Бельканто на крови
Шрифт:
В платяном шкафу не оказалось ничего интересного, кроме платья и обуви. Эрик поразился богатству гардероба юного певца. Некоторые вещи стоили неимоверно дорого: белоснежный шёлковый камзол, затканный диковинными райскими птицами; рубашка, сшитая целиком из тончайших французских кружев; треуголка со страусовыми перьями и несколько пар туфель из разноцветной кожи высочайшего качества. Такая одежда стоила целое состояние и могла разорить любого модника. Эрик погладил рукав камзола, понюхал нескромную рубашку и закрыл створки шкафа.
В чемоданах он обнаружил одежду попроще, серебряное распятие и молитвенник
Эрик направлялся к кровати под резным балдахином, собираясь осмотреть постель, как вдруг услышал со стороны лестницы: «Добрый день, синьор Мазини! А я думаю, что за звуки с перечного склада?! Я и не знал, что тётушка устроила здесь театр!». Эрик на цыпочках вышел из комнаты, запер дверь на замок и скользнул в густую тень под лестницей как раз вовремя: итальянцы спустились с третьего этажа на второй и двинулись в покои маэстро. До Эрика донёсся знакомый запах цветочных духов. Следом протопал Юхан, громко выкрикивая: «Приятного дня, синьоры! После трудов праведных можно и отдохнуть!». Эрик поймал слугу за рукав и рванул к себе: «Что ты орёшь, идиот!», а снизу уже поднималась Хелен. Она тоненько позвала: «Ваша милость барон Линдхольм, фрау Майер просила передать, что карета подана».
9
Погода окончательно испортилась. Свинцовые тучи затянули небо, посыпался мокрый снег. Барон мог бы поехать верхом, но предпочёл разделить карету с тётушкой и её постояльцами. Хелен не поместилась и потому осталась дома, а Юхан уселся рядом с кучером. Эрик закутал ноги Катарины тёплым одеялом и убедился, что его сыновняя заботливость не осталась незамеченной.
Он был уверен, что Маттео переживает из-за того, что глупо и необоснованно обвинил человека в неуважении к покойнику, и планировал продемонстрировать свои самые лучшие качества, чтобы усилить чувство вины.
«Фортуна» со спущенными парусами покачивалась у главного причала среди десятка торговых шхун. Большая осадка говорила о том, что трюмы полны грузов. На рейде, укрываясь от штормового ветра, ожидали своей очереди на разгрузку несколько иностранных кораблей. Над ними, пронзительно крича и подбирая объедки с палуб, кружили чайки. Капитан с красным обветренным лицом, ровесник Катарины, любезно принял хозяйку шхуны и её гостей. Увёл в тесную кают-компанию, усадил за круглый стол.
— Как я счастлив видеть вас, ваша милость! — поклонился он Эрику. — Фрау Катарина! Только мысли о вас поддерживали меня в долгих странствиях по миру.
— Вы преувеличиваете, Леннарт, — засмеялась тётушка, прикрывая рот. — До России не так далеко, как вам кажется. Что вы привезли на сей раз? Вы закупили всё, что я планировала?
Пока они беседовали, матрос принёс небольшую кадку и вскрыл её прямо на столе. Соскрёб ножом слой соли и перца и вытащил на свет кусок белого свиного сала с розовыми прожилками. Маттео с интересом наблюдал за матросом, который
— Приглашаю выпить и закусить в честь удачного похода! — Леннарт лучился от гордости. — Это прекрасное русское сало, попробуете один раз — и влюбитесь на всю жизнь!
— Тут вы правы, Леннарт! В некоторые вещи можно влюбиться с первого раза, — поддержал капитана Эрик. — За удачу!
Все подняли рюмки, выпили и закусили. Маттео пил без опаски и более сноровисто, чем в первый раз. Эрик наблюдал, как итальянец осторожно кусает прозрачный белый ломтик, оставляя на нём полукруглый след от помады. Эрика заводила эта деликатная манера есть. Он не мог избавиться от возбуждающих картин в голове.
— Покажите, что ещё вы привезли, Леннарт! — попросила Катарина.
— О, конечно, конечно! — капитан сделал знак матросу.
Через несколько минут, когда гости шхуны выпили по паре рюмочек и основательно согрелись, матросы занесли в кают-компанию туго набитые мешки и свёртки, упакованные в полотно. Леннарт расчистил половину стола и развязал первый мешок. Из него хлынул поток пушистых рыжих шкурок. Маттео ахнул и поймал одну шкурку, погладил как живого зверька.
— Это новгородская белка, синьор Форти, — пояснил капитан. — Двенадцать тысяч штук, очень выгодно купили. Перепродадим в Любек, да, Катарина? Я сам повезу.
От внимательного барона не укрылось, что капитан пропустил «фрау», и он понимающе усмехнулся. Леннарт раскраснелся и широкими жестами выкладывал добычу: гладких коричневых бобров, палевых куниц, белоснежных королевских горностаев. Мазини смотрел широко раскрытыми глазами, а Маттео не устоял от искушения погрузить пальцы в мягкие прохладные меха. Он словно в забытьи ласкал чудесные шкурки. Дыхание барона, наблюдавшего за итальянцем, участилось. Он то и дело облизывал губы.
— А это мои главные трофеи, — сказал капитан и развернул первый полотняный свёрток.
Шкура чернобурой лисицы переливалась белыми искрами, и даже тусклый день за окном сделался ярче. Невероятно пушистый и густой мех вызывал желание прикоснуться, накинуть его на плечи, зарыться лицом.
— А здесь — моя гордость. Царский мех соболь. Всего десять шкурок, но превосходного качества! Каждая стоимостью в две лошади, а будет продана ещё дороже. Намного дороже.
Леннарт показал смолисто-чёрную шкурку, держа её на вытянутых руках, как высокородного младенца. Маттео потянулся к ней всем телом, но не посмел тронуть. Он безмолвно любовался искрящимся шелковистым мехом, баснословно дорогим, почти бесценным, а барон, затаив дыхание, любовался Маттео.
Капитан, удовлетворённый реакцией гостей, перешёл к следующим товарам:
— А тут — готовая одежда. Шапки, воротники, кафтаны, — он небрежно бросал на связки беличьих шкурок драгоценные русские товары.
Мелькали вышивка и парча, жемчуг и бархат. Маттео замер от восхищения, когда увидел малиновый бархатный кафтан, отделанный по вороту соболем и расшитый мелким жемчугом вдоль застёжки.
— Леннарт, я забираю эту вещь, пришлите счёт моему управляющему. И вот эту чернобурку тоже.