Бархатный дьявол
Шрифт:
Пока я ждал, мои шпионы собирали информацию. Эти фотографии, например. Я просматриваю их. Она нашла работу в библиотеке в Челси. В этом она толкает тележку, набитую книгами. Ее задница выглядит чертовски восхитительно в этой узкой черной юбке-карандаш.
В другом она просматривает полки в поисках чего-то. Ее лицо повернуто вверх, и хотя виден только ее профиль, в нем заключена безмятежность, которую я не видел с тех пор, как привел ее в поместье.
Ее светлые волосы собраны в небрежный пучок на затылке.
Я снова переворачиваю. Последняя она одна. Она сидит у окна маленького кафе примерно в пятнадцати минутах от библиотеки. Одна рука сжимает чашку кофе, а другая держит книгу.
Что-то выскакивает у меня. Что-то, чего я никогда раньше не замечал. Я хмурюсь, наклоняюсь, присматриваюсь. И тут я вижу название книги, которую она читает: «Война и мир».
Толстой. Русский автор. Я отчетливо помню, как упоминал о той ночи, когда мы встретились.
Это заставляет меня задаться вопросом: был ли я в ее голове последние шесть лет?
Если так, то ее лицо ничего не выдает. Она потерялась в книге. Губы сжаты в тонкой сосредоточенности, светлые волосы снова волнами падают на ее лицо.
Самый крошечный намек на декольте — это глазурь на члене. Достаточно, чтобы вся кровь в моем теле устремилась к моему члену.
Я сильно пульсирую под столом. И я сразу понимаю, что это не та эрекция, от которой я могу просто отказаться.
Оно требует освобождения.
Все, что для этого потребовалось, — это фотография маленькой kiske.
Я расстегиваю штаны, высвобождаюсь и обхватываю член рукой. Я до сих пор чувствую ее на своих губах. Я чувствую ее вкус на своем языке. Как чертова корица.
Я начинаю двигать своим членом, хотя это даже близко не похоже на то, каково это быть внутри нее. Быть с ней. Это не более чем быстрое решение, как наложение повязки на пулевое ранение.
И все же я удивлен тем, как быстро наступает оргазм. Это дико, пронзает меня, как молния.
Но когда его нет, я жажду Ками еще больше, чем раньше.
Разочарованный, я хватаю пару салфеток и вытираюсь. Только я застегнул молнию, как Богдан врывается в мой кабинет без единого стука.
— Я не говорил, что ты можешь войти, — рычу я.
— Я вообще не знал, что ты здесь, — без извинений отвечает Богдан. — Что ты… — он замолкает, заметив открытую папку на моем столе.
— Для чего это?
Я сразу закрываю папку. — Не твоя проблема.
— Я что-то помешал? — с понимающей улыбкой спрашивает Богдан.
Я кладу папку обратно в запертый ящик и бросаю на него убийственный взгляд, которому научился у нашего отца. — Сядь, черт возьми, и скажи мне, зачем ты сюда пришел.
Все еще ухмыляясь, как чокнутый, Богдан садится
Я сразу же подхожу. — Кто его видел?
— Даниил. Его видели в Западном Лондоне, когда он посещал свой пентхаус. Притащил с собой кучу дерьмовой охраны. Все хорошо вооружены.
— Значит, он боится.
— Или злится.
— Он все еще там?
— Вошёл и вышел, — отвечает Богдан. — Он был наверху самое большее час.
Я хмурюсь. — Что означает, что он пошел туда, чтобы что-то забрать.
— Мои источники наблюдают за квартирой уже несколько дней. Я подозреваю, что он планировал переселить Камилу в пентхаус после их свадьбы.
Я мрачно смеюсь. — Да что ж, у него это не сработало, не так ли?
— Ты хочешь слить информацию о том, что ты женился на Камилле?
— Нет, — твердо отвечаю я. — Давай оставим это на потом.
Богдан кивает. — Светлана в городе. Мы тоже хотим видеть ее?
Я считаю это моментом. Я не считаю женщину опасной. Но это потому, что я никак не могу отличить Светлану Воробьеву от женщины-затворницы, которую раньше называл своей тетей.
Я полагаю, она все еще моя тетя, хотя бы по имени.
Так же, как Максим остается моим двоюродным братом.
И мы все знаем, как много это значит — ни хрена.
— Посади на нее Кирилла.
— Я дам ему знать. Надеюсь, мы сможем установить хвост, прежде чем она снова уйдет в подполье.
— Итак… — говорит Богдан, откидываясь на спинку стула и закидывая ноги на мой стол. — Как жена?
Я прищуриваю на него глаза.
Он улыбается и продолжает: — Я предполагаю, что именно поэтому ты взбесился, верно? Чтобы выпустить пар? Могу ли я предложить семейное консультирование?
— Где Мать? — резко спрашиваю я.
— В саду или в библиотеке, я не знаю. Я не слежу за ней.
— Тебе следует.
— Не моя работа.
— Это как раз твоя работа.
— С каких пор?
— С тех пор, как я стал тем, кто решает, какая у тебя работа.
Он ворчит, но не спорит. Он мой брат и мой ближайший наперсник.
Но даже Богдан знает, как это дерьмо работает.
— Кроме того, — добавляю я, — не притворяйся, что ухаживать за ней — это бремя. Вы двое близки.
Богдан кивает. Он колеблется на мгновение, как будто не уверен, хочет ли он сказать следующее. Затем более мягким голосом он говорит: — Знаешь, она тоже хочет связаться с тобой. Если бы ты позволил ей.
Я качаю головой. — Она меня не видит.
— Что это значит?
— Когда она смотрит на меня, я знаю, что она видит папу.
— И это плохо?
Я стреляю в него взглядом. — Их брак был…
— Успешным.
— Так ты бы это назвал?
— Она была хорошей женой братвы. Папа никогда не жаловался.