Арабская поэзия средних веков

Аш-Шанфара

* * *

Смешон для Аблы удалец, чья жизнь полна невзгод, Чье тело твердо, словно меч, упруго, словно дрот. Покрыта пылью голова, одежда вся в лохмотьях, Он не расчесывал волос, пожалуй, целый год. Он целый год готов таскать железную кольчугу, Он ищет гибели в бою, его удел – поход. Так редко он снимал доспех, что ржавчина на коже, Следы ее не смыть водой, ничто их не берет. Смеется Абла надо мной: «Гляди, какой красавец!» - Старается холодной быть, но взглядом сердце жжет. Ну почему же, почему она глаза отводит? Я славу смелостью стяжал и щедростью почет. О девушка, не уходи! Взгляни хоть на прощанье! Ну погляди же на меня, ведь я же не урод! Немало дев – нежней, чем ты, искуснее в жеманстве, Таких, что ослепят красой, и губы их, как мед, Но я стремлюсь к тебе одной, любви твоей достоин, Скакун желанья моего узду тугую рвет.

* * *

Отравленной стрелы проник мне в сердце яд, Едва красавица

в меня метнула взгляд. На празднестве она своих подруг затмила, Сияющих красой, как звезд лучистый ряд. От мира боль таю, но на лице страданье: Мне невозможно скрыть горящий в сердце ад. Красавица прошла, покачивая станом,- Так ветвь качается, лишь ветры налетят. Красавица прошла, скосила глаз пугливый - Так робкая газель порой глядит назад. Красавица прошла, так всходит в темном небе Луна, украшенная бусами Плеяд. Улыбкой расцвела – и жемчуга сверкнули В устах, которые мгновенно исцелят. О Абла, я люблю, я все еще надеюсь, Хоть нет конца тоске, хоть жизни я не рад. О, если бы судьба дала мне каплю счастья, Беда казалась бы мне легче во сто крат.

* * *

Я черен, как мускус, черно мое тело, Мою б черноту кислотой не свели, Но дух мой от всякого черного дела Далек, словно выси небес от земли.

* * *

Ветерок из Хиджаза, слетая с высот, В тишине предрассветной прохладу несет. Не желаю сокровищ, ведь эта прохлада Мне дороже, чем золото, жемчуг и скот. Что мне царство Хосроев без взора любимой? Если нет ее рядом, все царства не в счет! Летний ливень омыл ту далекую землю, Ту равнину, где племя любимой живет. Там в шатрах столько лун, белоликих и смуглых, Мраком черных кудрей затенен их восход. Львам подобные воины дев охраняют, Сталь клинков обнаженных – надежный оплот. Черноокая сердце мое полонила, Бьется сердце – не в силах уйти нз тенет. Стоит ей улыбнуться – и жемчуг сверкает, Украшая, как чашу, девический рот. Эти очи, как очи газели, чаруют, Лев свирепый пред ними смиренно пройдет. Так стройна моя милая и крутобедра, Рядом с нею сиять и луна не рискнет. Абла, Абла! Огонь мое сердце сжигает, Искр мельканье – как стрел раскаленных полет. Абла, Абла! О, если бы ты мне не снилась, Я стонал бы, всю ночь бы рыдал напролет.

АЛЬКАМА

* * *

Видно, тайное скрыла глухая стена. Не увидишь любимой, исчезла она. Как утешить мужчину, разлукой сраженного, Когда плачет и ночи проводит без сна? Племя Сальмы верблюдов навьючило затемно. Что поделать? – Разлука была суждена. Привели тех верблюдов невольницы с пастбища, И на каждом верблюде попона красна. Над животными кружится стая стервятников, Цветом жертвы растерзанной привлечена. Унесут в паланкине лимонное деревце, И коснется тебя аромата волна. Мышкой мускусной пахнет красавица юная, И коса ее мускусом напоена. Вспомню Сальму, и вмиг, словно ворон взъерошенный, Чернотою мне застит глаза пелена. Но ведь память о прошлом – всего лишь безумие, Сны неясные – невелика им цена. Полногрудая девушка, тонкая в поясе, Соразмерно была, словно лань, сложена. О верблюдица, словно онагр, быстроногая, Мчись любимой вослед от темна до темна, Ты подобно гиене дрожишь, озираешься, Ты косишься на бич, ты смятенья полна. Ты быстра, словно страус долин, для которого Зреют дыни на склонах и вволю зерна. Щиплет он колоски, острым клювом вонзается В сочный плод, чья зеленая шкура тверда. Рот его – словно узкая трещина в дереве, Уши словно обрублены – нет и следа. Бродит страус, ни ветра не чуя, ни мороси, Вспомнил вдруг, что ушел далеко от гнезда. Он в тревоге, он мчится домой все стремительней, Так бежит, как еще не бежал никогда. Выше клюва взвиваются лапы бегущего, Он спешит: не стряслась бы какая беда! Крепкой грудью готов он прикрыть свое логово, Весь он черен, а крыльев опушка бела. Он к заветному месту поспел еще засветло, Там его у гнездовья подруга ждала. Он приблизился с криком тревожным и клекотом, Так румийцы свои обсуждают дела. Страусиха приветствует страуса радостно, Встала, голосом нежным его позвала. А ведь мы наших братьев, беду предвещающих, Побиваем камнями, как вестников зла. Так всегда: бережливость считается скупостью, Расточительству часто поется хвала, Похвала, как и всякий товар, покупается - Для души эта плата не так уж мала. Повсеместно у нас процветает невежество. Доблесть? Где она – доблесть? Была да сплыла. Сытый всюду найдет себе пищу обильную, Голодает бедняк и раздет догола. Тот, кого неотступно преследуют вороны, Обречен, хоть здоров и отважней орла. Крепкий дом, чьи опоры стояли столетия, Прахом стал, и столбы повитель обвила. Я пирую, я слушаю лютню певучую, А иные свалились уже от вина. Эта влага хранится в прохладных вместилищах, Их до срока земная таит глубина. Эта сладкая влага волшебна и хворого Исцелит, но не следует пить допьяна. Целый год эта влага была в подземелии, Потому так прозрачна и так холодна. А теперь наливает вино искрометное Юный перс в одеяньях из тонкого льна. Длинногорлый кувшин схож с газелью прекрасною, Как в одежды, завернут в кусок полотна.

