Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа
Шрифт:
Сознание почти не работало, Ахмет равнодушно смотрел на летучего монстра. Он не чувствовал ни радости, ни страха. Ураган отлично освежал, лопасти винта служили замечательным вентилятором – это было единственным, о чем он подумал.
Железный аппарат болтался в воздухе примерно полминуты, потом немного сместился, показалась кабина, а в ней – две головы, едва заметные. Сумерки сгущались, да и зрение подводило, картинка получалась размытой. Только общее представление, без подробностей. Машина повисела еще секунд пятнадцать, потом поворотилась в воздухе, показав громоздкий хвост и пропеллер-стабилизатор. Она еще раз качнулась и неторопливо
Вибрации уже не ощущались. Все вернулось на круги своя, за исключением того, что над головой теперь не было брезента, а распахнулось темнеющее небо. На нем загорались звезды.
«Вот паршивец, – подумал Ахмет. – А кто брезент на место повесит?»
Парни заворочались, как-то недовольно закряхтели.
– Мужики, вы тоже это видели? – прошептал Ахмет.
– Я что-то видел, – отозвался Федорчук, – но черт меня побери…
– Меня трясло как припадочного, – пожаловался Серега. – Гром небесный, не иначе.
– Этот гром небесный называется вертолет, – пояснил всезнающий Полонский. – Любопытные какие-то прилетали, повисели и смылись, а мы остались.
– Слава богу, – прошептал Ахмет. – Значит, с мозгами все в порядке. Не могло же нас вот так, всех вместе… У кого хорошее зрение? Чей это был вертолет?
– Не наш, – откликнулся Серега. – Вроде пятиконечная звезда у него была на корпусе, но не наша, в круге. Мужики, какая разница, он ведь все равно улетел!
– И что же получается? – вздохнул Филипп. – Умираем дальше?
– Никаких «умираем», – проворчал Ахмет. – К утру все должны быть живыми как огурчики. Но на всякий случай, мужики… – Тут он выдавил из себя то, что не хотел говорить больше всего на свете: – Давайте простимся, что ли.
Наступило утро 6 марта. Солнце еще всходило, не успело разогреть и раскалить палубу, но уже стреляло резкими лучами, раздражая слизистую оболочку глаз. Четыре скелета, обтянутые кожей, в последней стадии истощения, валялись на палубе. Вот вздрогнул один, распахнул глаза, заполненные желтоватой слизью. В туманных блюдцах мелькнуло недоумение. Не ожидал он очнуться на этом свете, покосился вбок и пихнул товарища, лежащего рядом. Тот застонал, натянулась на скулах синяя кожа. Бедняга сипло закашлялся, испачкал бурой слизью бороду. Заворочался третий, вздрогнул так, словно через его тело прошел неслабый разряд. Он распахнул глаза и недоверчиво вылупился на лазоревое небо.
Глухо, словно из могилы, засмеялся четвертый и сказал:
– Невероятно, чуваки, мы еще здесь.
– Зря прощались, – прошептал Филипп. – Снова придется любоваться вашими хорошенькими личиками. Но это не затянется. Вымираем, черт возьми, как динозавры в мезозойскую эру. – Он начал фальшиво напевать: – И на Тихом океане свой закончили поход.
– Парни, у нас еще осталось пол-литра воды, – прошепелявил Ахмет. – Может, повременим убиваться и звать старуху с косой? Нужно только сползти вниз.
– Уже не хочется, – равнодушно вымолвил Федорчук. – Извиняй, сержант, ничего не хочется. Быстрее бы уж…
– Он прав, Ахмет, – пробормотал Полонский. – В жизни, как и под дождем, наступает момент, когда уже просто до лампочки. Давай посмотрим правде в глаза, не возражаешь? Мы оттягивали этот день как могли. Но мы же не всесильны, верно?
По барабанным перепонкам
Вертолет на малой высоте сделал круг над дрейфующей баржей, отвалился набок и исчез за левым бортом. Глаза у солдат болели, открывались лишь частично, обзор был сильно усечен. Треск затухал.
– Поднимаемся, пацаны, – прошептал Ахмет. – Вертолет не случайно вернулся.
– А подниматься-то зачем? – простонал Федорчук. – Нам и так вроде не дует. – Он первым начал шевелиться, подтягивать под себя колено, чтобы опереться на него.
Люди поднимались, возрождались из тлена и пепла. Жутковатые малокровные существа с запавшими глазами и высохшей кожей знали, что нужно подняться. Не понимали, зачем именно, но знали интуитивно – надо. Наступал торжественный момент. Они не имели права демонстрировать свою беззащитность. Люди старались через не могу. Солдаты поднимались на колени, опираясь ладонями о палубу, выжидали, пока уймется головокружение, медленно распрямлялись, стараясь расставить ноги. Стоять без опоры было невозможно. Четыре шага на подгибающихся ногах – они вцепились в левый борт и стали всматриваться в сияющую бирюзу.
– Мать его!.. – простодушно прошептал Федорчук.
Ничего подобного советские бойцы еще не видели. В миле от терпящей бедствие баржи возвышалась стальная серая громадина. Она напоминала скалу, остров правильной геометрической формы. Но это был не остров, а исполинская плавающая крепость, ощетинившаяся мощными дальнобойными орудиями. На бескрайней, идеально ровной палубе выстроились самолеты, издали кажущиеся игрушечными. Над палубой высились замысловатые надстройки, рубки, оружейные башни.
– Что за хрень? – ошеломленно выдохнул Серега.
– Авианосец, – прошептал Ахмет. – Такая штуковина, способная перевозить и обслуживать целый полк истребительной палубной авиации.
– Чей авианосец? Наш?
– Нет…
– А чей?
– Ну и вопросики у тебя, Серега!
«Ирокез» уже висел над авианосцем. От стальной глыбы отделился быстроходный катер с высокой надстройкой и, разрезая волну, помчался к барже. Над рубкой развевался небольшой флажок – красные горизонтальные полосы на белом фоне и две поперечные желтые линии в центре, образующий неравностороннюю «галочку». На палубе и надстройке можно было различить фигурки людей.
– Американцы, НАТО, – прошептал Филипп. – Так вот вы какие, северные олени. И снова сложные чувства, пацаны. Не китайские бандиты, конечно…
– Это наши враги, – прохрипел, вцепляясь в борт, Серега, и сморщился так, словно напился лукового сока. – Вот он, звериный оскал международного империализма.
– Флаг у них какой-то другой, – заметил Федорчук.
– Флаг военно-морских сил США, – объяснил Затулин. – Что вы делали на занятиях, товарищи солдаты? В облаках витали?
– Ну, не фашисты же, – засомневался Филипп. – Американцы были нашими союзниками в войне, вместе немцев давили.