Чтение онлайн

на главную

Жанры

Антисемитизм. Концептуальная ненависть
Шрифт:

Вопрос «Кому необходимо прощение?» задевает больше своей сложностью, чем удалось сформулировать в приведенных выше строках. Поразмышляем, например, над двумя возможными смысловыми ударениями в этом вопросе: «Кому нужно прощение?» и «Кому нужно прощение?» В обоих вариантах присутствует подозрение. Первое содержит подозрение в универсализации взгляда, что «всем нам» нужно прощение. Несмотря на правдивость этого утверждения, остается неоспоримым историческим фактом то, что одни люди причиняют значительно больше вреда, чем другие — сразу в памяти всплывают имена Генриха Гиммлера, Йозефа Менгеле и их собратьев по СС в период Холокоста. Важно точно измерять степень ответственности и установить обязанность держать ответ в нужный момент.

Произнесенный

со второй интонацией, этот вопрос ставит под сомнение достоинство прощения. Не отрицая, что прощение — это всегда хорошо, такое восприятие подозревает, что понятие простить может превратиться — неумышленно, а подчас и намеренно — в синоним забыть, примириться, воспринимать все относительно и тривиально. Все это приносит справедливость в жертву безразличию, в жертву тому, что теолог Дитрих Бонхеффер назвал «дешевой милостью». Как выразил эту мысль еврейский философ Эммануэль Левинас: «мир, в котором прощение всесильно, становится бесчеловечным». [1]

Подобные вопросы, возникающие в связи с прощением, наводят на мысль, что прощение — это не только послесловие, но еще и раненное слово. Нанесенные ему раны болят и кровоточат с очень давних времен, но при этом некоторые из них стали следствием событий недавнего прошлого, в том числе и Холокоста. Давайте рассмотрим некоторые аспекты истории этих ран.

В тексте Беракот 7а Вавилонского Талмуда раввины истолковывают стих из пятьдесят шестой главы книги пророка Исайи: «Я приведу их на святую гору Мою/ И да возрадуются они в Моем доме молитвы». [2] Если читать этот отрывок дословно, то он звучит: «Да возрадуются они в доме моей молитвы», причем раввины отмечают, что Бог читает молитвы. Это утверждение, однако, ставит загадку: Почему и о чем молится Бог? Дополнительные толкования предполагают, что Бог молится о том, чтобы Его милость восторжествовала так, чтобы прекратилось божественное зло, что в Талмуде называется «пределом суровой справедливости».[3] Имеется в виду, что Бог превозмогает Свой гнев, но не до конца, потому что ему свойственен справедливый гнев, вызванный несправедливостью. То есть, похоже, что даже у Бога существует противостояние между прощающей милостью и справедливым гневом.

Один вопрос ведет за собой другой: даже если Бог подавляет свой гнев, он все равно внушает страх. Поэтому важно знать продолжительность божественного гнева, особенно, если Библия утверждает, что Бог негодует каждый день. [4] Талмуд говорит, что ежедневный Божий гнев длится «одно мгновение», но «сколько длится одно мгновение?» Предлагаемый ответ, что оно настолько короткое, что длиться меньше доли секунды: «Одна пятидесяти восьми тысячная восемьсот восемьдесят восьмая доля одного часа». Суть в том, что Божий гнев и его склонность к тому, чтобы поступать согласно суровой справедливости, остаются. Их сила приводит в трепет и ужас, но является гораздо менее сильной, чем Божья милость и прощение. Если бы было наоборот, мир не мог бы существовать.

В дополнение к тому, что это текст, в котором многократно повторяется повеление Бога «соблюдать то, что правильно, и делать то, что справедливо», глава 56 книги Исайи также содержит обещание Бога помнить тех, кто верен Его завету: « Дам Я в доме Моем/ И в стенах Моих/ Памятник и имя/ Лучшее, нежели сыновьям и дочерям/ Я дам им вечное имя/ Которое не истребится». [5] Этот отрывок из Библии — источник названия Яд Вашем. Это означает «памятник и имя» или, в переносном значении, памятник и мемориал, в честь чего назван выдающийся израильский мемориал памяти в Иерусалиме. [6] Холокост усложняет все, в том числе и прощение.

Сложности Холокоста подразумевают, что сила этого события способна подвергнуть сомнению существование справедливого Бога, оставить в одиночестве того, кто сострадателен и способен прощать. Если Холокост оказывает на человека такое воздействие, то и понятия, связанные с темой прощения, также соответственно меняются: религиозные обоснования, или призывы к прощению, наталкиваются на недоверие. Отстаивание необходимости простить, если оно существует, должно исходить из других источников — этических или психологических, например. Даже те, кто считает, что Холокост не совсем разрушил религиозное мировоззрение, основанные на религии понимание или призывы, прощение все еще может иметь значение, но невозможно, чтобы религиозные взгляды не пострадали. Некоторые примеры, имеющие отношение к Холокосту, могут проиллюстрировать вышесказанное.

