Автор чужих шедевров
Шрифт:
(Терборх) - А что? Идея не лишена изящества! За это стоит выпить. Только не абсента, Ян! Налейте мне старого доброго андалузского! Мы, знаете ли, с нашим добрым королем Филиппом IV, сошлись во мнении, что виноград, выросший на красных песках Андалусии, раздавленный прекрасными ножками пятнадцатилетних красоток...
(Де Хох) - Герард! Куда-то не туда тебя понесло.
(Терборх) - Ах, да. Так вот, идея не лишена изящества! Я бы и сам не отказался поучаствовать.
Выпили.
(Халс) - Никто бы не отказался
(Вермеер) - Вам ли, Франс, пенять на короткую жизнь?
(Халс) - Ян, никто не собирается отнимать у тебя 'право первой ночи'. Идея твоя - тебе первому и начинать. К тому же твоя жизнь была действительно коротка. Тут важно принципиальное согласие нашего юного друга. Но, право, какая соблазнительная идея: написать постскриптум после бытия.
(Вермеер) - Хенрикус, Вы согласны?
Все четверо выжидательно смотрят на Хана. Хан колеблется.
(Хан) - Вы... Вы действительно этого хотите? Но как это будет выглядеть...
(Де Хох) - Хан, мы не говорим о банальной подделке. Каждый из нас мечтает написать ещё хотя бы одну картину, чтобы сказать недосказанное при жизни. Если мы сможем это сделать с твоей помощью...
(Хан, неуверенно) - Ну, хорошо. Но как это сделать технически?
(Терборх) - А какие ты видишь трудности?
(Хан) - Ну скажем, высыхание верхнего слоя краски происходит довольно быстро. Но старые картины легко отличить от новых. Там спекание красок происходит десятилетиями.
(Терборх) - Ты вдумайся в то, что говоришь! Спекание!
В этот момент собеседники по одному покидают Хана. Звучат, постепенно отдаляясь, только их голоса. Хан остаётся один за столом.
(Хан) - Спекание? А если положить в печь готовую картину, выпарить влагу из красок, то и получится эффект равный течению столетий. Тут главное подобрать соответствующую температуру. Взять старинную картину, не представляющую ценности, снять верхний слой, вот и готова основа - старинный подрамник с холстом, и уже с грунтом и кракелюрами. Но кракелюры должны проступать от основы до верха. Ведь трещины будут только на нижнем слое.
(Терборх) - Трещины!
(Хан) - Трещины? Прокатать картину на валу, наверняка свежая краска треснет над уже сложившейся сетью кракелюр. Впрочем, прописать верхний слой в соответствии с нижним я смогу. А отложения в трещинах? Там веками копится пыль и сажа.
(Терборх) - Сажа!
(Хан) - Сажа? Китайская тушь состоит из сажи! Нанести слой туши, она проникнет в кракелюры, а лишнее убрать скипидаром. Лак убережёт краски. Как я раньше не додумался?!
(Де Хох) - Потому что не думал.
(Вермеер) - Хенрикус, соглашайтесь! Вы слишком талантливы, чтобы пропасть в безвестности.
Шум дождя и приближающейся грозы за окнами.
(Хан) - Хорошо, я согласен. Вермеер Делфтский, после
Хан делает длинный глоток из стакана.
(Голос Вермеера) - Я оценил.
Гроза за окнами усиливается. В окнах видны отсверки молний.
(Хан) - Какая гроза! Кого-то она застанет в пути...
Да, но мне нужна подходящая натура. Где же мне взять лицо для лика Христа?
Слышен стук в дверь.
Кто бы это мог быть в такую пору? (Снова стук в дверь) Да в такую погоду! Сейчас!
Хан идет к двери, отпирает её. Шум ветра и ливня усиливается. Яркая вспышка молнии освещает Христа, стоящего за дверью. Хан закрывает лицо руками и отворачивается. Полная вырубка света. В темноте продолжительный раскат грома.
(Бродяга) - Сеньор, разрешите мне войти и переждать у Вас непогоду!
Свет постепенно возвращается. В дверях стоит человек в простой одежде и грубых ботинках.
(Хан) - Да. Конечно. Входите!
(Бродяга) - Я один, сеньор.
(Хан) - Ну, тогда, заходи!
– бродяга мнется у порога, он стесняется пройти дальше, потому что с его волос и одежды капает вода. Хан, поняв его затруднение - Погоди, я сейчас принесу полотенце!
– выходит, слышен его голос - Как ты оказался на горном перевале ночью?
(Бродяга) - Я рассчитывал до темноты спуститься к побережью. Но налетели тучи, и быстро стемнело. Пришлось идти медленнее. Ну, а потом наступила ночь, и гроза догнала меня. Это большая удача, что я увидел свет в окне Вашего дома.
Хан появляется с большим светло-голубым полотенцем, накидывает его на бродягу. Тот вытирает голову, руки, и остается в накинутом покрывале.
(Хан) - Говоришь, удача? Садись к столу, поешь!
(Бродяга) - Да, провидение привело меня к Вашему порогу. Иначе и не знаю, как бы я пережил эту ночь. Вы очень добры, сеньор.
(Хан) - Ешь, и рассказывай!
Бродяга садится за стол. Посадить его нужно в таком ракурсе, чтобы зритель увидел фрагмент 'Христа в Эммаусе'. Берет хлеб. Ломает его. Небольшими кусками кладет в рот. Ест, что впрочем не мешает ему поддерживать беседу.
(Бродяга) - О чем, сеньор?
(Хан) - Кто ты? Как тебя зовут? Откуда и куда ты идешь?
(Бродяга) - Меня зовут Джузеппе, сеньор. Джузеппе Старичели. Я работал во Франции, там строили железную дорогу. Сейчас я возвращаюсь домой.
– спохватившись, - У меня есть деньги, сеньор. Я могу заплатить за ужин и ночлег.
Хан берет бумагу и начинает эскиз.
(Хан) - Джузеппе, не нужно ничего платить. Так почему ты идешь пешком? Почему ты не поехал железной дорогой?
(Бродяга) - Не все, кто строит дороги, может по ним ездить, сеньор. Так уж всё устроено.