Арабская поэзия средних веков

Аш-Шанфара

* * *

За то, что стыд я потерял, сними с меня вину: Ведь ветку ивы я узрел и полную луну!… Узорный поясок стянул округлый нежный стан. Очами поражать сердца ей дар особый дан. Те очи, будто бы сурьмой, подведены волшбой. Она влачит подол плаща искусно за собой… Дитя газели, ты цветешь прекрасней всех ветвей Под сенью юности своей, незрелости своей! Поспорит шеи белизна с одежды белизной. Так гибко гнется тонкий стан лишь у нее одной! Игривость с гордостью слились и неразлучны в ней… Она пришла, когда в ночи зажегся сонм огней, Когда сверкали в темноте Арктур и Альтаир И мерила ладонь Плеяд по пядям звездный мир. Она пришла ко мне, когда восстал я после сна, Под сенью красоты своей ко мне пришла она… И притянул к себе я ветвь – мечты моей предел! И наслаждались мы в любви сплетеньем уст и тел. От яркости ее ланит светлей был темный кров. Чтоб те часы продлить, я жизнь укоротить готов!… В превратный рок не верил я – кто этим устыдит Того, кто исстрадался днем и по ночам не спит… Себя я тешил всякий раз: «Подействует упрек!» Но, как ползучий скорпион, коварен был мой рок. И пусть избранник я судеб и достославный муж - Настигли

беды и меня, и худшие к тому ж! Она всегда была – как сад для взора, но сейчас Она ушла… И стал тот сад – для мыслей, не для глаз. А ныне мой приятель зрит ее прелестный лик, Веселость пьет ее души – она его родник… Достойнейший из всех людей, мой друг Абу-ль-Касим, Кто был оплотом для меня, наставником моим! Не потому ли мне судьба послала столько бед, Что от тебя я вдалеке, что друга рядом нет! «О, если б знать!» – слова томят и рвутся из груди, Но в сожалениях, увы, нам толку не найти!… Вернется ль снова череда прекрасных дней былых? Как часто от тебя вдали я вспоминаю их. А наши ночи – где они? Остались ли следы От них, что были в аромат одеты, как сады? Нам не мешал недобрый рок: казалось, будто он Клонился набок, опьянев, иль погружался в сон, Когда по саду мы брели к лазоревым ручьям, Что из зеленых берегов рвались навстречу нам, Когда взбирались на холмы из белого песка И небо укрывало нас в лазурные шелка… Вино из драгоценных чаш лилось там без границ, И свет достойный исходил от благородпых лиц,- Он мог бы, словно блеск свечей, развеять мрак густой, И каждый муж был славен там умом и красотой, Подобно мускусу, опи благоухать могли, И вместе все – наделены всей мудростью Земли… Пусть южный ветер к нам придет, я жду его всегда: Когда повеет он, дышать могу я без труда; Благоуханный, он несет ко мне твои черты, И мне становится легко: тогда со мною ты! О верный друг, о властелин, кого избрал я сам! Измерить всю мою приязнь каким я дам весам? Подобен ты «седьмой стреле», ниспосланной судьбой, И явь, и тайна чувств к тебе равны между собой! Не знал я дружбы до сих пор сердечней и стройней, Запреты и согласья мы чередовали в ней, В ней все блистало прямотой и ровной красотой, Как ряд жемчужный на груди у девы молодой!… Да не придет тебе на ум порвать согласья пить, Ведь у меня одна лишь мысль: как дружбу сохранить? О, сделай так, чтоб твой ответ вернул мне радость дней, Тех самых, что теперь, увы, лишь в памяти моей, И облачи в словес парчу безликие листы, Которым в прозе и в стихах подаришь мысли ты! Подаришь плод своих трудов – из лучших лучший плод: Его сама твоя судьба «жемчужным» назовет!… Пускай же чаще те плоды нам посылает он, Тот, кто природой с юных лет богато одарен, Чье красноречье велико, а мысли так стройны, Что перед ним и Сахль и Амр померкнуть бы должны!… Но коль ответ твой но придет к тому, кто ждет его, То не услышишь от меня ты больше ничего… Так благоденствуй, процветай и памятуй: ты сам Подобен туче дождевой, несущей жизнь лесам!… Воркуют голуби, клоня тяжелые кусты: «Да снизойдет к тебе покой!» Призыв услышал ты?…

