Бегство из Центральной Азии
Шрифт:
После обеда Акбар сообщал мне дневные новости. Он рассказывал мне о боях между белыми и красными, происходящих в это время в горах, о неудачных атаках большевиков на позиции белых, об огромных потерях красных, об их жестокости по отношению к местному мирному населению. Он рассказывал мне, как красноармейцы отбирали все у местных жителей: котлы, лошадей, зерно, одежду, обувь, – как они похищали молодых женщин и девушек, некоторых из них позже находили убитыми. Говорил и об отчаянии населения, и о всеобщей ненависти к большевикам.
Мы часто слышали печальный звон колоколов в русской деревне неподалеку, когда там хоронили убитых односельчан, мобилизованных советским правительством на борьбу против Белой
Глава IV
Среди сартов
Вечером после ужина, когда Акбар ушел в свою комнату, его старший сын, жены и дети пришли погреться возле очага. Говорили обо всем. Юлдаш рассказывал о своих охотничьих приключениях, об интересных местах, виденных им в горах, а женщины задавали мне вопросы, свойственные лишь женскому характеру: «Когда англичане придут в Туркестан, будет ли все, как прежде?», «Будет ли снова на базаре набивной ситец?», «Появятся ли в продаже на базаре иголки и нитки?»
Были и такие: «Где сейчас Белый Паша (Белый Царь)?», «Сколько часов сейчас длится день и сколько ночь?», «Сколько дней до Рамазан Байрама [31] ?», «Что больше: Ташкент или Москва? Москва или Россия?», «Как русские обращаются к Богу: на Ты или на Вы?» и т. д. Когда я удовлетворял их любопытство, то получал комплимент: «Какой вы умный! Вы все знаете!»
Юлдаш рассказал мне, как однажды он убил в горах двух огромных кабанов, выдру и «дикого человека». Когда я выразил некоторое сомнение в существовании «дикого человека» в нашей части мира, он начал детально описывать его внешность. Похоже, что это был медведь, которого местные жители часто называют «диким человеком».
31
Один из крупнейших праздников Ислама, завершающий священный месяц Рамадан.
В эти дни стоял сильный мороз, но сартские женщины выходили во двор просто в галошах, обычно стоявших возле двери. В доме ходили босиком, хотя температура внутри была не намного выше, чем снаружи. Женщины были очень скудно одеты, простой халат свободного покроя, восточное платье-рубаха и шаровары, – все старое и латаное. Когда наступал банный день, все мылись во дворе; несмотря на холод, женщины были только в халатах. Дети сидели обнаженными, и даже грудной младенец, едва начинавший ходить, сидел на снегу совершенно голый. Удивительно, но никто из них не болел.
Женщины, особенно жёны Юлдаша, упрашивали Акбара купить им материи для шитья, но подобный товар давно пропал с прилавков, и цены на любой вид ткани были необычайно высоки.
Когда молодые женщины выходили в гости, то первым делом сильно темнили брови сурьмой или соком растения, называвшимся «усьмой», из рода вайды (Jsatis tinctoria). Затем обе брови соединялись сплошной линией поверху носа. Сарты не пользуются пудрой, но иногда румянят щеки. Потом женщины доставали самую лучшую одежду из своих сундуков. Комплект состоял из такого же простого платья-рубахи, но, пошитого из шелка и, замечу, чрезвычайно похожего по стилю на сегодняшние женские европейские фасоны. Потом они обматывали полоски материи, как портянки, вокруг ног и обували мягкие высокие сапожки. Сверху они накидывали «паранджу» – вид
Такая одежда сартских женщин, очевидно, появилась от обычая покрывать на улице голову халатом, как это делали до революции татарские женщины в Оренбургской и Казанской губерниях. Правда, они не закрывали лицо полностью, лишь прикрывая его слегка углом халата, как бы из кокетства, тем самым соблюдая обычай. Но для сартских женщин Хивы, Бухары и Русского Туркестана показаться на улице без паранджи и чимбата – самый большой позор, равный признанию себя существом пропащим, и ни одна сартская женщина не сделает такого, даже нищенки одеваются так же.
По этой же причине проблема отказа от паранджи и чимбата местных женщин не так проста, как думают европейцы, вопрос глубоко связан с психологией сартов. Большевики сумели набрать коммунисток среди сартских женщин, вооружили их револьверами, одели в типичные френчи и кожаные куртки и первым делом послали их по домам агитировать женщин открыть лица. Но мусульманские женщины увидели в том свое оскорбление, и многих проповедниц эмансипации нашли потом с перерезанным горлом.
Татарские женщины в России эту проблему решали долгое время самостоятельно. Состоятельные предпочитали европейскую одежду и манеры, кто победнее – просто сохранили халат, накинутый на голову. Киргизские женщины никогда не закрывали своих лиц и не прятали их от посторонних. Женщины горных таджиков, закрывали от посторонних только лица, не надевая паранджу. Мне кажется, что лучший способ решения вопроса о парандже и чимбате – оставить решение самим сартским женщинам. Они не желают вмешательства чужих, и сартская женщина, одетая традиционным образом, чувствует себя на улице так же свободно и легко, как и ее европейская сестра, надевающая маску во время карнавала…
Однажды утром, принеся мне кипяток для чая, Тохта-джан скромно села около меня и сказала:
– Тахир, вы не будете против, если я спрошу у вас кое-что? Как правильно по вашим законам, если мужчина имеет двух жен, то он должен любить обеих одинаково?
– Тохта-джан, у нас в России мужчина может иметь только одну жену, иметь двух жен одновременно невозможно, – ответил я.
– Какой хороший и мудрый закон у вас, – сказала она с глубоким вздохом. – Я очень несчастна, тахир. Я родилась в горах, в селении Кумсан, а там не носят паранджи и чимбат. Я вышла замуж и жила счастливо со своим мужем, он был очень добр ко мне. Мы всегда были вместе. Обедали вместе, долго сидели и разговаривали. Я родила ребенка, и он решил взять вторую жену. Я не возражала, думая, что буду старшей, а новая будет помогать мне по дому. Он взял Камар-джан, она уже была замужем, и он заплатил за нее немного, всего 30 рублей. И теперь муж не любит меня совсем.
Ее большие черные глаза наполнились слезами, и, уходя, она сказала:
– Сейчас я ему совсем чужая. Я не виню Камар-джан, она хорошая женщина и мы дружим с ней, но муж должен обращаться с нами одинаково, а он любит только ее. Весь прошедший год я не была ему женой, и поэтому я свободна уйти к другому. Есть богатый армянин, который предлагал мне выйти за него замуж.
Вскоре после этого ко мне пришёл Юлдаш и начал жаловаться на свою первую жену:
– Она – джинды, тахир, – сказал он, что означает сумасшедшая, истеричная женщина. – Ты мог сам это видеть.