Атомные в ремонте
Шрифт:
В восстановлении лодки участвовало более десятка организаций, и координировать их действия, а иногда и гасить вспыхивающие конфликты выпало на мою долю. С момента нашего приезда и до окончания работ прошло 20 суток.
Следующей столкнувшейся лодкой была, конечно, злополучная «Хиросима». Она просто не могла пройти такого рода аварии. Теперь у нее был полный набор: авария главной энергетической установки, пожар с затоплением и столкновение.
В восстановлении «Хиросимы» я участия не принимал, так как был занят чем-то более срочным. Помню только, что у нее была полностью смята носовая оконечность. Ей изготовили новый нос на северодвинском судостроительном заводе, прибуксировали его в Мурманск и там в сухом доке соединили с лодкой.
Следующее столкновение произошло в Тихом
«Супостат» врезался в правую мортиру гребного вала нашей лодки. Нужно и здесь отметить элемент везения. Попади он метра на три правее, и был бы пробит прочный корпус с вытекающими из этого трагическими последствиями. На восстановление этой лодки ездил Е.П.Балабанов. Оно организационно оказалось довольно простым: нужно было выполнить вполне очевидные корпусные работы. Как рассказывал Евгений Павлович, сила соударения лодок, судя по повреждениям, была очень большой. «Супостат» оставил в обломках кормы нашей лодки детали своего корпуса. Несколько железок и кусочек противогидролокационного покрытия Балабанов привез в Москву, и они некоторое время хранились в моем сейфе, где уже сложился музей подобного рода сувениров.
Однажды зимой 1977 года мне опять приказали срочно лететь на Север. Я был включен в состав комиссии по расследованию обстоятельств очередного столкновения. От меня требовалось оценить стоимость аварийного ремонта. Привезли нас на базу лодок, прямо к пирсу, у которого стояла «потерпевшая». Подошел к лодке, нос которой был виден еле-еле, так как стояла полярная ночь. Однако можно было разглядеть вмятину большого диаметра, очевидно, о борта чужой лодки. На первый взгляд, ничего особо страшного не произошло. Ну, вмятина, ну, зацепило обтекатели торпедных аппаратов. Я залез в надстройку с переносной лампой, и это впечатление подтвердилось. Помню, что я назвал какую-то незначительную сумму, оговорив, правда, что без докового осмотра окончательно определить размер повреждений невозможно. Доки в ближайшие 20 дней были заняты, и я улетел домой.
Когда лодку поставили в док, северяне попросили меня снова приехать, так как повреждения оказались непростыми, а их устранение проблематичным. В доке была осмотрена гидроакустическая выгородка, и она оказалась сильно поврежденной. Прогиб обшивки был так велик, что несколько излучателей гидроакустического комплекса, расположенных на своеобразном барабане, было разбито.
Что я знал о гидроакустической выгородке? Что она всегда заполняется водой, и воды там двести кубометров. Теперь же, побывав в выгородке, я увидел эти кубометры воочию. Это было огромное помещение, куб с шестиметровой гранью, а в середине барабан с излучателем. Обшивка и набор титановые, точность сборки не корабле- , а машиностроительная. Нужно, чтобы лучи попадали на перфорацию корпуса, а не на ребра жесткости, которых очень много. Технологи с завода-строителя сказали, что точность можно обеспечить, только поставив лодку на твердое основание и состыковав ее с вновь изготовленной выгородкой.
Поехал в Ленинград к директору завода Виктору Николаевичу Дубровскому. Он мне сказал, что изготовление для нас выгородки невозможно. Он специально посетил участок, где их делают, и ему объяснили, что все постели, на которых формируются секции обтекателей (выгородки), заняты круглый год. Если бы была возможность изготовить лишний обтекатель, завод бы мог построить лишнюю лодку.
