Бельканто на крови
Шрифт:
— О, вы — первый покупатель в новом сезоне, это большая честь для меня! — Леннарт склонил голову.
Эрик взял лисью горжетку, обошёл стол и окутал мехом плечи Катарины. Поцеловал её от всей души и сказал:
— Это вам, моя любимая тётушка. Носите на здоровье.
У Катарины заблестели глаза. Она всю жизнь торговала ценными товарами, — от редких пряностей до пушнины, — но её доходы не позволяли приобретать для собственного пользования такие дорогие вещи.
— Спасибо, мой ангел, ты всегда был добрым и щедрым мальчиком, — она достала из рукава платочек и промокнула глаза.
Затем Эрик
— Синьор Форти, примите этот подарок в знак моего уважения. Я хочу, чтобы этой весной вам было тепло и уютно в нашем холодном городе, — и, видя, что Маттео колеблется, многозначительно добавил: — Не обижайте меня снова. Забудем всё плохое.
Маттео встал и поклонился барону, принимая подарок. Он сказал положенные слова благодарности, но Эрик прочитал больше в его взгляде. Восторг, удовольствие, признательность.
Домой вместе со всеми он не вернулся. Он хотел дать Маттео время пережить события сегодняшнего дня в одиночестве. Он знал, что его отсутствие вызовет вопросы и разговоры за ужином. Разумеется, разговоры о его доброте и щедрости.
Он направился с Юханом к крепостной стене, где неподалёку от входных ворот лепились домишки распутных женщин. Смуглявая худышка Сюзанна приняла его с радостью и вытерпела содомскую боль без единого вскрика. Она тоже считала барона добрым и щедрым мальчиком.
10
В воскресенье утром тётушка с домочадцами ушла в церковь. Католики Мазини и Форти отказались посещать еретическую лютеранскую церковь, а Эрик не часто отправлял религиозные обряды. Они позавтракали в молчании, скорее унылом, чем тягостном. Барон выглядел безмятежным и ни разу не посмотрел на Маттео, который нет-нет, да и поднимал на него недоверчивый и пытливый взгляд, словно разгадывал хитрую головоломку.
Катарина вернулась оживлённая, на круглых морщинистых щеках проступил румянец. На плечах красовалась горжетка из чёрнобурой лисы, на седых буклях — суконная широкополая шляпа с огромным бантом.
— Ах, Эрик! Зря ты с нами не пошёл, пастор читал чудесную проповедь о спасении души!
— Это скучно. И лавки жёсткие.
— Вовсе нет! — запротестовала Катарина. — Когда-нибудь ты поймешь, сколько утешения может принести вера. А сейчас мы идём на ратушную площадь. Сегодня ярмарка! На улицах уже не протолкнуться, и погода солнечная!
— Там мороз, тётушка.
— Оденешься потеплее. Вставай, хватит пить кофе! Маэстро, Маттео, вы пойдёте с нами? Калинская весенняя ярмарка — праздник для всей округи.
— С удовольствием, раз вы приглашаете, — ответил маэстро.
Улицы были запружены повозками, торговым людом, и даже аристократы Верхнего города изволили посетить Ратушную площадь. Самодельные прилавки теснились длинными рядами, по узким проходам медленно двигались горожане и приезжие. В дальнем конце площади продавали селёдку, солёный сыр с тмином и крепкое пиво. Чем ближе к ратуше, тем богаче становились товары: мёд из России, мужское луковое варенье, соблазнительные круги свиных колбас. Запахи смешивались и дразнили аппетит, со всех сторон доносились крики продавцов, старавшихся перекричать
Эрик вел тётушку под руку, и толпа перед ними почтительно расступалась. Горожане кланялись, Катарина отвечала на приветствия, а Эрик кивал знакомым. Бургомистр Улоф Карлсон протолкнулся мимо с обеспокоенным лицом, успев сообщить:
— Какой суматошный день! Он всё-таки признался! Вы придёте к воротам?
— Кто признался?
— Фальшивомонетчик! Нет, такое прощать нельзя. Наша монета — это наша привилегия и наша гордость! Приходите, барон Линдхольм!
Толстяк скрылся в толчее. Эрик обернулся. За ним следовали маэстро Мазини с Хелен. Девушка предпочла бы руку Маттео, но старший итальянец не позволил двум молодым людям прогуливаться вместе. Маттео в новом тёплом кафтане шёл в одиночестве, а позади плёлся Юхан, получивший задание шпионить за ним. Поймав взгляд хозяина, Юхан движением бровей показал, что помнит о поручении и усердно его выполняет. Эрик вздохнул.
У ратуши они встретили Агнету с дочкой и служанкой, на руке которой висела объёмная плетёная корзина, прикрытая белой тканью. Линда взвизгнула и кинулась к Эрику, расталкивая прохожих. Он поймал её и вскинул над толпой, радуясь весёлому детскому смеху. Люди оборачивались на них и тоже улыбались. В городе судачили, что Линда родилась не от Гюнтера, а от Линдхольма, но мало кто на самом деле верил в эту сплетню. Длинный гюнтеровский нос с характерной горбинкой, коим мудрая природа наградила девочку, свидетельствовал о супружеской верности её матери.
Фрау Гюнтер обрадовалась, встретив барона с тётушкой Катариной. Так же сердечно она приветствовала обоих итальянцев. Её игривое настроение передалось всем. Они сбились в кружок, здороваясь и обсуждая последние новости, и совершенно перегородили проход. Агнета вызвала радостное оживление, предложив перекусить колбасками под шатром, раскинутым у стены ратуши.
Не без труда они выбрались из толчеи и устроились за уютным столом, который в знак уважения освободила для них менее знатная компания. Пока слуги носили кружки с пивом и дымящиеся колбаски на ломтях ржаного хлеба, Эрик заметил губернатора Стромберга в сопровождении супруги, управляющего и нескольких слуг. Паж Томас выглядывал из-за чужого плеча и по-прежнему строил глазки всем проходящим мужчинам, как будто не его пороли на прошлой неделе.
Вельможи шествовали по коридору, который открывался в людском море, словно по волшебству. Они едва смотрели по сторонам. Граф Карл Стромберг, высокий, элегантный мужчина лет сорока пяти с великолепной осанкой и тонким аристократическим лицом, вел под руку такую же высокую и худую жену. Оба были в скромных, почти траурных одеяниях. Единственное, что позволил себе граф, — тонкая полоска кружев на жабо, а у графини на шляпе покачивалось одинокое страусиное перо розового цвета. Эрика раздражала подчеркнутая простота графских одеяний. В купеческой среде люди не притворялись благочестивыми христианами больше, чем являлись ими на самом деле. Это всегда подкупало Эрика. Нижний город казался ему искреннее и смелее Верхнего.