Антропологическая поэтика С. А. Есенина. Авторский жизнетекст на перекрестье культурных традиций
Шрифт:
Мировое значение писателя проявляется и в откликах его последователей, в использовании литераторами-потомками удачно найденных им образов и мотивов, в продолжении авторской тематики, в развитии оригинальной символики и продолжении философствований на заданные предшественником сюжеты. Многократность обращений к творчеству любимого автора, частое буквальное и скрытое цитирование его строк, аллюзии на его художественные образы – все это также свидетельствует о бережном сохранении сочинений писателя в памяти народа и его представителей из числа интеллигенции – носителей «кодифицированной» культуры.
Мифологизация имени Есенина. Поэт как типологическая модель
Имя Есенина было мифологизировано уже при жизни поэта. «Мифологизаторами» его творческой натуры стали деятели и представители трех ведущих направлений великой национальной культуры:
1) сам Есенин, создававший самобытную легенду о самом себе;
2) его современники, особенно друзья-литераторы и критики;
3) собственно русский народ.
Заняв подобающее своему таланту центральное место в русском фольклоре о культовых личностях и сакральных героях-первопредках, оказавшись по праву «прописанным» в мемориальной литературе, Есенин на полном основании вошел в мировую культуру как выразитель русского национального менталитета. Сама его личность стала ассоциироваться с определенным типом народного характера: ведь лирические сочинения их автора поистине раскрывали многогранный характер странника и забияки, кроткого инока и разгульного песнопевца, ссыльного каторжника и крестьянского радетеля и изливали многострадальную и широкую душу. Такой чести – быть возведенным в ранг национального фольклорного героя – удостаивались немногие. И если процессу фольклоризации подвергаются стихи многих поэтов, а авторы их утрачивают известность и с течением времени становятся анонимными сочинителями, то свои имена в фольклоре России сохранили немногие писатели. Пожалуй, их известно всего четверо: Барков (в песнях и анекдотических сказках), Пушкин [2061] (в гаданиях, поговорках и анекдотах), Есенин (в святочных «вызываниях духов» и гаданиях, необрядовых песнях, быличках и анекдотах) и Фурманов (в анекдотах о Чапаеве). Также еще при жизни Максима Горького появилась брошюра о его образе в анекдотах и карикатурах.
Фигура Есенина стала типологической моделью в устно-поэтическом творчестве, поскольку на сюжеты его стихов слагаются необрядовые песни, о его жизни сочиняются анекдоты, его поступки отражены в преданиях, его натура проявлена в быличках, его дух вызывается в «страшных гаданиях». И хотя возможности получения любым национальным писателем международного статуса в мировом фольклоре ограничены полем применения его родного языка и потому практически сведены на нет, тем не менее прошедшая в русском устно-поэтическом творчестве процесс фольклоризации художественная натура Есенина оказалась в едином ряду общемировых гениев.
С позиции мировой фольклористики творчество Есенина обладает универсальной архетипичностью и построено на исконных всеобщих первообразах. Причем архетипичность есенинских персонажей в большинстве случаев (хотя и не поголовно) дуалистична, а двойственность почти каждого героя высвечивает внутреннее противоречие его душевных порывов, однако изначально присуще ему и в этом смысле гармонично. У Есенина нет приглаженных позитивных персонажей, как это вошло в литературную практику при классицизме и спустя столетия продолжало существовать в произведениях некоторых литераторов-ремесленников.
У Есенина наиболее частотны архетипы двойника (в ипостасях ангела и черта), блудного сына и страдалицы-матери, босяка-странника и кроткого послушника, богоборца и защитника народа. Глубинная сущность оригинальной авторской поэтики восходит к разного рода реинкарнациям, метаморфозам и превращениям, к оборотничеству и героизации персонажей-перевертышей . Различные уровни постижения тайн мироздания всем человечеством и организация удобного мироустройства запечатлены поэтом в рыболовном и охотничьем, скотоводческом и сельскохозяйственном кодах, которые возникли на разных стадиях развития общемировой цивилизации. Неброская восточноевропейская природа, наблюдаемая Есениным на Среднерусской равнине, одухотворена в рамках древнего анимизма и пантеизма, населена стихийными духами, очеловечена до уровня антропоморфизма, заполнена языческими божествами и христианскими святыми.
Мировая литература как источник детских игр
Влияние мировой литературы на русский праздничный быт в ХХ столетии сказалось в устроении детских и подростковых игр, разыгрывающихся на протяжении целых десятилетий разными поколениями детей. Среди таких забав – игра в индейцев с боевой раскраской лица, изготовлением головного убора с перьями и метанием лассо по мотивам произведений об индейцах; развитие в 1990-е годы молодежного движения «русских индейцев» (с изучением индейского языка и перепиской на нем в Интернете, с обустройством вигвамов в лесах на летних сборах и с проведением индейской свадьбы [2062] ); показ в 2002 г. по Общественному российскому телевидению многосерийного игрового шоу «Последний герой» с племенными тотемами. [2063] В Германской Демократической Республике (канувшей в историю) в 1970-е годы детская игра в индейцев поддерживалась выпуском боевых фигурок и почтовых открыток с изображением битв с индейцами. Таким образом, игра в индейцев была поистине международным явлением. В основе игр в индейцев лежат тетралогия «Кожаный чулок» («Следопыт», «Последний из могикан», «Пионеры», «Прерия», в русском переводе опубликованы при жизни Есенина в 12-томном Собр. соч. в 1898 г.) и «Краснокожие» (в Собр. соч. 1901 г.) Фенимора Купера; «Всадник без головы», «Оцеола, вождь семинолов», «“Золотой браслет”, вождь индейцев», «Белый вождь», «Вождь гверильясов», «Тропа войны», «Охота за черепами», «Квартеронка», «Жизнь у индейцев» Майн Рида ( в русском переводе опубликованы в Собр. соч. в 30-ти и 10-ти томах в 1916 г.).
