чувствованій, какъ въ то время, когда мн сдлано предложеніе о Граф Бельведер, и при томъ столь важнымъ голосомъ, что я отъ того озаботиласъ. Я взирала на Графа, какъ на рушителя моей надежды, а при всемъ томъ не могла отвчать на вопросы моихъ родителей кои желали знать причину моего отрицанія. Какуюжъ могла я привесть имъ причину когда не кто инной, какъ свое предупрежденіе въ пользу другаго человка, предупрежденіе совершенно скрытое въ глубин моего сердца. Но я себ самой свидтельствовала, что скоре умру нежели буду женою человка противнаго моему исповданія. Я ревностно слдую по стезямъ Католическія вры. Вс мои родственники не съ меньшимъ усердіемъ ее исповдаютъ. Сколько зла не желала я сему упорному еретику, такимъ именемъ часто я его называла; сему человку, которой первый моему сердцу сталъ непротивенъ; ибо тогда еще васъ не знала, любезная моя госпожа Бемонтъ. Я дйствительно думаю, что онъ самой упорной изъ всхъ когда либо изъ Англіи вызжавшихъ протестантовъ. Какую нужду имлъ онъ хать въ Италію? Зачемъ бы не жить ему между своимъ народомъ? или естьли ему должно было сюда пріхать, то для чего здсь такъ долго оставаться и закоснвать въ своемъ упорств, какъ бы для пренебреженія тхъ, кои его столь дружелюбно къ себ приняли? Въ тайн сіи укоризны исторгались изъ моего сердца. Съ начала мн ‹в книге текст испорчен› что я не имла в разсужденіи его участія, кром желанія дабы онъ добился получить себ спасеніе. Но потомъ чувствуя, что онъ былъ нуженъ къ моему благополучію, да не оставляя однако намренія отъ него отречься, естьли не обратится въ Католическую вру, употребила я вс свои старанія,дабы его обратить на путь истинны въ томъ чаяніи, что могу все получить отъ снизходительныхъ моихъ родителей и уврена будучи, что онъ наше сродство вмнитъ себ въ честь, естьли мы въ семъ спасительномъ дл его преодолемъ.
Но когда я отчаялась его убдить, то приняла намреніе обратить свои усилія на самую себя, и преодолть страсть или скончать свою жизнъ. О! Сударыня, сколько трудовъ перенесла я въ семъ бореніи! мой духовникъ исполнилъ меня страхомъ небеснаго мщенія. Горнишная моя также не преставала меня мучитъ. Родители мои понуждали меня взирать благопріятно на Графа Бельведере. Графъ надокучилъ мн своими стараніями. Кавалеръ боле еще умножилъ сіи гоненія, говоря мн въ пользу Графа. Боже мой! что длать! на что ршиться! ни минуты нтъ покоя, ни свободы дабы посудить, размыслить и отдать самой себ отчетъ въ собственныхъ своихъ чувствованіяхъ! Какъ бы могла я матушку свою взять себ въ повренную? Разсудокъ мой боролся съ страстію, и я всегда надялась что онъ останется побдителемъ. Я боролась съ великою силою: но какъ каждой день трудности сіи усугублялись, то почувствовала я, что такое бореніе для силъ моихъ надмру жестоко. Почто не знала я тогда Гжи. Бемонтъ съ коею моглабъ посовтаться? По сему неудивительно, что я стала жертвою глубокой меланхоліи, которая понуждала меня хранить молчаніе! Наконецъ Кавалеръ намрился насъ оставишъ. Какого мученія, но какой и радости не ощутила я при сей вдомости? Я дйствительно уповала, что его отсудствіе востановитъ мой покой. На канун его отъзда я вмняла въ нкое торжество свой съ нимъ поступокъ предъ всею нашею фамиліею. Онъ былъ единообразенъ. Я казалась веселою, спокойною и щастливою въ самой себ: я удивлялась той радости, которую причиняла дражайшимъ моимъ родственникамъ. Я молила о его благополучіи во всю его жизнь, благодарила его за удовольствіе и пользу, которую получила отъ его наставленій и желала чтобъ онъ никогда не былъ безъ такого человка, коегобъ дружество столько ему пріятно казалось сколько его для меня. Я была тмъ больше собою довольна, что не чувствовала никакой нужды длать себ насиліе, дабы сокрыть сердечное свое мученіе. Я изъ сего выводила хорошее на будущее время предзнаменованіе и столь свободно съ нимъ простилась, что онъ, казалось, того и ожидать не могъ. Мн въ первые показалось, что усмотрла въ его взорахъ нкое пристрастіе, по которому я о немъ пожалла, и думала что себя жалть мн не на что, воображая что со всемъ свободна. Однако при отъзд его я чувствовала движеніе. Когда дверь за нимъ затворилась; то сказала я сама въ себ, и такъ она никогда уже не отворится, чтобъ пропустить сего любезнаго иностранца! За симъ разсужденіемъ вырвался вздохъ изъ груди моей. Но ктобъ могъ его запримтить? Я никогда не разставалась съ отъзжающими моими друзьями, не оказавъ имъ знака чувствительности моей при разлук съ ними. Батюшка прижалъ меня къ своей груди, матушка поцловала, братецъ Епископъ называлъ меня многими нжными именами, и вс мои друзья, поздравляя меня веселостію, какую во мн видли, говорили что начинаютъ во мн узнавать свою Клементину. Я отъ нихъ удалилась въ полномъ удовольствіи, какое сама подала дражайшей нашей фамиліи, въ коей долгое время питала собою глубокую печалъ.
Но увы! сія обманчивость столь была для меня трудна, что я не могла ее боле скрыватъ. Раны мои были очень глубоки… Остальное вы знаете, Сударыня, равно какъ и то, что вс пріятности въ жизни сей бываемыя отъ меня удалены. Естьли властна только буду въ своемъ жребіи; то никогда не изберу себ человка враждебнаго тому закону, въ коемъ я никогда не колебалась, и которой не оставилабъ и для короны, хотябъ оную носилъ любезной сердцу моему человкъ и хотябъ за такое отрицаніе претерпла жестокую смерть въ самыя пріятныя лта моей жизни.
Слезные токи препятствовали ей говоришь доле. Она укрыла свое лице у моей груди и вздохнула.
О дорогая Клементина! сколько вздоховъ она испустила и сколько я тмъ была тронута!
Теперь, Сударыня, вы знаете все что ни произошло между вашею любезною дочерью и мною. Никогда не бывало еще столь благороднаго боренія между долгомъ и любовію, хотя ея сердце чрезвычайно нжно, а достоинство предмта столь велико, что вамъ и не можно была чаять такой щастливой перемны. Она по видимому боялась, чтобъ я неизвстила васъ о всхъ сихъ обстоятельствахъ. Она не посметъ поднять своихъ глазъ, какъ сама говоритъ, передъ своими родителями. Она страшится еще боле, естьли то возможно, чтобъ не объявили ея духовнику о состояніи ея души и о причин ея недуга. Но я ей представила, что не отмнно матушк ея все сіе знать должно, дабы она могла избрать надлежащее ей врачевство.