Белая кость
Шрифт:
Бекешев рожден был для воинской службы. В Александровском училище существовала прекрасная традиция — опека младших юнкеров старшими. Ох и достается же фараонам в первый год службы!.. Но никогда — это был неписаный закон училища, передаваемый из поколения в поколение — не было унижений. Все понукания служили только на пользу дела — воспитанию настоящего офицера доблестной русской армии. Увы! «Александровка» в этом отношении была приятным исключением — в других училищах Российской империи над новичками буквально глумились. Потому Платон Павлович по совету своих московских друзей выбрал это училище, зная, что Дмитрий по складу своего характера не выдержит бессмысленных издевательств, а с его умением драться конфликт закончится катастрофой сначала для обидчика, потом и для самого Бекешева.
Наставнику Дмитрия почти не пришлось кричать на своего подопечного. Бекешев легко исправлял свои ошибки и ни разу потом не повторял их… Раньше, чем у однокашников,
По окончании училища выпускники сдавали свое личное оружие. Каждый потом получал счет от ружейных мастеров, размер которого зависел от того, как обращался юнкер со своей винтовкой. Нерадивым приходилось выкладывать хорошую сумму за плохую чистку и небрежность. Бекешеву счет не прислали!
Он не проявил больших дарований в математике, отрезав себе путь в артиллерию с самого начала службы. Убеждал себя, что ему это и не нужно — он не хочет быть артиллеристом. И убедил! Он мог бы пойти в кавалерию. Сельская жизнь, где без коня не обойтись, научила его управлять лошадью.
Тем более что однажды их управляющий ошибся: прикупил в хозяйство за малые деньги киргизских коней. Небольшого роста, с широкой грудью, косматые, они отличались необыкновенной злобой, упрямством и непослушанием. Грызлись, кусались, норовили копытом ударить… Платон Павлович, как увидел этих неуков, сразу замахал руками — вон их из имения! Вон! Толку от них, как…
А Дмитрий аж затрясся от возбуждения. Вот такого зверя укоротить, и никакой конь после этого не страшен. Он чуть не в ноги отцу бросился, умоляя оставить хотя бы одного. Платон Павлович поначалу и слушать не хотел пятнадцатилетнего подростка — сломает шею, что тогда? Мало ему коней на конюшне? Нет, нет и нет!.. Сейчас матери все расскажет. И Дима сразу скис, но все же выговорил отцу, что тот прибегает к нечестным приемам. Он боготворил мать и не хотел никаким образом огорчать ее. Дарья Борисовна сама вмешалась. Кто-то ей рассказал о конфликте отца и сына. И о том, что обычно упрямый в спорах с отцом Дмитрий быстро сдался после угрозы отца. Она оценила эту жертву — мальчик переступил через себя только ради ее спокойствия — и за ужином разрешила их спор, сама затеяв об этом разговор, который закончила словами:
— Я верю в своего сына, — при этом Дарья Борисовна даже побледнела от страха за него. — Пусть укрощает!
— Даша! — Платон Павлович был изумлен. — Разве не ты просила меня останавливать его от безумств. А это и есть безумие. В конце концов, Дима не татарских кровей, чтобы справиться с таким зверем.
— Господин Бекешев! Кто знает точно насчет крови в нашей России?! — усмехнулась Дарья Борисовна и даже рукой махнула, подчеркнув жестом, что все разговоры о чистоте крови в этой стране просто глупы. — Но, если и нет в нем татарской крови, пусть докажет, что мы, русские, и в этом не хуже татар! Да и Мусса Алиевич одобрит. Именно потому что татарин. Я верно говорю, Дима?
Учитель Дмитрия гостил в их имении, будучи приглашенным Дарьей Борисовной. Ей хотелось посмотреть на человека, о котором ее сын говорил с придыханием. Мусса Алиевич произвел самое лучшее впечатление. Он дал несколько уроков и Павлу: как освободиться, если хватают за грудки, пытаются повалить на землю, обхватывают сзади — элементарные приемы, но они придают уверенность человеку в повседневной жизни. Дмитрий не ревновал, когда его учитель хвалил Павла за старание и способность быстро усваивать тот или иной прием… Хотя младший Бекешев никогда не удостаивался похвалы вслух и Мусса Алиевич внешне всегда был строг с ним, Дима уже научился определять, когда учитель доволен. Как-то раз мать, испросив разрешения, поприсутствовала на занятии. Она увидела, как ее Дима в высоком прыжке ударом босой ноги разбил толстую доску, которую держал учитель. И это было только начало. Так и простояла она весь урок с раскрытым ртом — даже не подозревала, что тело ее сына способно на такую акробатику. Видимо, сын был прав, когда отказывался от мяса и утверждал, что мясо — убийца гибкости. Все домашние только руками разводили, глядя на худющего парня с пружинно-стальными мышцами, который питался только рисом, сушеными фруктами и овощами. В имении был
— Да! — восторженно воскликнул сын. — Мусса Алиевич, конечно, одобрит. Спасибо, мама. Я быстро с ним справлюсь!
