Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа
Шрифт:
Сержант насилу заставлял своих ребят принимать сидячее положение, кормил из ложечки. Они открывали рты как галчата, вяло жевали. Он вливал в них теплую воду. Солдаты давились, икали, потом валились на палубу словно тряпочные куклы, набитые бисером. Он ел и пил последним – то, что осталось после всех. Сознание заволокло. Ахмет истово надеялся, что это не смерть, просто сон.
А в сумерках его едва разбудил Филипп. Перед глазами сержанта возникло лохматое соломенное чучело с мутными стекляшками вместо глаз.
– Ахмет, вставай, – монотонно выводил Полонский. – Судно плывет.
Это могло быть новой галлюцинацией, но Ахмет дополз до борта, подтянулся. Рядом висели еще два чучела. Говорить они не могли, только наблюдали за происходящим. Серега пытался помахать рукой, но это были тщетные потуги.
Судно действительно плыло. Мглистый призрачный силуэт следовал параллельным курсом на дистанции не меньше полутора миль. Судя по размерам, рыболовный траулер среднего водоизмещения. В рубке поблескивал сигнальный огонек. Возможно, рулевой не заметил баржу без опознавательных знаков, оставшуюся по правому борту. Он отвлекся, занимался своими делами, мог просто не обратить внимания на посудину, сливающуюся с антуражем. Трудно обнаружить серую кошку в серой комнате, пусть даже она там есть. Дистанция между судами возрастала. Экипаж траулера не собирался оказывать помощь людям, терпящим бедствие.
– Уходят, – сипел Федорчук. – Они уходят, Ахмет.
– Кричим, пацаны, машем руками!
Альтернативы не оставалось. Можно было развести костер на палубе, просто бросить горящую спичку в кучку дров. Но последние спички хранились в кубрике. Оружие – тоже. А как кстати оно сейчас! Идти за этим добром – целая история, чреватая падениями и обмороками. Пока проделаешь такой вояж, траулер трижды скроется за горизонтом. Это было неправильно, в корне ошибочно. Они должны были держать спички и оружие наготове! Но так уж вышло, трудно удержать полезные вещи в меркнущем сознании. Это было какое-то безумие. Парни кричали, махали руками, хотя со стороны все выглядело совсем не так. Сомнительно, что их призывы о помощи могли быть услышаны даже на другом конце палубы. Несколько маховых движений, и немели суставы, висли руки, люди сползали на настил.
Ахмет упал последним, но не сдавался, снова сучил ногами, хватался за брус планширя, подтягивался, что-то хрипел. Мол, услышьте же, вашу мать! Люди вы или нет?! Но траулер уходил, таял в дымке, его обводы в сумрачной хмари уже почти не читались. Товарищи плакали в бессилии.
У него на глаза тоже наворачивались слезы, безысходность душила, но он шептал, не желая сдаваться:
– Все в порядке, пацаны. Не подошли сегодня – подойдут завтра, другие. Мы входим в район, где есть навигация. Завтра или послезавтра нас обязательно найдут.
– Мы верим тебе, Ахмет, – выдавил из иссушенного горла Филипп и попытался засмеяться. – Мы, как и ты, исполнены оптимизма и с уверенностью смотрим в будущее. Мы знаем, что где-нибудь в Перу, куда нас выбросит на отмель, найдут наши бренные героические останки.
– Что такое Перу? – шептал Федорчук. – Что нам в Африке делать?
– В Африке акулы, в Африке гориллы… – машинально выводил Серега. – В Африке большие злые крокодилы.
Настало четвертое марта, а в телах солдат срочной службы все еще теплилась жизнь. Они лежали под навесом – кто-то кашлял, кто-то сипло дышал. Снова долгое путешествие в кубрик, приготовление пищи с временными отключениями сознания. Похоже, Полонский был прав. Питательной ценности в кирзовых сапогах практически не было. Желудок на такие штучки уже не велся. Оставалось два литра воды и пара сапог.