Вполне очевидно, что сочинения Есенина как поэта (для стихотворцев возможность порождать народные игры практически сведена к нулю) не оказали аналогичного воздействия на зарубежные народы при организации ими праздничных гуляний и зрелищного досуга. Однако не исключена вероятность участия Есенина в детстве в типологически подобных играх в солдатики, казаки-разбойники и др. В теоретической статье «Ключи Марии» (1918) и очерке «Железный Миргород» (1923) фигурирует произведение американского поэта о вожде индейцев («The song of Hiawatha», 1855), известное в России по переводу И. А. Бунина (1898) и хранившееся в личной библиотеке Есенина (см. перечень книг в ГМЗЕ). В разных контекстах многократно упомянут и охарактеризован национальный герой американских индейцев: «В чисто индивидуалистическом творчестве Эдгар По построил на нем свое “Эльдорадо”, Лонгфелло – “Песнь о Гайавате”…» (V, 206 – «Ключи Марии»; комм. V, 485–486); «Гайавату заразили сифилисом, опоили и загнали догнивать частью на болота Флориды, частью в снега Канады» и «Но и все же, если взглянуть на ту беспощадную мощь железобетона, на повисший между двумя городами Бруклинский мост, высота которого над землей равняется высоте 20-этажных домов, все же никому не будет жаль, что дикий Гайавата уже не охотится здесь за оленем», «Сейчас Гайавата – этнографический киноартист; он показывает в фильмах свои обычаи и свое дикое несложное искусство. Он все так же плавает в отгороженных водах на своих узеньких пирогах, а около Нью-Йорка стоят громады броненосцев…» (V, 167–168 – «Железный Миргород»; ср. редакцию V, 272; также комм. – V, 403).
При жизни Есенина действовали отряды скаутов. Среди русских детей они встречались за рубежом – об этом движении писал парижский журнал «Зеленая палочка» (1921, № 2), акцентируя внимание на первопроходстве, соревновательности, идее первенства и открывании новых миров, на жажде путешествий и покорении пространства, на умении действовать в составе команды. А. Козловский в статье «Что такое скаутизм» писал:
Баден-Пауль подметил склонность детей собираться для игр в небольшие группы под предводительством либо старшего, либо самого бойкого из них (система «звеньев» в скаутизме), увлечение детей книгами с описанием приключений из жизни индейцев, трапперов, «скаутов», самая жизнь которых есть непрерывная борьба с природой, с опасностями и лишениями. Описания их подвигов и рыцарские поступки заставляют учащенно биться детские сердца, а детская фантазия переносит их жизнь в любую обстановку, создавая игры в «белых и индейцев», «русских и японцев», «разбойников» и т. п., – игры, нигде не записанные, но так увлекающие детей (с. 25).
«Двойная прописка» Есенина в русском фольклоре
Есенин получил «двойную прописку» в русском фольклоре. Во-первых, его стихотворения распеваются как песни и бытуют в разнообразных вариантах и вариациях – с видоизменением отдельных строк и присочинением целых куплетов, с контаминацией со стихами других поэтов. Во-вторых, само имя писателя вошло в народные песенные и прозаические тексты, создано нечто вроде «культа личности» в народной истории России.
С личностью Есенина в русском фольклоре и этнографии сопряжены праздничные забавы и повседневные игрища. В первую очередь – такие, как обрядовые кулачные бои (проводившиеся на Масленицу и другие праздники), бурсацкие «тёмные» (то есть проверка новичков на умение драться), сценки ряженых на Святки и свадьбы, распевание «потаенных» произведений специфического «мужского репертуара» в соответствующей компании и др.
Наиболее актуально в 1930-е годы для народа звучал «Ответ матери», записанный в 1930–1931 гг. от учащихся ФЗУ Электрозавода в Москве известной собирательницей и заведующей отделом фольклора Государственного литературного музея С. И. Минц. Уже в заглавии народной песни соединены два есенинских названия его стихотворений – «Письмо от матери» и «Ответ». Вот этот фольклорный текст:
Мой привет тебе, сыночек милый,
Не хочу я больше унывать,
Ведь пока еще хватает силы,
Век свой бабий буду доживать.
Ты живешь в столице, мой пригожий,
Полюбил, знать, шибко ты ее
И родных полей тебе дороже
Городское праздное житье.
Вот поэтому, мой черноглазый,
По тебе я часто слезы лью:
На вино, на буйные проказы
Ты растратил молодость свою.
Ты был нежный, с черными очами,
Кудри были, как под солнцем рожь,
А теперь с бессонными ночами
Ты тоску свою запоем пьешь.
Заблудился ты в дремучей чаще
И кричишь, как терзанный там зверь —
Неужели ты такой пропащий,
И не жаль головушки своей?
Ты опомнися, сыночек милый,
Брось ты это все теперь назад,
На вино, на буйные проказы
Даром молодость свою не трать. [2064]