АБИД ИБН АЛЬ-АБРАС

* * *

Плененные люди из племени асад Богатств не вернут и шатров не украсят. Где сладкие вина, верблюдов стада? Нагрянуло горе, настигла беда. К чему проклинать их? Сражайся, как воин, Но гнев беспощадный тебя недостоин. В долины со всех долетают сторон И вопли, и плач, и отчаянный стон. Несчастные ищут приюта и крова. Кричат в их жилищах разрушенных совы. Ты вольных людей покорил, поборов,- Они навсегда превратились в рабов…

* * *

Когда восставшими отец твой был убит, Ты грозно предрекал, что гибель нам грозит. Обманывая всех, постыдно лгал не ты ли, Что наших воинов войска твои побили? По Худжру плачешь ты, по сыну Умм-Катам, Но не сочувствуешь ты почему-то нам. Чтоб дело правое нам отстоять свое, Мы каждого копья точили острие. В защиту прав своих восстали мы, утратив Так миого и друзей, и близких, и собратьев. Мы полчища твои разбили наконец, Но ты еще не знал, что твой убит отец… Рубили мы сплеча врагов – не потому ли Коней они назад в смятенье повернули?

AC-CAMАВАЛЬ

* * *

Пока твой честен путь, пока чиста душа,- Одежда на тебе любая хороша. Но если, ослабев, споткнулся ты и пал,- Тогда не жди любви, ничьих не жди похвал. Быть может, мало нас, но дело не в числе: Возвышенных людей немного на земле. Число умножится – наследникам своим Мы жажду подвигов теперь передадим. Те, что приходят к нам, от бед ища защиты,- Их славные дела не будут позабыты. И крепость наша всех скрывает и хранит, Уставших от невзгод, напастей и обид. Та крепость под землей всегда укроет нас, Хотя она до звезд вершиной вознеслась. Не правы племена и амир и салул, Стыдясь, что пал герой и вечным сном уснул. Нет, гибель хороша в бою, в смертельной схватке, Героя путь всегда крутой и слишком краткий. Погибель воину в сраженье не страшна, Но за убитого заплатит враг сполна. Чтоб нас сразить, нужны и сила и бесстрашье,- Лишь острые мечи срубают жизни наши… Дождя весеннего мы чище и щедрей, Здесь слабых и скупых ты не найдешь людей. Мы разные порой выслушиваем мненья, Но в правде наших слов не может быть сомненья. Не гаснет никогда наш светлый огонек, Чтоб странник отдохнуть у нас спокойно мог. Нас в битве враг узнал жестокой и кровавой, Когда наш гордый род мы увенчали славой. И в бегство наглецов мы обратили вдруг, Ударами мечей ломая сталь кольчуг…

АДИ ИБН ЗАЙД

* * *

Разве ты средство такое нашел, Что ниспровергнет судьбы произвол, Времени сможет осилить законы? Или ты бредишь, гордец ослепленный? Разве не все исчезает, как дым, Разве хоть кто-то судьбой не гоним? Где Сасанидов начальник, Хосрой? Где же Шапур, несравненный герой? Рума правители гордые где же? Их вспоминают все реже и реже… Хадр, этот город за гранью оград, Смыли, разрушили Тигр и Евфрат. Что же осталось? Руины и тлен… Совы летают у мраморных стен. Замка Хаварнака мудрый хозяин Понял, что мир ненадежен, случаен. Может ли радовать пышный дворец. Если погибнет и он наконец? Те, что сокровища здесь накопили, Разве не будут в холодной могиле? Тщетны и слава, и власть, и успех Тленье в земле неизбежно для всех. Все пролетает, проносится мимо, Словно листок, ураганом гонимый…

УРВА ИБН АЛЬ-ВАРД

* * *

Мой хлеб съедает нищий и голодный, А ты скупой, ты сытый и дородный, Я становлюсь все тоньше и худей. Но на земле, от засухи бесплодной, Могу ль покинуть гибнущих людей? Что нужно мне? Глоток воды холодной.

* * *

Я обойду, скитаясь, целый свет, Чтоб всем помочь, кто голоден, раздет, Чтоб слабых защитить от произвола И ограждать обиженных от бед. Но если все неправда поборола - Покину жизнь, в которой смысла нет…

АЛЬ-ХАНСА

* * *

Мы были как ветви весенние эти - Вдвоем возвышались в роскошном расцвете. Питал наше дерево корень родной. Нам счастье сулили, любовь, долголетье - Но ветки внезапно не стало одной: Погибла, как все погибает на свете…

* * *

Холодный Сахра прах уже исчез в могиле, Куда его, скорбя, сегодня опустили… Был строен и высок, в отваге несравним - Победы одержать никто не мог над ним. Всегда решительный, упорный и горячий, Как смело он решал нелегкие задачи!… Обречена и мать на вечное страданье, Когда любимый сын сражен на поле брани. О, если б смерть скорей настигла и меня, Чтоб только не дожить до завтрашнего дня… Ты, Сахр, покинул нас, исчез в загробной мгле. Теперь изгнанницей я буду на земле…