Athanasy: История болезни

Мавликаев Михаил

Я мысленно досчитал до шестидесяти, после чего склонился к столу и обхватил себя руками, сдерживая бьющую меня дрожь. Невыносимо хотелось вывернуть желудок наизнанку, но тот был пуст с самого утра.

Постепенно дрожь сошла на нет, а мозг снова начал работать. Я взглянул на часы и торопливо встал. До обеденного перерыва оставалось совсем немного.

Излишки святого Триединства бурлили в теле, бросая его то в жар, то в холод. В таком состоянии Старший Исправитель Нойбург мгновенно отправил бы меня на

принудительное исправление. Впрочем, теперь, после всего того, что я узнал и увидел, процедура исправления казалась очередной глупой выдумкой, на которую никто не стал бы тратить время. Более вероятным казалось превращение в безликую строчку в очередном демографическом отчёте. В графе «убыль».

Хотелось пробежаться через всю площадь, хотелось со всей силы топать ботинками по лестнице, ведущей на станцию монорельса на вершине решетчатой башни, чтобы хоть как-то выпустить лишний адреналин, пока он не взорвал сердце изнутри.

Вместо этого я ещё больше замедлил шаг, получая странное, извращённое удовлетворение от достигнутого самоконтроля. Медленно, считая и осознавая каждый шаг, я поднялся к двери «Железного Темпла» и зашёл внутрь.

Гален поднял голову от тарелки и помахал мне рукой:

– Знаешь, ты был прав, – сказал он, полностью опустив приветствие; как будто продолжил только что прерванный разговор. – Сначала я был недоволен твоей глупой идеей в глупой записке, но это место действительно очень уютное. И всего одна остановка от Министерства!

Я не удержался от любопытства:

– Ты серьёзно ездишь сюда на монорельсе? Нужно всего лишь пересечь площадь.

– Не люблю я ходить по этой площади. Там, внизу, как будто на тебя внимательно смотрят со всех шести сторон. Волосы на затылке дыбом встают.

Словно в подтверждение сказанного, Гален подёргал рукой свою курчавую шевелюру.

Я подхватил с кухонной стойки тарелку с чем-то светло-зелёным и уселся напротив него.

– Мне нужен доступ к Теневой Машине, – без предисловий сказал я.

– Совсем сдурел?

– Министр Ода хочет от меня результатов. Передай ему, что это условие получения чёртовых результатов.

Гален сморщил недовольную мину, отчего его глаза окончательно скрылись в щёлках век. Он поковырялся в недоеденном хумусе и пробормотал:

– Министр Ода… Понимаешь, то повышение было совсем неофициальным.

Я уставился на него, переполняясь одновременно осознанием и гневом:

– Так он не знал, что всё это время я крутил педали в подвале Министерства?!

– Если начистоту, он даже не осознаёт в полной мере, что это настоящая Машина. Моё детище всегда было для него просто инструментом. Если бы он знал, тебя бы никогда в жизни не отпустили в другой Столп. Ты представляешь риски, верно?

– Представляю ли я?!

Кровь застучала в висках. Я вгляделся в панораму Города и вдохнул полной грудью, пытаясь уловить мельчайшее движение свежего ветра. Но тщетно – отсутствующая стена позволяла воздуху снаружи и внутри перемешиваться без препятствий, отчего он казался однородным, как тёплый суп.

– Тогда и ты понимаешь риски, Гален, – наконец проговорил я. – Мне нужен доступ к Машине.

– Так вот чем заканчивается наша дружба… – он сокрушённо потряс головой. – Я уничтожен, Джоз, просто раздавлен.

На секунду меня накрыла волна сожаления о сказанном; но в этот момент Гален поднял голову от тарелки – на его лице светилась широкая улыбка.

– Вот видишь! Мои уроки не пропали даром. Я всё-таки смог научить тебя покупать ценные вещи за доверие. Верно?

– Верно, – я облегчённо выдохнул, – а теперь веди меня к чёртовой Машине.

Кланк в холле Столпа Социального Метаболизма неотрывно смотрел в мою сторону – ровно до тех пор, пока Гален не передал ему небольшой, но туго набитый мешочек.

– А сабкойны вот так не пихнёшь, – шепнул он мне, пока мы шли по коридорам Министерства к неприметной двери без таблички.

Счётная Машина теневой экономики поприветствовала меня привычным горьким запахом смазки и пота. Икроножные мышцы в ужасе задёргались – они помнили долгие часы, проведённые в седле Машины, лучше, чем я сам.

Я на мгновение прикрыл глаза и вслушался в мёртвую тишину. Почему-то казалось, что Машина должна дышать, стучать сердцем, скрытым в глубине шестерёнок. Что угодно, только не это напряжённое, жадное, замершее ожидание.

– Чай? Печенье? – подал голос Гален.

– Нет, спасибо. Мне понадобятся кое-какие данные о ресурсах и производстве в Городе.

– Управишься до вечера?

– Зависит от того, как быстро я смогу крутить педали.

Я прошёлся по залу, скользя рукой по передачам и цепям; пальцы быстро покрылись вязким и густым машинным маслом. Запутанный и невероятно сложный металлический скелет распростёрся передо мной, словно лежащее в логове чудовище – но в то же время он выглядел хрупким и беззащитным. В глубине души шевельнулось странное чувство. Что-то, почти похожее на симпатию.

В Машине нет ничего еретического. Вся ересь оказалась только в нас.

От тишины и покоя не осталось и следа. Гнездовище в центре Машины превратилось в маленький Ад: скрежетание цепей и скрип зубов Главкона проникали сквозь уши в череп и плотно набивались где-то за бровями, превращаясь в болезненную тяжесть. Скоро эта тяжесть превратится в боль.

Стиснув зубы, я налегал на педали и шипел:

– Давай… Считай свою чушь… Свою научную работу. Ты сам видел числа. Ты их рисовал. Настоящая… Работа чиновника…