ИБН XАМДИС

* * *

По земле рассыпается град - То жемчужины с неба летят. В небе движутся темные тучи - То распахнутых раковин ряд. Жемчуг с неба легко достается, А из моря – труднее стократ. Что за перлы! Для взоров красавиц Нет на свете милее услад. Подбери их с земли! Ожерельем Ты достойно украсишь наряд. Но, увы, все жемчужины тают, И в ничто превращается клад, И у влажной земли на ресницах Только белые слезы лежат. Тает жемчуг. Струятся потоки, Словно змеи, в траве шелестят, И сшибаются пенные струи, Словно в битве – с отрядом отряд, И, подобные звеньям кольчуги, Пузырьки серебрятся, дрожат. Прогоняющий все сновиденья Слышен грома протяжный раскат, Что призыву верблюда подобен, Племенного водителя стад. Гром гремит, возвещая, что ливень Оросит и пустыню и сад. Он ворчит, как погопщик верблюдов, Если медлят они, не спешат. Блещет молния – бич разгулялся, Бьет и хлещет, тяжел и хвостат. Блещет молния – меч обнаженный Ослепляет испуганный взгляд. Блещет молния – ловит добычу Лев, рванувшийся наперехват. Блещет молния – фокусник пляшет, Машет факелом, весел и рад. На лугу пробиваются травы И цветы, распускаясь, горят, Ожидая дождя, что превыше Наслаждений любых и отрад. И поток низвергается щедро - Это сыплется дождь, а не град, И земля щеголяет в зеленом Новом платье – без дыр и заплат. Словно ковш, наклоняется небо, Брызжут капли, стучащие в лад. От воды захмелевшие ветви, Полупьяно шатаясь, шумят, И усталая туча уходит, И ее невозможен возврат. В небе светится огненный сокол И с восхода летит на закат.

* * *

День – балованный ребенок, Что немногим старше года,- То хохочет, то рыдает. Неустойчива погода! Но плывет в порывах ветра Запах мускуса и меда, И не дождь идет, а жемчуг Ниспадает с небосвода.

* * *

Как трудно плыть! Морские волны Плохое средство от невзгод. Растут валы, гонимы ветром, Бегут с заката на восход. Но тяжелей всего – забота, Что гонит в море и гнетет.

* * *

Ручей перебирает камни - Журчит веселая струя. То извивается и блещет, Скользит и вьется, как змея, То, словно птичье оперенье, Горит, искрится, серебром, То, радугой переливаясь, Узорным стелется ковром. Ручей – как сжавшая поводья Лихого всадника рука. Ручей – как льющиеся слезы, Когда утрата велика. Ручей! Твой голос мне понятен. Журчи без умолку, спеша. Ты –

жив. Ты – дышащее тело. В котором властвует душа. Разлейся, землю орошая, Одушевленный ток воды, И мы увидим, как пустыни Преображаются в сады. И мы увидим – поселенцы Нахлынут к берегу толпой, А звери никогда не будут Сюда спешить на водопой.

* * *

Мы рано утром в сад приходим, И прямо – к берегу ручья. Отполированная солнцем Вода – как лезвие меча. Ручей сверкает, отражая Движенье каждого луча, В тени раскидистых деревьев Поблескивая и журча. У нас вино в глубоком кубке, И все мы – пленники вина. Мы пьем пылающую жидкость До опьянения, до дна, И чаша ходит круговая, До края самого волна, И плещет пенистая влага, И нас качает, как волна. О, сок лозы, отборный, первый! Кувшин шатается, хмельной, И сад, застенчивость отбросив, Шумит, как собутыльник мой, И ветки юные ломает Повеса ветер озорной, И дождь, как голос примиренья Звучит над пьяной кутерьмой. Висят на ветках апельсины - Литого золота шары. Цветы пылают, словно свечи, Росой предутренней поры. Поют, захлебываясь, птицы, Самозабвенны и пестры, Как будто голос аль-Гарида Пьянит мединские шатры. Поют, как Мабад незабвенный: Рулады льются, как ручьи. Поют с рассвета до заката, Воркуют, свищут соловьи. И пусть желанья обновятся, Надежды сбудутся мои. Дрожу, как дерево под ветром Изнемогаю от любви.

