Белая сирень
Шрифт:
— Таганрог — не лучшее место для отдыха, — заметил Николай. — Начнутся пересуды.
— Вот ты их и прекратишь. Настолько тебя хватит?
— Можете не сомневаться, — каким-то новым голосом ответил Николай…
…Александро-Невская лавра. Лаврские ворота. Золото одежд митрополита, архимандритов. Здесь же монахи и прочая церковная братия. Все собрались для встречи государя.
— Одного ладана вчера ведро принесли, — шепчет юный монашек своему пожилому собрату. — А свечей!..
— Восковых, — уточняет второй. — Бо-о-лыная служба…
— Государь
Вопрос остался без ответа, потому что к воротам подкатила легкая, запряженная тройкой коляска. Из нее вышел Александр — в сером плаще, в фуражке, без шпаги и без всякого сопровождения.
Александр быстро подошел к митрополиту, поцеловал ему руку.
— Я несколько опоздал приездом, владыко…
…Служба в соборе. Александр преклонил колено, его окропили святой водой. Митрополит благословил царя иконой Спасителя. Александр приложился к иконе, потом оглянулся на перводиакона:
— Доставьте эту икону ко мне в коляску.
Протоиерей взял икону и пошел вперед, икона старинная, много золота, лик Спасителя прекрасен.
В толпе монахов старец-схимник. Александр вдруг встретился с ним взглядом. Схимник поднял иссушенную руку, словно благословил государя.
— Могу я заглянуть в келью к этому старцу? — спросил Александр митрополита…
…Келья схимника поражает мрачностью, пол и стены обиты черным сукном до половины стены, большое распятие с предстоящей Богоматерью и евангелистом Иоанном. Длинная узкая скамейка, лампада светит тускло.
Схимник упал на колени, шепча молитву.
— Где же ты спишь? — спросил пораженный Александр.
— Здесь же и спит, где молится, — негромко сказал митрополит, — указывая на пол.
Схимник встал с колен и поманил пальцем Александра, приглашая пройти за перегородку. Государь последовал приглашению.
— Вот моя постель, — указал схимник на открытый гроб. — Все здесь будем, и надо помнить об этом. — Голос его обрел какие-то особенно глубокие, проникновенные ноты. — Государь, ты покинул дворец и отправился в глубь России. Не смею заглядывать в будущее, в твои намерения, не знаю, куда приведет тебя путь. Хочу лишь одно заложить в твою память. В Саровской пустыни обитает смиренный инок Серафим. Он не спит в гробу, не иссушает плоть. Он спит на сухих душистых травах, пьет молочко, ест медок и рыбку, но праведнее его и глубже вещей душой нет никого в православии. Осмеливаюсь говорить такое при самом владыке, не опасаясь его укоризны. Вспомни о Серафиме Саровском, государь, если не сможешь сам нести свою ношу.
— Благословите меня, святой отче… — склонился перед схимником Александр…
…Катится, покачиваясь, карета сквозь чухонскую ночь.
В какое-то мгновение Александр почувствовал, что он не один. И похоже, не слишком удивился, когда услышал знакомый сиплый голос.
— Я решил попрощаться с тобой, мой мальчик.
— Ваш дух так и не успокоился, отец?
Теперь ныряющая в облаках луна позволяет видеть новоявленного
— Сам виноват. Зачем вызываешь меня? Да еще так внезапно. Я даже не успел подготовиться. Явился во всем могильном неглиже.
— Наверное, я тоже хотел попрощаться с вами, отец. Ведь я не вернусь в Петербург и не приду больше к вашему гробу.
— Это может стать прощанием навсегда, — грустно сказал Павел. — Если ты выдержишь искус.
— Что это значит, отец?
— Как будто сам не знаешь, хитрюга! — почти игриво сказал скелет. — Искупление… — И с тем исчез…
…Панорама Таганрога в разгар лета.
Таганрогский «дворец» — провинциальный ампирный дом с белыми колоннами.
Подъехала коляска, из которой вышел Александр I в сопровождении генерал-адъютанта Волконского. Вошел в дом…
…Скромный будуар Елизаветы Алексеевны. Заглядывает горничная.
— Его Величество спрашивает разрешения зайти.
Елизавета — она вышивала — отложила работу и кинулась навстречу Александру.
Всякая чопорность, церемонность исчезли между супругами. Они встретились нежно и сердечно, как два простых любящих человека. Той же сердечностью отмечено все их поведение: они пользуются каждой возможностью, чтобы поцеловаться, обняться, погладить, просто коснуться друг друга.
— Я нарвал тебе по дороге прекрасных цветов, — говорит Александр, — но они завяли.
— А полевые цветы вообще быстро вянут. Разве ты не знал?
— Что я вообще знаю о природе? Я никогда не был в лесу, только в парках. Я никогда не был на лугу, в поле, в роще, лишь в царскосельских садах. Но, хоть я без цветов, все же привез тебе маленький подарок.
Он достает старинную, выложенную полудрагоценными крымскими камнями: сердоликами, топазами, черными агатами — коробочку.
— Какая прелесть! Это что-то очень, очень старинное.
— Вилие — он же завзятый коллекционер — утверждает, что эта коробочка с корабля Одиссея.
— Почему Одиссея?
— Считается, что Одиссей, странствуя, побывал в Крыму. У Воронцова хранится лопасть древнегреческого весла… Мне надо привести себя в порядок с дороги. Ты приглашаешь меня к ужину?..
— А можно к перловой каше добавить что-нибудь вкусное?..
…Елизавета и Александр ужинают в уютной столовой.
— Тебя что-то тяготит? — спрашивает Елизавета. — Поездка в Крым была неудачной?
— Она была такой, какой только и могла быть. Парады, разводы, маневры, стрельбища, ужины, офицерское фанфаронство и двуличность. Воронцов — провинциальный Октавиан Август. У него даже был свой Овидий для травли — неугомонный Пушкин. Балы, пиры, приемы, интриги, романы, наушничество, кляузы, воробьиные страсти. Как хорошо, что мы не поехали в Крым.
— Здесь чудно!.. Самые счастливые дни в моей жизни. Когда ты здесь. Но ты уехал, и стало ужасно пусто.
Александр встал и поцеловал жене руку, поцеловал ее губы и глаза.