Со времени своей публикации в 1969 году, книга Симона Визенталя Подсолнух продолжает наводить читателя на серьезные размышления о прощении, имеющие отношение к Холокосту. Дилемма, поставленная этой книгой, начинается в один из дней 1944 года, когда Визенталю суждено было выслушать предсмертную исповедь смертельно раненного эсэсовца, названного в книге Карлом, человека, принимавшего участие в массовых расправах над евреями, но теперь просящего прощения у еврея. Визенталь выслушал исповедь, услышал в ней «искреннее покаяние», но вышел из палаты немецкого госпиталя, не проронив ни слова. [7] Мучимый вопросом, правильно ли он поступил, Визенталь спрашивает других людей, что бы они сделали, если бы оказались на его месте.

Ответы на дилемму, поставленную Подсолнухом, были столь же страстными, сколь непохожими друг на друга. Например, назвавшись «атеистом, безразличным к любым абстрактным рассуждениям о нравственности и отвергающим их», бывший узник Освенцима, философ Жан Амери писал, что муки совести Визенталя при описанных обстоятельствах неуместны, за исключением лишь того, что с политической точки зрения о прощении не может быть и речи. «То, через что мы с Вами прошли», написал он в письме Визенталю, «не должно повториться никогда, нигде. И поэтому ... я отвергаю возможность примирения с преступниками, или с теми, кто лишь по воле случая не совершил ужасающих злодеяний, и, наконец, с теми, кто словами помогал готовить неописуемые зверства». [8]

В противоположность Жану Амери Теодор Гесбург, многие годы занимавший должность ректора Университета Богоматери (University of Notre Dame), писал, что он «инстинктивно стремится простить. Возможно, это так, поскольку я священник-католик ... Я думаю, что Бог велик в своем прощении грешного человечества ... Если бы меня просили простить, кого бы то ни было за что бы то ни было, я бы простил, потому что Бог бы простил». [9]

Лоренс Лэнгер, ученый — исследователь Холокоста, занял совершенно иную позицию. В связи с вопросом Визенталя «Что бы вы сделали?», который является неправомерным, потому что «Я понятия не имею, как бы я мог поступить, будь я на месте Симона Визенталя», Лэнгер пошел дальше, назвав Холокост «преступлением, которое невозможно простить». По его мнению эсэсовец в Подсолнухе осознанно много раз выбирал убийство, выбор совершить преступления, которые нельзя описать с помощью обычных этических и религиозных словарей, использующих такие слова, как «злодеяние» или «плохой». Поэтому Лэнгер утверждает, что своими поступками эсэсовец «навсегда отрезал для себя возможность . прощения».[10]

С меньшей долей уверенности, чем Лэнгер, афроамериканец Хьюберт Лок, ученый-первопроходец в области изучения Холокоста и геноцида, обратил особое внимание на безмолвие Визенталя. «Это безмолвие могло бы многому научить нас», пишет Локк, «если бы только мы научились вслушиваться в него. Самый важный урок заключается в том, что бывают такие вопросы, на которые нет ответов, а также такие вопросы, ответы на которые лишили бы сам вопрос его нравственной силы».[11] Авраам Йошуа Хешель (Abraham Joshua Heschel) высказался более прямолинейно, чем Локк, но его взгляд совпадает с этикой Локка: ни один живой человек, пишет Хэшель, «не может подарить прощение за страдания любого из шести миллионов погибших». [12]

Поделиться:
Популярные книги

Мужчина моей судьбы

Ардова Алиса
2. Мужчина не моей мечты
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
8.03
рейтинг книги
Мужчина моей судьбы

Разбуди меня

Рам Янка
7. Серьёзные мальчики в форме
Любовные романы:
современные любовные романы
остросюжетные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Разбуди меня

Неверный

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
5.50
рейтинг книги
Неверный

На границе империй. Том 9. Часть 2

INDIGO
15. Фортуна дама переменчивая
Фантастика:
космическая фантастика
попаданцы
5.00
рейтинг книги
На границе империй. Том 9. Часть 2

Небо для Беса

Рам Янка
3. Самбисты
Любовные романы:
современные любовные романы
5.25
рейтинг книги
Небо для Беса

Жребий некроманта 3

Решетов Евгений Валерьевич
3. Жребий некроманта
Фантастика:
боевая фантастика
5.56
рейтинг книги
Жребий некроманта 3

Черный Маг Императора 7 (CИ)

Герда Александр
7. Черный маг императора
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
5.00
рейтинг книги
Черный Маг Императора 7 (CИ)

Его маленькая большая женщина

Резник Юлия
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
8.78
рейтинг книги
Его маленькая большая женщина

Зауряд-врач

Дроздов Анатолий Федорович
1. Зауряд-врач
Фантастика:
альтернативная история
8.64
рейтинг книги
Зауряд-врач

Законы Рода. Том 4

Flow Ascold
4. Граф Берестьев
Фантастика:
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Законы Рода. Том 4

Проводник

Кораблев Родион
2. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
рпг
7.41
рейтинг книги
Проводник

Возмездие

Злобин Михаил
4. О чем молчат могилы
Фантастика:
фэнтези
7.47
рейтинг книги
Возмездие

Восход. Солнцев. Книга XI

Скабер Артемий
11. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга XI

Курсант: Назад в СССР 10

Дамиров Рафаэль
10. Курсант
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Курсант: Назад в СССР 10