* * *

На пирушках друзей я сидел,- сколько раз До утра не смыкая слезящихся глаз. Сколько раз среди юношей черноволосых Восседал я – единственный, кто седовлас. Я ни капли не пил из веселого кубка Ни в начале пирушки, ни в утренний час - Лишь вдыхал ароматы вина, любовался, Как оно из кувшина струится, лучась, А в душе отдавались тревогой и грустью Шум разгульного пира, и пенье, и пляс. Ты ушло, мое время, прошла моя юность - Беззаботные годы вина и проказ. После радостных песен – одни причитанья. Утопавший в веселье – в печалях погряз. Пойте, юные, пламенем пьяным пылайте, Разгорайтесь, пока ваш огонь не погас. До утра осушайте тяжелые кубки, Где играет и пляшет вино, золотясь. Я уйду на рассвете, усталый и трезвый, Сединою смущать не желающий вас.

* * *

Убита молодость зловещей сединой, И стала седина в душе кромешной тьмой, Я молодость отверг: она мне изменила, И жизни вспоминать я не хочу былой. Но юность светлую что на земле заменит? Лекарства верного напрасно ждет больной. Иль старость белую возможно перекрасить, Задернуть белый день покровом тьмы ночной? Нет, краски предадут. Мне юность изменила И обошла меня коварно стороной. О легкий ветерок, прохлады дуновенье, Ты веешь свежестью и влажной чистотой. Ты утоляешь мир дождем животворящим, И плачут небеса над мертвою землей. Но тучи мечутся, бегут, пугаясь грома,- Так трусов гонит прочь воинственный герой. Вот в небе молния стремительно сверкнула,- То обнажили меч отважною рукой… Всю ночь томился я во тьме невыносимой,- Ты, утро, яркий свет мне наконец открой. О ветер, если дождь уже насытил землю, Что так измучена тяжелой духотой,- Ты оскудевшие примчи обратно тучи, Я напитаю их горячею слезой. Я пролил ливни слез над юностью моею, Но там по-прежнему лишь засуха и зной. Лети же, облако! В степи, томимый жаждой, Чертог любви моей,- он ждет тебя с тоской. В чертоге том столбы из солнечного блеска, И возгорается от них огонь святой. Там несравненно все – и небо, и растенья, И воздух, и земля, одетая травой. Я любящее там свое оставил сердце И лишь страданий груз в дорогу взял с собой. И в тот волшебный край мечты мои стремятся, Как волки, что спешат в дремучий мрак лесной. Там чащи, где дружил я с царственными львами, Газелей навещал я в тех лесах порой, И там, в раю святом, не бедность и забота, Но радость вечная была моей судьбой.

* * *

Сумели угадать по множеству примет Моей влюбленности таинственный расцвет. Твердят, что жар любви едва ли беспредметен, Что существует центр вращения планет… Им хочется улик, доносов, слухов, сплетен, Им надо выведать любви моей секрет. Но скрытность мудрая прочней любой кольчуги, Притворством праведным я, как броней, одет. Предателя теперь я вижу в каждом друге, И ни один еще не смог напасть на след. Любовь пришла ко мне,- не так ли к верной цели Приходят странники, весь обошедши свет? Не сможет угадать никто моей газели, Зачем же эта брань, в которой смысла нет? Ее, жестокую, уста назвать ие смели,- Неумолимая лишь богу даст ответ. А если спросят вдруг когда-нибудь, случайно, О той, что принесла мне столько зол и бед,- Солгу я, и язык моей не выдаст тайны, И не нарушит он суровый мой запрет.

* * *

Укрепили стоймя восковое копье. Наконечник блестящий на нем – из огня; И огню предает оно тело свое, За слезою слезу золотую гоня. Словно кротость, сумевшая гнев побороть, Тихий свет разливается, сумрак тесня. Силой духа сжигает свеча свою плоть И повадкой такой удивляет меня.

* * *

Ты пышной пеною наряд свой убрала, Покров прозрачный твой как будто из стекла. Когда же проплывут здесь лодки на рассвете,- Ты будешь, словно меч узорчатый, светла. А я к тебе пришел, когда мерцали звезды, Их жемчуг сказочный окутывала мгла. Закат изранили удары звезд падучих, Как копья меткие, и ранам нет числа… Смешайся с солнцем вновь, как с камнем философским, Чтоб влага светлая стать золотом смогла.