Анна Каренина
Шрифт:
господам. Он требовал и назначения еще особой комиссии по делу об устройстве
инородцев. Дело об устройстве инородцев было случайно поднято в комитете 2
июня и с энергиею поддерживаемо Алексеем Александровичем как не терпящее
отлагательства по плачевному состоянию инородцев. В комитете дело это
послужило поводом к пререканию нескольких министерств. Министерство,
враждебное Алексею Александровичу, доказывало, что положение инородцев было
весьма цветущее и что
процветание, а если что есть дурного, то это вытекает только из неисполнения
министерством Алексея Александровича предписанных законом мер. Теперь
Алексей Александрович намерен был требовать: во-первых, чтобы составлена
была новая комиссия, которой поручено бы было исследовать на месте состояние
инородцев; во-вторых, если окажется, что положение инородцев действительно
таково, каким оно является из имеющихся в руках комитета официальных данных,
то чтобы была назначена еще другая, новая ученая комиссия для исследования
причин этого безотрадного положения инородцев с точек зрения: а)
политической, б) административной, в) экономической, г) этнографической, д)
материальной и е) религиозной; в-третьих, чтобы были затребованы от
враждебного министерства сведения о тех мерах, которые были в последнее
десятилетие приняты этим министерством для предотвращения тех невыгодных
условий, в которых ныне находятся инородцы, и, в-четвертых, наконец, чтобы
было потребовано от министерства объяснение о том, почему оно, как видно из
доставленных в комитет сведений за NN 17015 и 18308, от 5 декабря 1863 года
и 7 июня 1864, действовало прямо противоположно смыслу коренного и
органического закона, т..., ст. 18, и примечание к статье 36. Краска
оживления покрыла лицо Алексея Александровича, когда он быстро писал себе
конспект этих мыслей. Исписав лист бумаги, он встал, позвонил и передал
записочку к правителю канцелярии о доставлении ему нужных справок. Встав и
пройдясь по комнате, он опять взглянул на портрет, нахмурился и презрительно
улыбнулся. Почитав еще книгу о евгюбических надписях и возобновив интерес к
ним, Алексей Александрович в одиннадцать часов пошел спать, и когда он, лежа
в постели, вспомнил о событии с женой, оно ему представилось уже совсем не в
таком мрачном виде.
XV
Хотя Анна упорно и с озлоблением противоречила Вронскому, когда он
говорил ей, что положение ее невозможно, и уговаривал ее открыть все мужу, в
глубине души она считала свое положение ложным, нечестным и всею душой
желала изменить его. Возвращаясь с мужем
высказала ему все; несмотря на боль, испытанную ею при этом, она была рада
этому. После того как муж оставил ее, она говорила себе, что она рада, что
теперь все определится, и по крайней мере не будет лжи и обмана. Ей казалось
несомненным, что теперь положение ее навсегда определится. Оно может быть
дурно, это новое положение, но оно будет определенно, в нем не будет
неясности и лжи. Та боль, которую она причинила себе и мужу, высказав эти
слова, будет вознаграждена теперь тем, что все определится, думала она. В
этот же вечер она увидалась с Вронским, но не сказала ему о том, что
произошло между ею и мужем, хотя, для того чтобы положение определилось,
надо было сказать ему.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были
слова, которые она сказала мужу, и слова эти ей показались так ужасны, что
она не могла понять теперь, как она могла решиться произнести эти странные
грубые слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет. Но
слова были сказаны, и Алексей Александрович уехал, ничего не сказав. "Я
видела Вронского и не сказала ему. Еще в ту самую минуту, как он уходил, я
хотела воротить его и сказать ему, но раздумала, потому что было странно,
почему я не сказала ему в первую минуту. Отчего я хотела и не сказала ему?"
И в ответ на этот вопрос горячая краска стыда разлилась по ее лицу. Она
поняла то, что ее удерживало от этого; она поняла, что ей было стыдно. Ее
положение, которое казалось уясненным вчера вечером, вдруг представилось ей
теперь не только не уясненным, но безвыходным. Ей стало страшно за позор, о
котором она прежде и не думала. Когда она только думала о том, что сделает
ее муж, ей приходили самые страшные мысли. Ей приходило в голову, что сейчас
приедет управляющий выгонять ее из дома, что позор ее будет объявлен всему
миру. Она спрашивала себя, куда она поедет, - когда ее выгонят из дома, и не
находила ответа.
Когда она думала о Вронском, ей представлялось, что он не любит ее, что
он уже начинает тяготиться ею, что она не может предложить ему себя, и
чувствовала враждебность к нему за это. Ей казалось, что те слова, которые
она сказала мужу и которые она беспрестанно повторяла в своем воображении,
что она их сказала всем и что все их слышали. Она не могла решиться
взглянуть в глаза тем, с кем она жила. Она не могла решиться позвать девушку
и еще меньше сойти вниз и увидать сына и гувернантку.