Баронесса Настя
Шрифт:
— Где командир батареи?
— Не знаю, товарищ майор. Наверное, у себя. Танки-то неожиданно появились, чуть свет забрезжил.
— Ладно. — Командир полка крепко пожал офицеру руку.— Всех, кто отличился, срочно представьте к награждению.
Всю ночь зенитная батарея пробиралась на машинах по полям и просёлочным дорогам к железнодорожной станции Кочубеевка, а к утру прибыла на место, где ей приказано было занять огневую позицию.
Солдаты разбились по расчётам, вооружились лопатами. Особая команда была выделена в помощь девушкам-зенитчицам, которых на батарее тридцать — прибористки, разведчицы, связистки. У них масса приборов и аппаратуры, — всё это надо поглубже укрыть в траншеях, — а сверх того девушкам нужны просторные землянки, — без помощи ребят им не обойтись. И вот когда все солдаты, сняв гимнастёрки, принялись рыть окопы, из местного посёлка заявился паренёк и спросил «самого старшего командира»:
— А почему ты хочешь говорить с командиром? — обступили его солдаты.— У тебя есть от нас секреты? Может, это военная тайна, какую нам знать не положено?
Солдаты с любопытством оглядывали паренька. На нём были лохмотья, он был бледен и худ.
— Тебя как зовут? — спросил Касьянов. Он сам воспитывался в детском доме, и затрапезный вид мальчонки тронул его.
— Федька Ус, — ответил мальчик.
— Ус! — удивились солдаты.
— Ус, а безусый! Ты, верно, украинец, только у них такие странные фамилии. Вон у нас на батарее... ефрейтор Рябокляч, рядовой Серобаба...
— Фамилия как фамилия, — обиделся Федя. — И никакая она не странная!
— Ладно, — сказал Касьянов.— Хорошая у тебя фамилия. И нечего над ней смеяться.
Старший сержант строго оглядел солдат.
— Я тоже командир, — обратился он к парню, — видишь — у меня на погонах красные полосы. Рассказывай спою тайну.
— Не буду я тебе рассказывать, — замотал головой Фёдор.— Ты мне самого главного позови. У меня дело важное, — Федька Ус сурово сдвинул брови, напрягся.— Очень важное.
И тогда Касьянов послал наводчика орудия ефрейтора Канарейкина доложить командиру взвода.
Старший лейтенант явился тотчас же и очень рассердился, увидев возле орудия оборванного паренька. Назначенный недавно командиром, он хотел казаться строгим и говорил басом.
— Кто таков? Как попал в расположение огневой позиции?
Старший сержант, вскинув к козырьку руку, доложил:
— Федька Ус, товарищ командир! Имеет сообщить важные секретные сведения.
— Докладывай! — разрешил старший лейтенант и тронул рукой край пилотки, желая удостовериться, строго ли расположена звёздочка надо лбом.
Но Федька и не думал бояться грозного офицера: взяв его за рукав гимнастерки, потянул в сторону. И когда они были уже на порядочном расстоянии, горячо зашептал:
— Знаю, где летает немецкий самолёт! Он заявляется вечером, когда начинает смеркаться. Идёт низко, над самыми путями — вон там, где копна стоит. Не верите?
— Хорошо! — сказал командир.— Пусть только появится. Мы ему покажем, где раки зимуют!
Пряхин не видел тут никакой тайны и потому говорил громко. К тому же он и сам предполагал, что именно оттуда могут налететь вражеские самолёты: ведь там запад, и над путями им легче ориентироваться. «Где же тут секрет?» — говорил его насмешливый взгляд.
Федю это обидело. Он украдкой взглянул на солдат — не слышат ли они разговора? — и вновь зашептал:
— Вы ничего не знаете, а я знаю, потому как видел. Самолёт летает низко, и пушка его не берет. У ваших пушек ствол к земле не опускается.
— Вот те на! — взмахнул рукой Пряхин.— Он мне будет рассказывать, как стреляют пушки! Да ты откуда знаешь, как они стреляют?
— Тут до вас зенитка стояла. Лупит по самолёту, а снаряды верхом идут мимо цели. Фашист и летит себе спокойно, а как со станцией поравняется, — бомбы бросает. Эшелоны-то и горят.
Федя замолчал. На глазах показались слёзы. Всхлипнув, он добавил: Мамка моя на путях работала. Осколком её в спину ударило...
Помрачнел командир, брови насупил. Фёдора за плечо тронул и глухим, дрогнувшим голосом проговорил:
— Ладно, брат Фёдор, держись. Мы же с тобой мужики.
Захотелось помочь парню. «Вот вечером прикажу старшине подобрать ему... что-нибудь из обмундирования. Да консервы пусть ему даст. Ведь поди голодает».
— А папка твой где? Воюет, небось?..
—Папка тоже погиб. Похоронка ещё в прошлом году пришла.
И опять всхлипнул парень, плечи его стали вздрагивать. Он сжал кулаки и погрозил ими в сторону копны:
— Я бы их, гадов — вот как угостил!..
— Ну, будет тебе, будет, Фёдор. Родителей не вернёшь, а жить надо. Теперь уж ты сам... как-нибудь. Ты, правда, ещё маловат, трудно тебе будет, да свет не без добрых людей, пропасть не дадут.
Командир обнял Фёдора за плечи, и так они вдвоём, как два закадычных друга, вернулись к батарейцам. И уже тут, в присутствии всех солдат, старший лейтенант сказал:
— Спасибо тебе, Фёдор! Ты действительно принес нам важные сведения. Мы вот здесь поближе к путям и поставим первое орудие. Наши ребята встретят фашистский самолёт, не дадут ему прорваться к станции. А ты, Фёдор, иди теперь на кухню, — повар покормит.
— Товарищ командир! Я ещё не сказал самого главного. Пушку-то — вон в ту копну поставить. Самолёт не заметит и — напорется.
Солдаты засмеялись, улыбнулся и старший лейтенант.
Пряхин взял паренька за руку:
— Ну, ладно, иди на кухню. А я на станцию схожу, осмотрю местность, поговорю с людьми... Мы потом решим, как нам поступить. Обдумаем и твоё предложение.
На станции Пряхину подтвердили всё, что говорил Фёдор: самолёт, действительно, летал на низкой высоте, подкрадывался со стороны копны, и зенитная пушка, стоявшая здесь несколько дней, его не доставала.
Возвращаясь на батарею, он думал: «В копну, конечно, орудие не поставишь, но где-нибудь поближе...»
Подошёл к Касьянову. Тот сидел на свежевырытом бруствере и в сильный артиллерийский бинокль оглядывал Федькину копну.
Заметив командира, поднялся.
— А Федька-то дельную мысль подал: орудие там вполне разместится. Может, попробуем, товарищ старший лейтенант?