Баржа Т-36. Пятьдесят дней смертельного дрейфа
Шрифт:
– Это было давно, – прошептал Серега. – Американцы в той войне преследовали свои корыстные империалистические цели. Мы же комсомольцы, не можем сдаться американцам. Пацаны, мы никогда не встанем перед вселенским злом на колени. Уж лучше смерть. Я правильно смотрю на текущий момент, Ахмет?
Сержант молчал. Ветерок ворошил давно не мытые слипшиеся волосы.
– Слушай, ты, вселенское добро, – спотыкаясь, выговорил Филипп. – Твою дивизию!.. То ты про бога несешь, то опять про комсомол.
– Слушай мою команду, товарищи солдаты! – проскрипел Ахмет, пожирая глазами катер, который уже одолел половину дистанции. – Всем поднять с палубы
– Издеваешься? – простонал Филипп.
– Подчиняться! Вы пока еще обязаны выполнять мои команды.
– Не команды, а приказы, – поправил Полонский, подгибая колено и упираясь ладонями в настил. – Пусть собаки выполняют твои команды. Ох, грехи наши тяжкие.
Отдуваясь, кусая губы до крови, солдаты ползли к своим «калашам», разложенным на палубе, подволакивали их за ремни, ползли обратно, снова поднимались, привалившись к борту. Со стороны это смотрелось страшновато – жалкая кучка оживающих мертвецов. Они поднимали оружие, пытались передернуть затворы.
– Сейчас мы им покажем, этим врагам прогрессивного человечества! – бурчал Серега, воюя с непослушным ремнем. – Сейчас они у нас далеко пойдут. Встретим супостатов приветственным залпом.
– Вы офигели? – не понимал задумки командира Федорчук. – Они же нас покрошат на хрен.
– Всех не покрошат, – злобно урчал Серега. – Патронов не хватит.
– Отставить стрельбу! – приказал Ахмет. – Серега, подружись с башкой, ты же не полный идиот. Всем взять автоматы в положение «на плечо». Караул, строиться! Ладно, – допустил Ахмет, предвосхищая взрыв народного гнева. – Можете держаться одной рукой за борт. Стоим, пацаны, никто не шатается, не падает!
– Вручную будем делать им комплименты, – оскалился Филипп. – Слушай, командир, а чего не по форме-то? Может, ушанки наденем?
Караул стоял, никто не падал – страшные, изнуренные, с автоматами на ремнях. А катер военно-морских сил США был уже под боком. Рулевой сбавил темп, посудина медленно приближалась. На носу толпились люди в незнакомой форме: элегантные брюки-бриджи, высокие пилотки, рубашки салатного цвета. Несколько человек имели при себе штурмовые винтовки М-16, держали их в боевом положении, но увидели, что люди на барже не собираются стрелять, и опустили стволы в пол. Американцы изумленно разглядывали четверку истощенных солдат, выстроившихся вдоль борта. Кто-то смотрел на них с благоговейной опаской. Ох уж этот всепоглощающий ужас перед живыми мертвецами!
– Чего они смотрят на нас как на оружейный плутоний? – проворчал Серега. – Боятся, что ли?
– А ты повстречайся с такими в безлунную ночь на пустой проселочной дороге, – прошептал Филипп. – Так точно в штаны насвищешь. А еще идейные противники. Мы же для них – звериный оскал международного коммунизма.
Катер шел по инерции, рулевой выключил двигатель. Судно новое, с иголочки, палуба поблескивала свежей краской. В персонах, столпившихся на носу, не просматривалось ничего ужасного. Люди как люди, в основном светлокожие молодые мужчины с нормальными, не изуродованными империализмом лицами. Парочка смуглых, у одного разрез глаз выдавал азиатское происхождение. Посудина поворачивалась к барже боком, медленно подходила. Светловолосый крепыш перебрасывал за борт кранцы, похожие на спасательные круги, для предотвращения удара.
– Нид хелп? Нид хелп? – встревоженно спрашивал молодой мужчина с двумя полосками на черных погонах, но явно не младший сержант.
Он снова что-то бухтел, гортанно,
– Чего он тут несет? Мы ни хрена не разумеем, – проворчал Федорчук. – Я так понимаю, один хороший удар в морду заменяет тысячу слов.
– Просит загранпаспорт показать? – усмехнулся Затулин.
– Он спрашивает, нужна ли нам помощь, – выдавил из горла Филипп. – Заодно извиняется, спрашивает, не возражаем ли мы, что они так близко подошли к нашему судну?
– Надо же, какие вежливые, – фыркнул Федорчук.
– Ты понимаешь по-английски? – удивился Ахмет.
– Я учился в школе, – объяснил этот возмутительный факт Полонский. – Я скажу даже больше, Ахмет, – я хорошо учился в школе. И в институте, из которого меня забрали в армию, преподавателю английского удалось кое-что в меня вбить. Плохо, правда, старался, половину слов не понимаю.
– Не забрали в армию, а призвали, – проворчал Серега. – Это при царизме людей забирали в армию.
– Нид хелп? Нид хелп? – твердил как попугай офицер с двумя нашивками на погонах, потом спохватился, козырнул и представился: – Лефтенант джуниор грэйд Питер Келлер, Ю-ЭС-Эй Нэви. Уоррент оффисэ Джо Салливан. – Он ткнул пальцем в молчаливого мужчину, стоящего рядом, с такими же золотистыми нашивками на погонах, но украшенных синими вкраплениями.
– Сможешь перевести? – проскрипел Ахмет. – Старший сержант Затулин, рядовые такие-то… Союз Советских Социалистических Республик, военнослужащие, караульное подразделение. Можешь добавить, что мы тут как бы бедствие терпим, много дней провели без еды.
Полонский кашлял, вцепившись в борт, подбирал слова, произносил их с чудовищным акцентом. Американские военнослужащие недоуменно переглядывались. Лейтенант младшего ранга Питер Келлер сглотнул и что-то шепнул своему помощнику, уоррент-офицеру Джо Салливану. Тот сделал удивленное лицо. Офицер снова что-то тараторил, делал приглашающие жесты, потом сообразил, что «вероятный противник» его не понимает, начал говорить помедленнее, четко произносил слова.
– Кажется, приглашает на корабль, – неуверенно сказал Полонский. – Говорит, что мы нуждаемся в лечении, все такое. Уверяет, что не сделают нам ничего плохого, что на корабле нас накормят, напоят, покажут врачу.
– Командир, но это вражеский корабль, – простонал Серега. – Мы не можем, дали присягу, станем предателями!
– Филипп! – прокаркал Затулин. – Скажи этим парням, что мы их всячески благодарим, но не можем принять заманчивое предложение. Он тоже солдат, должен понять. Наша баржа на плаву, просто в ней нет горючего. Если их не затруднит, пусть дадут нам карту, продукты, солярку. Мы сами доберемся отсюда до своих.
– Через весь океан? – засомневался Филипп. – Ты уверен, что наша баржа до сих пор на плаву? Ладно, командир, воля твоя. – Он снова начал что-то говорить американским морякам, у которых от изумления отваливались челюсти.
Первым не выдержал Серега. Он терпел до последнего, ухитряясь при этом презрительно усмехаться. Но наступил предел, закружилась голова, и тело потеряло чувствительность. Он ударился грудью о борт, начал сползать, закатив глаза. Качнулся Федорчук, автомат пополз с плеча, упал на палубу, глухо звякнул. Закашлялся Полонский, перегнулся через борт, изрыгая спазмы рвоты и никаких остатков еды. Сержант Затулин держался дольше всех, но тоже чувствовал, как палуба уплывает, а море и небо готовы поменяться местами.