Бельканто на крови
Шрифт:
— Вы правы, ваша милость.
— А как же любовь?
Хелен зыркнула на тётушку и умоляюще прошептала:
— Пожалуйста, не говорите об этом.
— О синьоре Форти?
Хелен ткнулась ему в колени, целуя руку. Эрик нашарил в кармане монету и отдал воспитаннице:
— Я не сделаю тебе ничего плохого. Я хочу поговорить.
— Да, ваша милость.
— Ты любишь его?
— Да, — шепнула Хелен.
— Ты знаешь, что он кастрат?
— Да, — ответила она ещё тише.
— На что ты надеешься?
Девушка
— Каплунов видела? Они крупнее и красивее обычных петухов, но драться не умеют и курочек не топчут. Посади их на яйца — будут чужих птенцов высиживать. А положи под петуха — так и за курицу сойдут. А мясо у них нежнее, чем у цыплёнка, прямо тает во рту. Разве каплуны годятся для любви?
— Синьор Форти — не каплун! — возмутилась Хелен.
Она выросла в деревне и отлично знала разницу между выхолощенными животными и племенными, однако отказывалась сравнивать с ними Маттео.
— Почему это?
— Потому что мы — люди. Не петухи и не куры. У нас душа есть. Любовь — это же…
— Что?
— Это то, что мы чувствуем душой, а не телом.
— Значит, ты надеешься на духовную любовь с синьором Форти, без наслаждений плоти?
— Я надеюсь на настоящую любовь! Апостол Павел сказал: «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не бесчинствует, не ищет своего и не мыслит зла»…
— Ради бога, Хелен! — вспылил Эрик. — Хватит проповедей!
Тётушка всхрапнула и проснулась:
— Что такое, ужин готов?!
— А как же замужество? — ехидно поинтересовался барон.
— Вот если бы синьор Форти сделал мне предложение! Мы так хорошо ладим, он говорит, что я его единственный друг. И приданое у меня достойное…
— Ты ещё глупее, чем я думал.
После разговора с Хелен планы барона претерпели значительные изменения. Первым делом он приказал Юхану раздобыть какую-нибудь католическую реликвию, даже если понадобится перетряхнуть весь Калин. Юхан вышел из дому с увесистым кошельком и крайне озадаченный.
14
После ужина, состоявшего из свинины, прошлогодней капусты и пива, Маттео извинился и ушёл к себе. Барон выждал немного и тоже попрощался с компанией. Отправился якобы в свою комнату, но на полпути свернул к лестнице и взбежал на второй этаж. Постучал — и Маттео сразу открыл дверь, словно ждал учителя или слугу. Увидев барона, он замер от неожиданности на пороге.
— Впустите меня, синьор Форти, если не хотите разговаривать в коридоре.
— О чём разговаривать? — озадаченно спросил Маттео, но всё же посторонился, пропуская барона в комнату.
Одинокая свеча горела на столике у кровати, окна опять были наглухо зашторены. Густой цветочный аромат пропитал небольшую комнату. Поблескивающий драгоценным
Он взял Маттео за плечи:
— Синьор Форти, я люблю вас! Я люблю вас страстно и мучительно. Я засыпаю с вашим именем на губах и просыпаюсь, сжимая в объятиях ваш бесплотный призрак. Вы появились из заброшенной крипты, как привидение, и набросились на меня с упрёками, что я нарушаю покой мертвеца. Но это вы нарушили мой покой! Я был мёртв до того, как узнал вас.
— Умоляю, барон Линдхольм! Пожалуйста, замолчите. Вы не должны говорить мне такое, это неправильно. Прошу вас, уйдите!
— Не гоните меня! Выслушайте и вынесите приговор, я приму его безоговорочно. Если вы прикажете немедленно покинуть этот дом, я подчинюсь, но прежде выслушайте!
Маттео кинулся к окну, словно ему не хватало воздуха, но смог справиться с волнением:
— Хорошо. Говорите.
Эрик перевёл дух. Игра началась. Его лицо пылало, он чувствовал прилив вдохновения и острого возбуждения. Подошёл ближе. Так близко, что Маттео смутился и отвернул голову, словно его обжигал идущий от барона жар.
— Ваш друг, который назвал меня безнравственным…
— Я не могу открыть его имя.
— И не надо! Он прав. Я дурной человек с дурной репутацией, — барон понизил голос, зная, как его мягкий баритон действует на людей. — Мне трудно в этом признаваться, но это правда. Я ложился с женщинами и мужчинами. Я внушал им чувства и обманывал их доверие. Я пользовался их слабостями, чтобы потешить самолюбие и утолить похоть. Я достоин презрения, синьор Маттео!
Маттео поднял глаза. Пламя свечи освещало одну сторону его лица — длинные чёрные ресницы, высокая гладкая скула, чувственный уголок рта, — и рисовало глубокие тени на другой. Эрик так залюбовался, что едва не сбился с мысли.
— Когда я вас увидел, то сразу же захотел сделать своим любовником. Вы не знаете, каким сильным и непреодолимым бывает желание, как трудно ему противостоять.
— Барон… — укоризненно прошептал Маттео.
— И тогда я напал, собираясь воспользоваться вашим беспомощным состоянием. Насладиться вашим телом, утолить свой мучительный голод. Но ваш удар меня отрезвил. До вас никто мне не отказывал, тем более простолюдины. И уж тем более, никто не посмел бы поднять на меня руку! Самые смелые могли разве что на боль пожаловаться, но и таких было немного. Все терпели. Но не вы! Вы затронули во мне что-то глубокое, затаённое. Вы разбили мне лицо, но прикоснулись к моей душе.