Тогда я договорился с Виктором Николаевичем, что со мной на лодку поедет бригада его конструкторов. Они точно определят, какие листы и ребра жесткости надо заменить, разметят нам места отрезки дефектных конструкций, мы дадим заводу титановые листы (у нас был хороший запас), а завод по данным своих конструкторов изготовит нужные конструкции и пришлет нам их россыпью. Как договорились, так и сделали. На время изготовления конструкций лодку вывели из дока, когда же они были получены, ее снова поставили в док и за 12 дней восстановили весь нос.
Я очень гордился тем, что мы решили проблему, как подобает ремонтникам, а не пошли на поводу у технологов-строителей. Ведь в военное время можно было бы выйти из положения только таким способом.
На следующий год
ПРОБЛЕМЫ РЕМОНТА ПОДВОДНЫХ ЛОДОК
НА СЕВЕРНОМ ФЛОТЕ
Судоремонтные заводы мы старались специализировать на ремонте лодок одного-двух проектов. Это значительно улучшало организацию производства и повышало производительность труда.
Судоремонтному заводу «Нерпа» выпали на долю лодки ленинградской постройки. Его специально для этого и строили к определенному сроку. Строители не подкачали, все объекты сдавались своевременно, и все же завод нас подвел. Начало производственной деятельности завода запоздало на полгода, но это можно было как-то пережить. Однако завод очень медленно работал. Причина была в том, что на заводе было мало рабочих.
Бывая на заводе два-три раза в год, я хорошо знал обстановку на нем. Одновременно со строительством завода и началом производственной деятельности строились город, дороги, и совместить все это было очень сложно. Город строился в пустынной тундре, и местных жителей, которых можно было бы привлечь к работе на заводе или в сферу обслуживания, там попросту не было. Поэтому весь персонал приходилось нанимать на стороне и обеспечивать жильем. Года через три все должно было утрястись, а пока у завода явно не хватало мощностей для обеспечения ремонта двух дивизий подводных лодок.
Я подступал к директору завода Валентину Васильевичу Мурко с ножом к горлу, тот понимал меня, но пока ничего сделать не мог. И я его тоже понимал, и в душе одобрял ту стойкость, с которой он проводил линию на всестороннее развитие не только завода, но и города. А выдерживать эту линию ему было очень трудно. Министерство требовало выполнения производственного плана, проверяющие из ЦК КПСС и военно-промышленной комиссии интересовались только планами строительства завода и производства, заказчик (и в моем лице тоже) требовал увеличить темпы ремонта.
Я уже объяснял ранее, что задачи боевой службы могут быть обеспечены, если лодки будут через 4-5 лет получать средний ремонт с восстановлением ресурса и если этот ремонт будет длиться не больше одного года. У «Нерпы» продолжительность ремонта составляла три года, и мы прекратили ставить туда лодки, чтобы ускорить ремонт уже находившихся там.
При составлении перспективных планов я обнаружил, что через год возникнет критическая ситуация – в двух дивизиях лодок некого будет посылать на боевую службу. Через три года «Нерпа» заработает нормально, но накопившихся работ ей уже не сделать никогда. Нужны были какие-то экстренные меры, но ничего путного в голову не приходило. Я несколько раз устно докладывал р своей тревоге заместителю Главкома, а потом сделал ему письменный доклад и попросил наложить резолюцию. У В.Г.Новикова сразу возникло несколько предложений, но при обсуждении они отпали. Тогда последовало решение, ставшее в последнее время стереотипом: послать Сидорова во главе рабочей группы на место, пусть разберется и доложит предложения. Новиков переговорил по телефону с заместителем министра судостроительной промышленности Л.Н.Резуновым, и тот включил в мою группу главного специалиста 12-го главка Ивана Ивановича Леонтьева, начальника отдела строителей «Звездочки» Николая Григорьевича Макаренко и конструктора из Ленинграда. Из нашего управления я взял с собой Е.П.Балабанова, А.А.Жданова, В.М.Харько из отдела Бисовки и снабженца В.Ф.Андреева. От ГУСРЗ в группе был их самый толковый инженер А.Г.Берман.