Пообещал-то легко, но победа пришла далеко не сразу. Что с ним вытворял конь, описанию не поддается. Все же, видно, Бог держал над юношей руки, ибо при многочисленных (не сосчитать) падениях он не сломал ни одной косточки. Надо сказать, что благодарил он за это не Создателя, но Муссу Алиевича, который преподал ему науку правильного падения и научил, как падать со значительной высоты. Синяков же и ссадин было предостаточно. Но каждый раз очередная неудача делала парня только упорнее и злее. Много он обломал плеток о непокорную спину жеребца, не однажды конь пытался укусить его. И только молниеносная реакция спасала парня от увечья. Но он подчинил себе непокорное животное и в конце концов прогарцевал на нем перед родителями.
В «Александровке» Бекешев, прошедший суровую школу киргизца, сразу же оказался среди лучших наездников. Все кони казались ему смирными и послушными, хотя на конюшне училища Росинантов не держали. Для многих юнкеров, особенно тех, кто пришел в «Александровку» не из помещичьих усадеб, наука верховой езды, не говоря уж о вольтижировке, давалась с великими трудами.
Примерным юнкером, любимцем начальства Бекешев никак не мог стать. Его тело запомнило все рытвинки голых дубовых нар гауптвахты, куда он исправно попадал за всякого рода проказы и самоволки. А уж сколько дневалил вне очереди, отпусков лишался — он, новоиспеченный подпоручик никакого полка, и сосчитать не может. Но все равно на втором курсе ему присвоили звание портупей-юнкера. Нельзя было обойти его с этим званием. Когда дело касалось самой военной подготовки, не было в училище более серьезного курсанта. Начальство держало марку, никто из руководства не хотел ловить потом на себе осуждающие взгляды сокурсников Бекешева. Протестов бы не было — их и быть не могло! Будущие офицеры имели строгое понятие о дисциплине. Но незыблемый до этого случая авторитет начальства оказался бы в какой-то степени — пусть минимальной — подточен.
6
Подпоручик Бекешев еще раз задумался над своим выбором. Что он скажет родителям, старшему брату, от которого у него не было секретов?
Сколько писем они написали друг другу — не счесть! Не великий любитель эпистолярного жанра, Дмитрий писал своим родителям по обязанности, но с братом сложилось иначе. Павел учился в Петербурге на экономическом отделении университета и к тому времени, когда Дмитрий поступил в юнкерское, уже заканчивал учебу. Первое же письмо Павла поразило его откровением и напугало — брат писал ему как равному по возрасту и опыту человеку. Он вспомнил их полудетский спор, насчет того, что мужчины покупают женщин, и признал правоту брата! Дмитрий уже давно так не думал, хотя и жил по этому правилу. Он ни в кого не влюблялся. Если ему нравилась женщина, он обхаживал ее со строго определенной целью — переспать. Всё! Несмотря на молодость, почти всегда добивался своего. И на тебе! Его рыцарь-брат соглашается с той пошлостью, которую сам же разгромил, приведя в пример родителей, — что могло быть убедительнее?! В тот день Дмитрий еще раз перечитал письмо и по его тону понял, что брату очень плохо. Надо ехать… Он вымолил отпуск на один день и в пятницу уехал в Петербург. Да! Брат влюбился в девушку, которая оказалась недостойной его чувств. Она вышла замуж за человека с положением, не любя его, потому что перед свадьбой отдалась Павлу и дала понять, что не возражает против отношений и после замужества. Ее холодный цинизм буквально убил молодого романтика. Дмитрий тогда провел весь день в компании с Павлом, и что-то ему удалось сделать. Как — он не задумывался, но на вокзале его провожал совсем другой человек. И пошли письма… Но о будущей жене Павел не написал ни строчки. Просто поставил родителей и Дмитрия перед фактом.
Павел поразил всех своим внезапным браком, хотя по тону последних писем можно было догадаться, что брат влюблен. Женился же он на еврейке, не испросив родительского благословения. Да он никогда и не получил бы его! Она, конечно, приняла христианство… Но все равно, как можно было?!
Подобно большинству офицеров царской армии, Дмитрий Бекешев был весьма умеренным антисемитом. Его нелюбовь к этому племени не имела религиозной подоплеки. Вместе с другими он пел на молитве «Отче наш», но вера как таковая его не интересовала. Конечно, он знал историю Христа, но никогда не вникал в детали — неинтересно было. Об Александре Македонском и Ганнибале знал много больше, нежели об Иисусе. В повседневной жизни руководствовался правилами типа: «Бог-то Бог, да и сам не будь плох», «лучше слава Богу, нежели дай Бог!» Но он наслушался речей своих наставников о том, что именно евреи являются главными разносчиками революционной заразы, а революционеров Дмитрий не любил.