Сержант снова что-то жарил, обливался потом, доставлял готовое блюдо потребителям. Воду парни пили, но затолкать им в рот прогорклые угольки становилось проблемой. Кружилась голова, сознание вертелось словно пряжа вокруг веретена. После долгого обморока Ахмет обнаружил, что рядом с ним валяются только Филипп и Серега. Крюков оскалился, лежал с полуоткрытыми глазами, но вроде дышал. Ввалившаяся грудь вздымалась и опускалась. Федорчука не было.
Ахмет встревожился, начал выворачивать голову. Он услышал, как поскрипывает настил. Федорчук уже скрывался за рубкой – нелегкая понесла его зачем-то в кубрик. Он полз на корточках, опустив голову, судорожно переставляя руки и волоча ноги. Ахмет успокоился, но снова что-то укололо под сердце. Зачем Вовке понадобилось в кубрик? Тот кряхтел в дверном проеме, пытался одолеть лестницу.
Вероятность того, что Вовка отправился за водой, Ахмет не рассматривал. Его ребята на такое не способны. Он чувствовал беспокойство. Кричать уже смысла не было, да и какой из него крикун? Он сполз с матраса, тоже встал на корточки и отправился в путь. Передвигаться на четырех конечностях было удобнее, чем на двух. Дальние предки человека, не помышлявшие об эволюции, были в чем-то правы. Он сползал со ступеней, мучаясь одышкой словно древний старик. Зрение подводило, картинка в глазах была нечеткой, расплывалась.
Федорчук отправился не к баку с водой, а к пирамиде с оружием! Он подполз к ней, выволок первый попавшийся автомат, промучился какое-то время, передергивая затвор, потом завалился на бок и вставил в рот конец ствола вместе с мушкой и пламегасителем. Палец правой руки неловко отыскивал скобу, чтобы захватить спусковой крючок. Вовка уже практически готов был выстрелить, когда сзади на него с возмущенным урчанием навалился Затулин, вывернул правую руку и только после этого начал вытаскивать автомат изо рта.
– Думаешь, вкусно будет? – рычал он, одаривая товарища подзатыльниками. – Такого мы еще точно не ели. Вовка, с почином, мать твою! Ты что, приятель, окончательно сбесился, раз такое удумал?
Сержант отобрал у солдата автомат, отбросил его подальше. Федорчук не сопротивлялся, оба лежали на полу, полностью выдохшиеся.
Федорчук запрокинул голову, обливался слезами и шептал:
– Прости, Ахмет, знаю, что это подло, не по-товарищески. Но больше не могу, сил моих нет, честное слово. Так унизительно, дышать уже нечем, кости ломит, сапоги твои в горло не лезут. Думал через борт перелезть, чтобы в океане сгинуть, да не могу, нету сил забраться… Как представил, что все это может сразу кончиться, так и пошел, даже не задумался. Ну и пусть. Любаша простит, она понятливая, родители тоже поймут. Посмотри, на кого мы похожи. Мы ведь больше не люди. Ты еще веришь в то, что нас спасут?
– Вот тебе, а не пуля в башку! – Ахмет грозился кулаком, делал яростную мину. – Легкий путь решил выбрать, Вовка, обмануть нас всех собрался? Забыл, что советские люди не ищут легких путей, а терпят до последнего? К позорному столбу потянуло? Так мы тебе это разом устроим. Ладно, приятель, не обижайся. – Он подполз поближе, положил товарищу руку на плечо. – Это просто приступ малодушия, он пройдет. Нужно держаться, Вовка. Бери пример с товарищей. Ты же крепче всех. Ты единственный, кто в прошлом году одолел марш-бросок на тридцать километров. Ведь взвод сдох, по обочинам развалился, я сам едва не помер, а ты остался на дистанции, добежал до финиша. Серега слабее тебя, а держится. Полонский – вшивый интеллигент, ни мяса, ни мышц, а посмотри, какой стойкий, даже шутил вчера. Это сила духа называется. Вовка, нужно терпеть. Помереть легко, а ты попробуй выжить. Пока есть желание, еда и вода, существует пусть хреновая, но надежда.